Копинг стратегии. Копинг-стратегии: понятие и виды Откуда появился термин

Рис. 2

По данным исследования копинг-стратегий мы выявили, что у 10% испытуемых преобладает конфронтационный копинг, у 11,7% испытуемых - дистанцирование, 23,3% - самоконтроль, принятие ответственности преобладает у наименьшего числа испытуемых - 3,4%, у 30% испытуемых преобладает - бегство-избегание, 8,3% испытуемых - планирование решение проблемы и 13,3% испытуемых - положительная переоценка (Рис.2).

Наибольшее число испытуемых используют для совладания со стрессовыми ситуациями стратегию бегство-избегание. Такой выбор испытуемыми мы можем детерминировать следующими факторами. Эта копинг-стратегия характеризуется отрицанием проблемы или уходом с арены стрессовой ситуации. Люди, использующие данную стратегию совладания, пытаются отрицать любое наличие стрессоров, таким образом, отгораживаясь от угроз понижения самооценки и избегая новых неудач. Это позволяет им сохранять прежний уровень уверенности в себе и не вызывает никаких новых проблем, так как при такой стратегии не требуется никаких активных действий по устранению стрессоров, а следовательно не возникает никаких препятствий, которые могут пошатнуть внутренний мир человека. Так же для использования этой стратегии поведения в принципе не нужны затраты внутренних ресурсов организма, ведь все проблемы отрицаются.

Данная стратегия совладания является неадекватной и вызывает серьезные негативные последствия. Увеличивает дистресс и таким образом не только обостряет старые проблемы, но и порождает новые. Негативные последствия стратегии избегания особенно велики при наличии долгосрочных стрессоров. Надо, однако, заметить, что в случае краткосрочных стрессоров такая тактика поведения может оказаться эффективной. Она, вероятно, приемлема и в ситуации, когда нет никакой возможности для управления стрессором.

Также мы можем сказать, что выбор такой стратегии совладания как избегание, может быть обусловлена признаками темперамента: низкой предметной (то есть направленной на дело) активностью и высокой эмоциональностью, понимаемой как чувствительность к несовпадению ожидаемого и полученного результата (Русалов, 1990), а также с негативным отношением к себе и низким уро...

· Принятие ответственности - пункты: 5,19,22,42.
· Бегство-избегание - пункты: 7,12,25,31,38,41,46,47.
· Планирование решения проблемы - пункты: 1,20,30,39,40,43.
· Положительная переоценка - пункты: 15,18,23,28,29,45,48.

Интерпретация результатов

Описание субшкал

1. Конфронтационный копинг. Агрессивные усилия по изменению ситуации. Предполагает определенную степень враждебности и готовности к риску.
2. Дистанцирование. Когнитивные усилия отделиться от ситуации и уменьшить ее значимость.
3. Самоконтроль. Усилия по регулированию своих чувств и действий. Пункты:
4. Поиск социальной поддержки. Усилия в поиске информационной, действенной и эмоциональной поддержки.
5. Принятие ответственности. Признание своей роли в проблеме с сопутствующей темой попыток ее решения.
6. Бегство-избегание. Мысленное стремление и поведенческие усилия, направленные к бегству или избеганию проблемы.

7. Планирование решения проблемы. Произвольные проблемно-фокусированные усилия по изменению ситуации, включающие аналитический подход к проблеме.
8. Положительная переоценка. Усилия по созданию положительного значения с фокусированием на росте собственной личности. Включает также религиозное измерение.

Примеры использования (описание).

Фрагменты из книги: Зенгер Х. фон. Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. Том 2. - М.: Изд-во Эксмо, 2004.

А также фрагменты из книги А.И. Воеводина "Стратагемы - стратегии войны, манипуляции, обмана".

Коту хватает одной хитрости

«Случилось раз коту в лесу с госпожой лисой повстречаться. «Она умная и такая опытная, что ее все на свете уважают», - подумал кот и ласково к ней обратился: «Добрый день, милая госпожа лиса, как вам живется? Как справляетесь вы в наши трудные времена? Ведь дороговизна-то какая!»

Посмотрела лиса надменно на кота, смерила его с ног до головы и помедлила, не зная, стоит ли ему и отвечать. Наконец она сказала: «Ах ты, несчастный Мурлыка, дурень ты этакий, голодный ты мышелов, что это тебе в голову пришло, что ты осмеливаешься еще спрашивать, как мне живется? Чему ты учился? Какие науки прошел?»

«Я прошел только одну», - скромно ответил кот.

«А какая же это наука? - спросила лиса.

«Если за мной гонятся собаки, то я умею прыгнуть на дерево и спастись».

«Это и все? - сказала лиса. - А вот я на целую сотню искусств мастерица, да, кроме того, у меня полный мешок хитростей. Мне тебя жаль, пойдем-ка вместе со мной, и я тебя научу, как лучше от собак убегать».

А тут как раз на эту пору проходил охотник с четырьмя собаками. Кот быстро прыгнул на дерево и уселся на самой верхушке, а ветки и листья его укрыли.

«Развяжите ваш мешок, госпожа лиса, развяжите мешок!» - крикнул ей кот, но собаки ее уже схватили и крепко держали в зубах. «Эх, госпожа лиса! - воскликнул кот. - Вот вы со своею сотней искусств и попались! А могли б вы взобраться, как я, на дерево, не пришлось бы вам с жизнью своей проститься» (Сказка «Лиса и кот»: Гримм Я., Гримм В.).

В этой сказке, как и в басне Лафонтена «Лисица и кот», говорится, что бегство перевешивает все прочие сто хитростей - европейское подтверждение З6-й стратагемы!

Не заплативший по счету

В 30-е гг. XII в. служил некий Цзэн Цзысюань в управе на западе столицы. Пэн Юаньцай со своим племянником и слугой пришел навестить его. «Они разговаривали о положении на границе. Юаньцай со всем жаром убеждал, что офицеры на границе негодны. Поэтому необходимо привлечь ученых мужей вроде него. «Такие слова пришлись по нраву Цзэн Цзысюаню, - вспоминал племянник Юаньцая и продолжал: - После беседы Юаньцай отправился со мной вниз по реке к храму Благополучия державы. Мы завернули туда, поели фруктов и выпили чаю. Все прошло замечательно. После трапезы Юаньцай повелел своему слуге Ян Чжао расплатиться. Но тот сказал, что забыл взять деньги. Как тут быть? На лице Юаньцая отразилось крайнее замешательство.

Я стал подтрунивать над ним: «Какую нынче военную хитрость ты преподнесешь?» Долго Юаньцай теребил бороду. Глядя на меня, он затем приблизился к задней двери и вышел, но с таким видом, будто [хочет справить нужду и] скоро вернется. Я последовал за ним. И тут он побежал, держа в одной руке шапку, а в другой - накидку. Похоже, он решил дать деру.

Я закричал ему вслед, что за ним гонится его смиренный раб, а не хозяин. Я бежал за ним до храма Трех владык. Лишь там Юаньцай отважился оглянуться. Задыхаясь, он остановился. Его лицо было белым, как полотно. Он сказал: «Когда плеткой бьешь тигра по голове и теребишь ему подбородок, неминуемо окажешься в его пасти». Приводя такое сравнение, он, очевидно, имел в виду неоплаченный счет. Я опять пошутил: «А как твой поступок величать с точки зрения военного искусства?» Юаньцай ответил: «Из 36 стратагем лучшая - бегство».

Шутливо-стратагемная история иронизирует по поводу тех интеллектуалов, которые, как указано в начале рассказа, хоть отзываются надменно о якобы неспособных военных, но сами пользуются военным искусством на сугубо гражданском поприще. Сам рассказ приводится в «Ночных разговорах в холодном кабинете» буддийского монаха Хуэйхуна, племянника Пэн Юаньцая.

Прыжок в последнюю минуту

В футбольном клубе Барселона желали видеть в воротах Витора Байю, вратаря португальской сборной. Однако выдвинутые им требования оплаты были слишком высокими. И тогда испанцы предпочли голкипера немецкой сборной Андреаса Кепке и подписали с ним соответствующее соглашение. Кепке уже считал себя вратарем Барселоны.

Но тут спешно вмешался президент команды Порто, где играл Байя. Оказывается, через год Байя покидает Порто без всякой компенсации. К тому времени ему уже была найдена замена. И тогда Барселона быстро сумела договориться с Порто и Байей. В последнюю минуту 5 июля 1996 г. каталонцы отказали в соответствии с пунктом контракта Андреасу Кепке, которого просто использовали как козырную карту в переговорах с Байей.

Андреас Кепке, которому были неведомы тайны скрывающейся за оговоренным в контракте пункте стратагемой 36, воспринял происшедшее с ним так: «Я просто огорошен... до сих пор не могу прийти в себя» (Бильд. Гамбург, 6.07.1996, с. 8).

Убежать с равнины на холмы

В деловой жизни бегство может заключать в себе исключительно положительное содержание, открывая новые возможности для маневра.

Так, если на рынке А сбыт собственной продукции достиг своего предела или стал падать, не покидая рынок Л, можно перенести центр тяжести в своей деятельности на рынок В и достичь там ошеломляющего сбыта. Образно говоря, убегаем с рынка А и завоевываем новый рынок В.

Весьма успешное открытие филиала «Макдоналдса» на южном конце центральной пекинской улицы Ванфуцзин исследователь стратагем Юй Сюэбинь объясняет с точки зрения стратагемы 36. Он приводит пословицу «Хочешь разбогатеть, ступай в мир» («сян фацай, цзоучулай»), ибо «диковинка - всегда драгоценность». Подобно тому, как Макдоналдс своими закусочными, бывшими в новинку для Китая, смог существенно поправить свои дела, застопорившиеся в США, так и китайцы на китайских ресторанах зачастую зарабатывают больше на Западе, чем в самом Китае.

Другой вариант коммерческого бегства состоит в своевременном отклике на запросы рынка и отказе от пока еще востребованного, но выходящего в недалеком будущем из употребления товара и замене его на новый. Так, один завод в городе Цинхуандао до 1988 г. производил пользовавшееся большим спросом пивоваренное оборудование, но затем, после изучения состояния рынка, выяснилось, что время бурного роста пивоваренных предприятий в Китае подходит к концу. И тогда завод отказался от хорошо налаженного производства пивоваренного оборудования, заказав за границей самую передовую технологию по производству установок по переработке табака. Завод полностью переключился на этот новый товар, сменив даже название. В отличие от производителей пивоваренного оборудования «Завод по производству табачного оборудования» не потерпел никаких убытков.

Харро фон Зенгер, "Стратагемы"

Пример из Великой отечественной войны

В 1941 году немецкие войска, входившие в состав группы армий "Юг", создали реальную угрозу окружения войск Юго-Западного фронта. Исходя из сложившейся ситуации, Начальник Генерального штаба Георгий Константинович Жуков потребовал сдачи Киева. Это решение отдавало город, но сохраняло войска.

В сентябре 1941 года немецкие войска прорвали фронт северо-восточнее и юго-западнее Киева. В окружение попали четыре армии Юго-Западного фронта. Пробиться на восток удалось небольшому количеству окруженных войск.

В результате окружения под Киевом в кольце, по версии советских исторических источников, оказалось более 450 тысяч советских солдат. Если верить немецким источникам, в результате киевской операции вермахт взял в плен от 600 тысяч до двух миллионов красноармейцев.

А.И. Воеводин, "Стратагемы - стратегии войны, манипуляции, обмана"

Ежедневно человеку приходится сталкиваться с различными стрессовыми ситуациями. От этого никуда не деться, но можно научиться справляться с этим состоянием и уменьшать его негативные последствия. Каждый субъект использует разные копинг механизмы, которые присущи именно его характеру и темпераменту.

Борьба со стрессом

К огромному сожалению, детей этому не учат в школах. Именно по этой причине в мире столько людей с хроническим стрессом, который со временем перерастает в психическое расстройство или депрессию. Наш собственный организм на подсознательном уровне стремится побороть стресс, нужно всего лишь ему помочь. Помогает справиться совладающее поведение и с негативными последствиями стресса.

Понятие стресса

Чтобы понять, как работают копинг стратегии, нужно разобраться в том, что им предшествует. В жизни человек сталкивается с множеством стрессоров, но не все они наносят вред его психофизическому состоянию. Различают два типа стресса:

эустресс – положительный стресс, вызванный счастливыми событиями и радостью;
дистресс – отрицательный стресс, вызванный потерей, переживаниями, эмоциональным или физическим истощением.

В современном обществе принято избегать стресса или игнорировать его проявления, но такие действия обязательно приведут к ухудшению психофизического состояния индивида. Наслаивание проблем вызывает хронический стресс, который влияет на работу внутренних органов и систем.

В то время, когда человек испытывает влияние дистресса, его организм старается как можно быстрее от него избавиться. Именно так в психологии появился термин копинг стратегий. Методики совладания со стрессором описаны в работах многих психологов.

Копинг стратегии

Каждый человек переживает стрессовую ситуацию по-своему. Выбор копингового поведения в полной мере зависит от характера и темперамента субъекта, а также от среды его проживания и уровня воспитания. Совокупность всех этих критериев формирует в человеке некоторый уровень стрессоустойчивости. Её можно развивать и моделировать.

Если человек самостоятельно не может справится с воздействием стрессоров и его жизнестойкость слишком мала, то стоит обратиться за помощью к психологу или психотерапевту. Специалист поможет определить модель копингового поведения и при необходимости её скорректировать.

Классификация копинг стратегий

Реакция на стресс это своего рода психологическая защита, а копинг стратегия определяет, какой именно будет эта реакция. Существует много различных классификаций, но самой оптимальной является классификация Г. Селье.

Он разделил копинговое поведение на такие группы:

эмоционально-фокусированное – регулирование реакции на стрессор, снижение её эмоциональности;
проблемно-фокусированное – исправление ситуации или события, которые стало причиной эмоционального возбуждения;
когнитивное – изменение своего отношения к ситуации, подмена стереотипов.

Копинг стратегия

Каждый из них эффективен по-своему в разных ситуациях. Если человеку угрожает реальная физическая опасность, в большинстве случаев он переходит к активным действиям для устранения раздражителя.

Основные группы копинг стратегий

Другими учёными Р. Лазарусом и С. Фолкманом копинговое поведение субъектов было поделено на 8 основных групп. Они были объединены по принципу реакции на стресс.

Каждая стратегия имеет свои особенности:

Аналитический подход позволяет обдумать проблему и найти пути её решения. Такой метод чаще всего заканчивается на этапе размышлений, редко перерастая в более активную копинг стратегию.
Конфронтационный копинг подразумевает агрессивную реакцию на происходящее, конфликт. Не является рациональным подходом к решению проблемы, наоборот, может ее усугубить. К конфронтации чаще всего сводятся стратегии подростков.
Восприятие своей ответственности несёт в себе чёткое понимание своей вины или какой-то роли в развитии стрессовой ситуации.
Контроль над эмоциями. Достаточно разрушительная стратегия поведения, т.к. накапливаемый внутри человека негатив отрицательно сказывается на его психофизическом состоянии.
Оптимизм – положительная оценка любому событию в жизни субъекта. Такая поведенческая реакция способна снизить давление, образовавшееся в результате стресса.
Поиск поддержки. Помощь близких или даже малознакомых людей играет огромную роль в борьбе со стрессорами.
Отдаление от причины стресса. Эта стратегия мало поможет в избавлении от стресса, но позволит на некоторое время успокоиться и подумать о дальнейших действиях. Паллиативный метод выхода из стресса не эффективен в опасных ситуациях, которые несут угрозу жизни или здоровью субъекта.
Бегство от стрессора тоже малоэффективно. Часто причина стрессового состояния кроется в самом человеке, и совладание с ним возможно только в его собственном подсознании.

Как будет развиваться реакция субъекта, во многом зависит от него самого. Также важна ситуация. Она может быть привычна для человека или же совсем неожиданна.

Активный и пассивный копинг

Все группы и стили копинга психологами принято делить на активную его форму и пассивную. Такая классификация имеет довольно обобщённые границы, но из неё можно понять, как именно настроен человек и что он обычно делает в стрессовой ситуации.

Активными стратегиями являются попытки поиска решения проблемы. Субъект совершает какие-либо действия для устранения стрессора, либо же для уменьшения его влияния. Также в эту группу входит изменение своего личного отношения к проблеме, если она не несёт реальной угрозы для жизни и здоровья человека.

В процессе пассивного копинга много сил расходуется на подмену понятий. Субъект старается игнорировать стрессор, что иногда бывает эффективным, но на недолгое время. Также наблюдается отстранение от внешнего мира и уход в себя. Пассивный копинг малоэффективен, если человек сталкивается с реальной угрозой.

Выгорание как механизм копинга

Стресс проникает в каждую сферу человеческой жизни, в том числе и профессиональную. На сотрудника во время рабочего процесса возложена определенная ответственность, поэтому стратегия бегства от стрессора не может быть применена. Для таких случаев существует термин «профессиональное выгорание».

Профессиональное выгорание

Роль выгорания заключается в контроле переутомления организма от работы. Эти не что иное, как проявление дистресса. Данное понятие можно рассмотреть на примере отношения сотрудников служб УИС (уголовно-исполнительной системы) к их работе, связанной с рисками и опасностью. Многие из них испытывают синдром выгорания уже на 3-4 год службы. Такое в психологии встречается довольно часто и в других профессиональных сферах.

Взаимосвязь соотношения стрессоустойчивости и рода деятельности всегда прямо пропорциональна. Чем больше стрессоров связано с рабочим местом, тем быстрее настанет этап выгорания. В спортивной деятельности выгорание может случиться из-за травмы и невозможности продолжать движение вперёд.

Факторы, влияющие на копинговое выгорание:

стаж работы;
уровень образования;
длина рабочего дня и рабочей недели;
привязанность к коллективу;
заработная плата;
менеджмент управления организацией и его уровень;
условия труда;
пол и возраст сотрудника и т.д.

В процессе перегорания субъект испытывает три его стадии. Они плавно сменяют друг друга и в конечном итоге приводят к хроническому дистрессу. Вначале возникает тревожное состояние. Оно формируется во время эмоционального напряжения, нездоровых отношений в коллективе и т.д. После человек переходит в состояние резистенции, а точнее избегает причин своего стресса. Это может быть сверхурочная работа или негатив со стороны другого сотрудника и т.д. Последним этапом является эмоциональное или физическое отношение. В это время у сотрудника снижается производительность, а сам он становится нервным и агрессивным.

Чем больше давления оказывается на человека, тем скорее снизится его трудоспособность и само желание работать. Помимо прочего люди с цинизмом реагируют на всё, что связано с их родом деятельности. Нередко от профессионального выгорания страдает и семья.

Стратегии копинга у детей и подростков

Детская психика значительно отличается от взрослой. Её высокая подвижность обусловлена несовершенством нервной системы. Особенно сильному стрессу подвергаются дети, сменяющие домашнюю обстановку на детский сад. Также стоит отметить и дистресс, который испытывают школьники и студенты. Ежедневная борьба с его проявлениями, вынуждает субъекта формировать собственные механизмы борьбы со стрессорами.

Ребенок не хочет в садик

Дети до 10 лет ищут спасение в лице матери и отца, а также других близких родственников. Со временем ребёнок отдаляется от родителей и справляется со стрессом при поддержке друзей. В более зрелом возрасте субъект предпочитает самостоятельно бороться со своим стрессом.

Формирование копинг стратегий

Техники копинга, конструктивные способы совладания и их роль в жизни человека описывается многими психологами. Ими была замечена взаимосвязь между возрастом, полом, социальным статусом субъекта и его копинговым поведением.

Семейный копинг очень важен, ведь именно в детстве закладывается модель поведения. Во взрослом возрасте он просто копирует копинг стратегию, которой придерживались его родители. Именно по этой причине необходимо на собственном примере показывать детям принципы совладания со стрессом и пути выхода из опасной ситуации.

Гендерные различия в копинг стратегиях также часто упоминаются в работах психологов. В данном случае это субъективный взгляд на происходящее. В эру эмансипации трудно разделить совладающее поведение на женское и мужское, но в силу особенностей работы долей мозга женщинам присущ пассивный копинг, а мужчинам активный.

Ресурсы копинга

Чтобы понять, как именно субъект выбирает стратегию в той или иной ситуации, достаточно понимать поведенческие стили, сформированные из нескольких стратегий. Во время стресса человек использует самую подходящую стратегию, выбор происходит на подсознательном уровне.

Механизмы копинга основываются на следующих ресурсах:

эмпатия – способность принимать иную точку зрение и находить с её помощью новые пути выхода из стресса (часто применима для детского возраста);
Я-концепция – уверенность в себе и своих силах;
аффилиация – уровень социальных потребностей индивида;
локус контроля – способность адекватно расценивать своё влияние на причину стресса;
конгитивные ресурсы – умственные ресурсы человека, уровень его образованности и воспитанности.

Каждый из этих ресурсов в общей сложности определяет модель поведения человека в стрессовой ситуации.

В процессе развития и становления личности стратегии копинга могут значительно меняться.

Последствия пассивных стратегий копинга

Человека, зажатого жизненными обстоятельствами, легко рассмотреть в толпе. За него говорит его внешний вид. Здоровая осанка остаётся в прошлом, а на смену ей приходит сутулость и опущенные плечи. Дистресс влияет не только на осанку, но и на работу внутренних органов и систем. Также стресс находит своё отражение и в психическом состоянии субъекта.

Если человек постоянно использует лишь пассивные стратегии копинга и просто уходит от проблем, не решая их, стресс обязательно вернётся. Перенос своего внимания на другие события в жизни субъекта также способствут накоплению эмоционального напряжения. Хронический стресс способен сильно нарушить работоспособность организма.

Заключение

Благодаря тому, что психология уже много лет изучает стратегии копинга и механизмы их осуществления, людям становится проще справляться со стрессом. Если субъект не может самостоятельно разрешить эту проблему, на помощь к нему готовы прийти специалисты. Работа с психологом, ориентированная на коррекцию стратегий совладания, помогает субъекту проще жить и безболезненно менять жизненный строй.

В природе каждого человека заложены базисные стратегии, которые тесно переплетены с инстинктом самосохранения и безусловными рефлексами. Такие поведенческие стратегии довольно трудно исправить, ведь они оттачивались десятилетиями и плотно засели в подсознании человека. Именно по этой причине рекомендуется с самого детства учить детей правильно выходить из стрессовой ситуации.

Бегство
Если нападает более сильный противник, и неминуемо будет или поражение или потеря значительных ресурсов, то лучше спасаться бегством. "Бегство - лучшая стратегия", - старое китайское изречение. Жестокое сражение часто выглядит как глупость, если можно было спастись бегством. Если на одного безоружного нападают трое с ножами, тогда лучше бежать. Жизнь сложнее, чем банальная драка. А если человека собираются показательно наказать на самом главном совещании и сделать крайним за чужую вину- наверное, стоит взять больничный. Муж пьяный бушует, машет кулаками - лучше запереться в комнате или уйти к маме. Организацию хочет поглотить гораздо более крупная компания - лучше закрыться и открыться вновь в другом месте под другим именем. Если нападает явно превосходящий противник- бежать и ещё раз бежать. Вовремя организованное бегство поражением не считается.

Эта не так проста, как кажется. На самом деле она сложна и полна каверз. Если убегать от противника, от которого можно отбиться, то можно проиграть и следующие сражения. Создавая комфортное прекрасное будущее, стоит подумать, от кого в этой жизни бежать, а от кого отбиваться, и даже на кого наступать и с кем дружить. Ну, об этом попозже.

А сейчас, случай из жизни. Пётр пришёл домой пьяный, матерился, сломал табуретку. Его жена Маша обратила внимание, что на ногах муж держится плохо. Она схватила две большие подушки и стала сбивать ими Петра с ног. Так она загнала его в ванну и закрыла там до утра. На следующий день Петру было стыдно перед Машей не только за своё поведение, но и за тот позор, когда его пьяного подушками загнали в ванну. Он дал себе слово больше так не напиваться, а слово он держит.

Жора тоже решил дома покричать. Он боялся реакции жены, но она быстро сбежала к маме. У Жоры наступило время, гуляй - не хочу. Кстати, мириться жена прибежала первая. Потом, когда надоедала жена, и хотелось больше свободы, Жора устраивал скандал. Его жене наскучило бегать к маме и она пошла к психологу. Разобрав ситуацию. она осознала свою ошибку, поменяла тактику и стала давать решительный отпор. Георгий теперь жену уважает и скандалить боится. Это хороший пример того, что использовать тактику бегства надо далеко не всегда.

Весь смысл использования этой тактики заключается в том, чтобы суметь верно определить соотношение сил. В бизнесе очень часто плохо не то, что какая-то организация делает неверный ход, а то, что после того, как стало понятно, что ход неверный, или соотношение сил изменилось, она продолжает оставаться на проигрышном поле.
Часто для того чтобы сохранить хороший проект, надо выбросить из него отдельные вполне жизнеспособные, но тормозящие весь проект, части, переориентировать его на других клиентов, отказаться от старых поставщиков.
Искусство своевременного бегства, как и искусство расставания с ненужными вещами, планами, связями, не считается почётным. Однако именно это искусство делает людей дела победителями в сложной и запутанной обстановке.
Итак, бежать или отбросить лишнее лучше тогда, когда силы не равны и положение действительно очень серьёзное. Если нападает соизмеримый по силам противник, у хозяина есть преимущество, он на своём месте, здесь бежать нельзя. Кстати бежать нельзя, если нападения превосходящего противника следуют регулярно, тогда стоит применять другие тактики.

Убегаешь, отбрось хвост
Если на улице нападают с ножом - лучше бросить грабителю кошелёк. Конечно, крупные деньги лучше хранить не в кошельке, в другом месте. Начальнику нужны постоянные отчёты- можно написать единую форму, менять только даты и цифры. Ревизия всерьёз ищет недостатки- хорошо подкинуть ей документы, грозящие только небольшими штрафами.
Можно признатьс, что это старинная китайская тактика - убегая, отбрасывай хвост. Что главное в хвосте, который отбрасывает ящерица - то, что он шевелится и напоминает саму ящерицу. Что главное в этой тактике - дать пустышку, напоминающую ценность. Слегка поломавшись, можно уступить настойчивым конкурентам не такой уж нужный объект. Когда, станет ясно, что объект не имеет ожидавшейся цены, или конкурент разорится, или соотношение сил поменяется.
Кстати о ящерице. Она отращивает хвост всю жизнь, чтобы потом при необходимости отбросить. Умное животное. Наверное, любому бизнесмену организующему своё дело, надо сооружать такой "хвост", а ещё лучше 2-3 "хвоста". Т. е. нечто такое, что вроде бы имеет ценность, но от чего в случае опасности можно избавиться. Тактика ящерицы помогает выжить неокрепшему бизнесу.
Если иметь ценность, то лучше иметь и фантом ценности для экстремальных случаев.

ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И МЕТОДОЛОГИИ

ЗОМИЯ: УСПЕШНЫЕ СТРАТЕГИИ БЕГСТВА ОТ ГОСУДАРСТВА* (1)

Дж. Скотт

Факультет/Программа аграрных исследований Йельский университет 208209, Нью-Хейвен, Коннектикут 06520-8209, США

Данная публикация представляет собой сокращенный перевод (2) первой главы книги Джеймса Скотта «The Art of Not Being Governed: An Anarchist History of Upland Southeast Asia» - «Искусство неуправляемой жизни: анархистская история высокогорий Юго-Восточной Азии» (New Haven and London: Yale University Press, 2009), вышедшей в серии «Yale Agrarian Studies». Она продолжает линию рассуждений, начатую Скоттом в работе «Благими намерениями государства: почему и как проваливались проекты улучшения условий человеческой жизни»: центральная задача государства - контроль территорий и граждан, поэтому мобильные, самоуправляемые сообщества претят идее государственного строительства. Скотт предлагает иначе взглянуть на привычную нам историю человечества (фокусирующуюся исключительно на государственных институциях во всевозможных форматах), взяв в качестве примера Юго-Восточную Азию и проводя массу исторических и страновых аналогий.

Ключевые слова: Зомия, бегство от государства, цивилизация, варварство, оседлый образ жизни, самоуправляющиеся сообщества.

На всем протяжении человеческой истории начиная с аграрных «цивилизаций» противостояние государственной экспансии и самоуправляемых сообществ мало заботило ученых. Но если мы немного отклонимся от общепринятых моделей и используем более оптически сильные, чем пара «государство-цивилизация», исторические линзы, то удивимся, насколько оно повсеместно и как стремительно развивалось. Homo Sapiens появился примерно 200 тысяч лет назад и около 50 тысяч лет назад заселил Юго-Восточную Азию, где первые поселения возникли в первом тысячелетии до нашей эры как небольшое затемнение на историческом ландшафте - локальное и почти незаметное. Незадолго до нашей эры, которая охватывает не более одного процента человеческой истории, здешний социальный пейзаж состоял из очень небольших автономных родов, которые изредка

* Перевод с английского кандидата социологических наук доцента И.В. Троцук.

объединялись для совместной охоты, праздников, сражений, торговли и мирных переговоров. Ничего похожего на государство здесь не существовало, и жизнь без него считалась нормальным состоянием человека.

Только современное государство в своих колониальных и суверенных воплощениях обрело ресурсы для реализации того проекта управления, который прежде лишь в мечтах являлся его доколониальным предшественникам, - подчинение безгосударственных территорий и народов. По сути, это последнее великое огораживание в Юго-Восточной Азии, которое последовательно - пусть и очень грубо, неуклюже и с постоянными откатами назад - проводилось на протяжении двадцатого столетия. Все правительства - колониальные и независимые, коммунистические и неолиберальные, популистские и авторитарные - стремились к его завершению. Навязчивая идея огораживания приводила к разным, но всегда негативным результатам, видимо, потому, что любые проекты административной, экономической и культурной стандартизации по определению не вписываются в модель современного государства. По логике государства подобное огораживание - попытка интеграции людей, территорий и ресурсов периферийных районов для повышения их рентабельности, т.е. превращения в подотчетные источники валового национального продукта и экспортной торговли. Но жители периферий всегда были экономически связаны с центральными территориями и мировой торговлей: часто именно они производили наиболее ценные для нее товары. Тем не менее, попытки инкорпорировать их в экономику центра гордо именовались развитием, прогрессом, искоренением неграмотности и социальной интеграцией, хотя на деле целью государства было не повышение производительности периферий, а гарантии, что экономическая деятельность здесь законодательно отрегулирована, обложена налогами, статистически учтена и предполагает процедуру конфискации; если она этим критериям соответствовать не могла, то замещалась удобными государству экономическими формами. Везде, где возможно, государство принуждало кочевых, подсечно-огневых земледельцев к оседлому образу жизни в деревнях; пыталось заменить общую собственность на землю иными институциональными формами, чаще - частной собственностью; национализировало леса и залежи полезных ископаемых; вытесняло монокультурными аграрными производствами прежние поликультурные натуральные хозяйства.

Оригинальность и революционный характер этого грандиозного огораживания станут очевидны, если мы расширим его временные рамки. Исторически первые государства Китая и Египта, Индия в конце правления Шандра Гупты, Древние Греция и Рим с демографической точки зрения были очень скромны: они занимали крохотную часть мирового ландшафта, укладываясь в пределы статистической погрешности при оценке общей численности населения Земли. Роль Юго-Восточной Азии, где первые государства возникли только в середине нашего тысячелетия, в истории ничтожна и явно переоценена в учебниках. Маленькие городишки, обнесенные стенами и рвами с водой, окруженные несколькими деревеньками, эти крошечные оплоты социальной иерархии и политической власти были крайне нестабильны и географически изолированы. Для человека, не испы-

тывающего восторга перед руинами и историческими вехами государственного строительства, это пространство выглядит как сплошная периферия без каких-либо центров - большая часть населения и территорий прекрасно существовали без них. Эти крохотные государственные образования обладали единственным стратегическим и военным преимуществом - концентрировали человеческие и пищевые ресурсы (по банальной причине ирригационного выращивания риса). Как новая политическая форма они объединяли ранее живших вне государственных институций людей: одних привлекали возможности торговли, обогащения и социально-статусного роста при дворах правителей; другие, и таких было большинство, были пленниками и рабами, захваченными в битвах или купленными на невольничьих рынках. «Варварская» периферия питала государства в двух отношениях: во-первых, она поставляла сотни товаров, необходимых для процветания этих игрушечных городов; во-вторых, здесь шла бойкая торговля пленниками - основной рабочей силой государства в то время. Мы точно знаем, что большая часть жителей Древнего Египта, Греции, Рима, первых государств кхмеров, тайцев, бирманцев были рабами, пленниками и их потомками.

Огромное неконтролируемое пространство вокруг микроскопических государств представляло для них постоянную угрозу. Здесь жили кочевые народы, которые занимались то собирательством, то животноводством, то охотой, то подсеч-но-огневым земледелием, то рыболовством и отрицали государственный контроль. Изменчивость их жизненных практик означала, что аграрное государство, базирующееся на оседлом образе жизни, с финансовой точки зрения на эти не подчиняющиеся ему территории рассчитывать не могло. Пока их жители сами не изъявляли желания торговать, их товары были никому недоступны, в том числе потому, что первые государства практически всегда возникали в долинах, а многочисленные безгосударственные группы жили в географически труднодоступных районах - гористых, болотистых, засушливых или пустынных. Даже если их товары признавались высококачественными, рассеяние кочевых народов и трудность транспортировки сводили на нет экономическую выгоду: центр и периферия по своему расположению должны были стать торговыми партнерами, но вести торговлю было невозможно, поэтому она обрела форму редких добровольных обменов. Для государственной элиты периферия, воспринимаемая как полчища «варварских племен», также представляла угрозу. Редко, но очень запоминающеся (вспомним монголов, гуннов, османов) вооруженные кочевники сметали государства и правителей. Безгосударственные племена часто нападали на поселения землепашцев, иногда облагая их данью по примеру государства, которому оседлый образ жизни был нужен для «облегчения сбора податей». Но основной и постоянной причиной угрозы со стороны неуправляемой периферии было искушение возможностью иной, чем в государстве, жизни. Основатели первых государств отнимали у земледельцев пахотные земли, предлагая им либо стать гражданами, либо убираться. Выбравшие второй вариант стали первыми политическими беженцами, примкнув к группам, оставшимся вне сферы влияния государства. Когда бы оно ни расширяло свои границы, жители прежде периферийных районов оказывались перед той же дилеммой.

Когда государство проникает повсюду и кажется неизбежным, легко забыть, что на протяжении большей части человеческой истории жизнь внутри государства, за его пределами или же в некоторой буферной зоне была предметом выбора, который можно было изменить. Процветающие мирные государства привлекали все больше людей, находящих в них массу преимуществ, - таков доминирующий цивилизационный нарратив, в соответствии с которым дикие варвары, зачарованные величием справедливых царств, становились их гражданами. Но этот нарратив упускает из вида два важных факта: во-первых, множество, если не большинство, жителей первых государств были не свободны, а закабалены; во-вторых, граждане имели привычку сбегать из городов. Жизнь в городе означала налоги, воинскую повинность, барщину, а зачастую и сервитут - это основа государства и его военной мощи. Когда груз этих обязательств оказывался чрезмерным, люди сбегали на периферию или в другое государство. Часто случались голодные годы и эпидемии; первые государства были военными машинами, проливающими реки крови своих граждан, которые потому и стремились избежать воинской повинности, военных набегов и разорений. Вот почему государства выдавливали населения не меньше, чем поглощали, а в случае войн, засух, эпидемий или мятежей - просто изрыгали его. Государство - не что-то раз и навсегда созданное: археологические находки на месте прежних столиц, которые быстро расцвели и в мгновение ока были сметены с лица земли войнами, эпидемиями, голодом или стихийными бедствиями, говорят о длительных периодах создания и распада государств, а не об их вневременной устойчивости. Люди жили то в государствах, то без них, причем «безгосударственность» была цикличной и обратимой .

Чередование периодов строительства и разрушения государств привело к формированию периферии, которая состояла в основном из кочевников. Эта «осколочная территория», где волей-неволей объединились осколки государственного строительства и политического соперничества, постепенно превратилась в зону смешения этносов и языков. Расширение и развал государств пополняли ее беженцами, которые искали здесь безопасный приют и новую жизнь. Большая часть горных массивов Юго-Восточной Азии - именно такая «осколочная зона». Подобные зоны возникали везде, где экспансия государств, империй, работорговли, войн наряду с природными катаклизмами вынуждали людей искать убежища в труднодоступных районах: на Амазонке, в высокогорьях Латинской Америки и Африки, на Балканах и Кавказе. Отличительные черты всех «осколочных зон» - географическая труднодоступность и многообразие языков и культур.

Такая трактовка периферии резко контрастирует с официальными версиями цивилизационного развития, в соответствии с которыми отсталые и наивные варварские племена постепенно входили в состав развитых, более совершенных в культурном отношении, процветающих государств. В действительности же многие «варвары» предпочитали от государства дистанцироваться - это обстоятельство вносит в прежнюю благостную историческую картину новый компонент политического действия. Большинство жителей периферии сознательно здесь посе-

лились, а потому их нельзя считать реликтами канувших в лету социальных формаций. Повседневное существование, социальная организация, территориальное расселение и многие элементы культуры периферий далеки от архаических и целенаправленно спроектированы, чтобы предотвращать поглощение близлежащими государствами и формирование аналогичных им структур власти. «Избегание» и «предотвращение» пронизывают все жизненные практики и идеологию периферии, являясь «эффектом государства», поэтому жители периферии - «сознательные варвары»: они ведут взаимовыгодную торговлю с городами, старательно избегая их политического влияния.

Если мы признаем, что «варварство» - не остаточное явление, а сознательный выбор места и образа жизни, социальной структуры для сохранения независимости, то общепринятая версия эволюции человеческой цивилизации разбивается вдребезги. Ее временная периодизация - от собирательства к подсечно-огневому земледелию (или скотоводству), далее к оседлому и ирригационному земледелию; параллельно - от кочевничества к небольшим расчищенным в лесах пашням, затем к деревушкам, селам, городам и столичным центрам - подкрепляет чувство превосходства равнинных государств. Но что, если каждая из этих гипотетических «стадий» на самом деле - особый тип противостояния государству? И народы сознательно выбирают «примитивные» формы социальности, чтобы держать государство от себя на почтительном расстоянии? Тогда цивилизационный дискурс равнинных государств и многих историков - не что иное, как самонадеянное увязывание государственности с цивилизованностью и безосновательное объявление безгосударственных народностей примитивными. Почти все характеристики, с помощью которых стигматизируется население периферий - территориальная мобильность, подсечно-огневое земледелие, подвижная социальная структура, неортодоксальность, эгалитаризм и даже отсутствие письменности, - не говорят об их примитивности и цивилизационной отсталости. В длительной исторической перспективе это способы избегания «захвата» государством или же его формирования, т.е. политический выбор безгосударственных людей в мире государств, которые одновременно и очаровывают, и пугают.

Жителей периферии было сложно втянуть в четко регламентированные денежные отношения наемного труда и оседлого земледелия. В этом смысле «цивилизация» их не привлекала: они могли пользоваться всеми преимуществами торговли без рутины, субординации и ограничений, налагаемых на граждан. Масштабы сопротивления государству обусловили золотой век рабства на побережьях Атлантического и Индийского океанов в Юго-Восточной Азии : местное население массово сгонялось с территорий, где его труд объявлялся незаконным или бесполезным, и перевозилось в колонии и на плантации, чтобы возделывать наиболее доходные для землевладельцев и государственной казны культуры (чай, хлопок, сахар, кофе и др.) . Первым шагом в процессе огораживания стало закабаление - насильственный захват и вывоз населения с безгосударственных территорий, где люди в большинстве своем вели независимую (и счастливую!) жизнь, туда, где государству был нужен их труд. Заключительные этапы огоражи-

вания, пришедшиеся в Европе на XIX в., а в Юго-Восточной Азии - на конец XX в., знаменуют настолько радикальное изменение отношений государств со своими перифериями, что фактически выпадают из нашей схемы. В этот период «огораживание» - это не перемещение безгосударственных людей на подконтрольные территории, а колонизация периферии - превращение ее в управляемую, экономически доходную зону. Внутренняя, зачастую не осознаваемая, логика огораживания - окончательное избавление от безгосударственных пространств. Этот поистине имперский проект стал возможен только благодаря современным технологиям, сокращающим расстояния (всепогодные дороги, мосты, железнодорожное и авиасообщение, современное оружие, телеграф, телефон, информационные технологии и пр.), говорить о которых в Юго-Восточной Азии даже после 1950 г. бессмысленно...

Национальное государство как, по сути, единственно возможный вариант суверенитета в двадцатом столетии воспринимается крайне враждебно безгосударственными народами. В этой модели государственная власть - монополия на применение насилия, которая простирается на всю территорию страны; за ее границами аналогичным правом обладает соседнее суверенное государство. Сегодня в принципе исчезли большие, никем не контролируемые или раздираемые противоречиями нескольких слабых держав территории и народы, не относимые ни к чьей юрисдикции. Национальные государства стремились к этому, затрачивая все имеющиеся ресурсы: создавая военизированные пограничные посты, перемещая лояльное население ближе к границам и замещая им «нелояльное», развивая на приграничных территориях оседлое земледелие и транспортное сообщение, ведя миграционный учет. Они осознали, что прежде игнорировавшиеся и считавшиеся бесполезными земли, куда вытеснялись безгосударственные народы, необходимы развитой капиталистической экономике, поскольку богаты природными ресурсами - нефтью, железной рудой, медью, свинцом, ураном, углем, бокситами, сырьем для аэрокосмической и электронно-технической индустрий, гидроэлектростанций, биоресурсами и заповедными зонами. Районы, ранее привлекавшие лишь золотоискателей и работорговцев, переживают новый виток поистине золотой лихорадки благодаря навязчивому желанию государств жестко контролировать свою территорию вплоть до самых отдаленных границ и всех ее жителей.

Этот контроль невозможен без соответствующей культурной политики. В основном периферия вдоль государственных границ материковой Юго-Восточной Азии населена людьми, по своим языковым и культурным практикам резко отличающимися от жителей центральных регионов, что, по мнению государств, порождает хаос множественных идентичностей, очаги политического протеста и сепаратизма. Слабые государства разрешали, вернее, терпели определенный уровень автономии, если у них не было иного выбора. Если же они обладали достаточными ресурсами, то пытались контролировать периферию, стимулируя или требуя ее лингвистического, культурного и религиозного выравнивания с основным населением страны, например, в Таиланде народность лаху вынуждали говорить на тайском, получать образование, принимать буддизм и быть лояльной монархии. Па-

раллельно проводилась политика демографического поглощения: в ситуации недостатка земли люди с равнин перемещались в горы, где воссоздавали привычные для себя формы поселений и земледелия и со временем начинали демографически доминировать над рассеянными и малочисленными местными жителями ... Целью внутренней колонизации было последовательное и широкомасштабное искоренение местного многообразия языков, народностей, практик хозяйствования, форм земельной собственности, видов охоты, собирательства и лесничества, религиозных верований и т.д. Принудительное сближение периферии с центром государство считало прогрессом и развитием цивилизации через распространение лингвистических, хозяйственных и религиозных практик доминирующей этнической группы (ханьцев, кинхов, бирманцев, тайцев) (3).

Постоянные перемещения между равнинами и горами, их причины, особенности и последствия - вот предмет моего рассмотрения. Ведь многие жители городов - это «экс-горные» обитатели, а жители гор - «экс-равнинные»: смена местожительства не исключала возможности возврата. В одних обстоятельствах народы дистанцировались от государства, в других - желали (или насильственно принуждались) стать его гражданами, чтобы через несколько столетий вновь выскользнуть из лап государства по причине его развала или собственного бегства. Подобные территориально-статусные трансформации неизбежно влияли на этническую идентификацию (я сторонник радикального конструктивизма) «горных племен» Юго-Восточной Азии. По сути, это беженцы, которые заселили горные пространства за последние полторы тысячи лет, покинув Бирму, Таиланд, Сиам, Ханьскую империю в период экспансионистской политики династий Тьянг, Юань, Минь и Цинь. Здесь они также могли менять местожительство, будучи вытеснены другими, более сильными группами или новым витком государственной экспансии, поэтому их нынешние экономические и культурные практики, место и тип поселения - не что иное, как «эффект государства». Такая версия истории противоречит общепринятой, в соответствии с которой население гор - это потомки первобытных людей, оставленных здесь теми, кто спустился с гор и создал цивилизацию... Общепринятая трактовка горных «племен», как и современный фольклор, видит в них реликты прежних стадий человеческой истории... «Именно так и никак иначе» версия истории считает равнинную культуру более поздней, развитой, цивилизованной, оставившей все дурное позади, в племенном строе, что страшно искажает факты: равнинные и горные сообщества складывались одновременно и взаимосвязанно, буквально следуя по пятам друг за другом. Жители гор всегда контактировали с городами напрямую или через прибрежные торговые пути; жители городов всегда взаимодействовали с безгосударственной периферией: Делёз и Гваттари называли эти контакты «локальными механизмами банд, маргиналов и меньшинств по защите прав разрозненных сообществ в противовес органам государственной власти», благодаря чему «непостижимым образом они оставались полностью свободными от государства» .

Ровно те же отношения складывались у государств с кочевниками. Пьер Кластр убедительно показал, что якобы «примитивные» индейцы Южной Аме-

рики - это не древние племена, которые не сумели изобрести оседлое земледелие и государство, а бывшие крестьяне, отказавшиеся от оседлого образа жизни после завоевания Америки (свою роль сыграли и демографический коллапс в результате новых пандемий, и принудительный труд в колониях) . Миграции и жизненные практики помогали им держать государство на расстоянии. В степях Центральной Азии древнейшие на планете кочевые племена тоже прежде занимались оседлым земледелием, но отказались от него по политическим и демографическим причинам. Оуэн Латтимор утверждает, что кочевое скотоводство возникло после оседлого земледелия, когда крестьяне «отделились от сельских сообществ» . Государства и кочевые народы (эти якобы неудачники социальной эволюции) возникли одновременно - как близнецы, связанные тесными неустранимыми узами, пусть и жестокой вражды.

По Геллнеру, политическая независимость - всегда выбор, не данность. В отношении групп, сознательно покинувших города или оставшихся «вне государства», он применяет выражение «маргинальный трайбализм», чтобы подчеркнуть их политическую неопределенность: «многие племена знают о возможности... стать частью централизованного государства... но обдуманно от нее отказываются или яростно ей сопротивляются. Таковы племена в горах Атласа: еще до эпохи современного государства они сознательно стали диссидентами... „Маргинальный" трайбализм... это тип племенного строя, который сложился на границах государств, потому что кто-то не приемлет подчинения и стремится избежать централизованной власти, в чем ему помогают горы и пустыни. Такой трайбализм политически маргинален и понимает, от чего именно отказывается» . В Магрибе, как и в Зомии, водораздел между зонами, подконтрольными государству, и маргинальными, автономными имеет географический, экологический и политический характер: «узкие ущелья и горы - вот конец государственного контроля (bled el-makhazen) и начало диссидентства (bled es-siba)» .

Пример берберов показателен по двум причинам. Во-первых, Геллнер продемонстрировал, что демаркационная линия между арабским и берберским населением - не цивилизационная или религиозная, а политическая, отделяющая граждан от неподконтрольных государству племен; и история знает переходы через этот рубеж. Возникает вопрос: насколько политический статус этнически предопределен, т.е. зависит от фундаментальных человеческих различий, а не сознательного выбора? Ответ таков: те, кто по каким-либо причинам стремились избежать «огосударствления», себя «трайбализировали» - этничность и родовой строй возникали, когда заканчивались суверенитет и налогообложение. Периферия запугивалась и стигматизировалась официальной риторикой именно потому, что находилась вне зоны влияния государства и представляла собой пример успешного ему противостояния, весьма притягательный для потенциальных политических беженцев. Во-вторых, анализ Геллнера примечателен как долгожданный иной взгляд, корректирующий официальную государственную версию - «взгляд с равнин» на «варварскую периферию» как осколок прошлого, который рано или поздно поглотит свет арабской цивилизации. В Юго-Восточной Азии и Магрибе

он популярен, поскольку в прошлом столетии неуправляемая периферия была постепенно замещена национальными государствами.

Но все равно идея, что просвещенный центр, как магнит, притягивал и объединял периферийных людей, ошибочна: жизнь вне государства была проще и привлекательнее; исторические факты говорят об эволюционных колебаниях политического состояния, а не о линейном развитии. Конечно, избегание государства - не истина в последней инстанции, но факт, повсеместно не получающий должного освещения в цивилизационном нарративе, несмотря на свою историческую важность... Смысловая идентичность понятий «быть цивилизованным» и «быть гражданином» не ставится под сомнение, из чего следует антонимичность «гражданства» и «самоуправляемости». Классические государства Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока были окружены безгосударственными самоуправляемыми племенами, живущими в горных районах, на болотах, топях, в мангровых зарослях, лабиринтах и дельтах рек. Эта маргинальная территория была важным торговым партнером городов, убежищем от государственных институций, зоной относительного равенства и интенсивной территориальной мобильности, поставщиком рабов и граждан для близлежащих государств и источником экокультурной идентичности, зеркально отражавшей идентичность граждан окружающих государств.

Итак, хотя мое внимание приковано к высокогорьям Зомии, я говорю в целом о взаимоотношениях без государственных и государственных пространств. Зо-мия - это сложно устроенный горный приют для беглецов от равнинных проектов государственного строительства: ее жители пришли на эти земли и остались тут, желая оказаться вне пределов досягаемости государства. Понятие «Юго-Восточная Азия» как обозначение группы государств в заданных географических границах здесь не работает. За два тысячелетия Зомию населили бесчисленные мигранты из пограничных с ней стран, многие из которых прежде были оседлыми земледельцами. Они бежали на запад и юг из Ханьской империи и Тибета (тайцы, народности яо (мьен), хмонг (мяо), лаху, аха (хани)), на север - из Таиланда и Бирмы по политическим, культурным и военным причинам. В Зомии жили не некие рассеянные племена - этническая дифференциация и идентичность горных народов варьировали во времени, но всегда отражали их отношение к государственной власти. Рискну предположить, что здесь никогда не было «племен» в полном смысле этого слова: жизненные и хозяйственные практики горных народов следует рассматривать как протест против любых попыток их государственного поглощения (социальная структура и паттерны проживания - тоже политический выбор «против» государства; эгалитаризм - аналог берберского принципа «разделяйся, чтобы не подчиняться» ). И это не социологические или культурологические абстрактные схемы: реальные правила наследования, генеалогические ветви, модели лидерства, структура домохозяйств и даже уровень грамотности проектировались на периферии целенаправленно, чтобы предотвратить ее поглощение государством.

Адекватное понимание населением Юго-Восточной Азии собственной истории блокирует ее «государственная» версия, которая вполне оправдана в отноше-

нии последних пятидесяти лет, но грубо искажает суть более ранних периодов. Большая часть истории региона прошла без государств: они возникали ненадолго, мало что контролировали за пределами царских дворов и не могли систематически извлекать ресурсы (в том числе рабочую силу) из своих подданных. Междуцарствия случались чаще, чем периоды царств: в доколониальную эпоху столпотворение крошечных княжеств позволяло населению легко менять местожительство и лояльность, исходя из соображений собственной выгоды, спокойно перемещаться в зоны, никому не подконтрольные или лежащие на пересечении интересов нескольких держав. Возникавшие в Юго-Восточной Азии государства постоянно меняли политический курс с заботы о гражданах, чтобы привлечь новых подданных, на закабаление - чтобы выжать из них максимальный объем труда и урожая. Рабочая сила - вот ключ ко всему: даже если доход государства обеспечивала торговля, он все равно зависел от способности власти мобилизовать людские ресурсы для сохранения и защиты выгодных торговых путей. Периодически государства вырождались в деспотии. География (фундамент народной свободы) стала критерием проверки власти на прочность: граждане, задавленные налоговыми, воинскими и трудовыми повинностями, сбегали в горы или близлежащие государства (а не устраивали восстания). Превратности войн и политического соперничества, неурожаи и монаршие мании величия обусловливали непредсказуемость и неизбежность кризисов государственного строительства.

Почему история государств так настойчиво вытесняет историю народов? Если кратко, то причину я вижу в том, что даже слабые и недолговечные первые государства, созданные по образцу индийских княжеств, оставили после себя огромное количество артефактов. Аграрные поселения не были структурно сложнее сообществ собирателей и подсечно-огневых земледельцев, но произвели массу мусора и археологических руин : а чем больше оставленная вами куча камней, тем весомее ваша роль в истории. Рассеянные, мобильные и эгалитарные народы, мало озабоченные собственной утонченностью и развитием торговли, хотя зачастую и более многочисленные, редко удостаиваются исторических упоминаний просто потому, что разбросали свои артефакты на огромных пространствах. То же самое можно сказать и о письменных свидетельствах: почти все, что мы знаем о первых государствах Юго-Восточной Азии, почерпнуто из «документов» - дарственных на землю, официальных хроник, судебных протоколов, реестров налоговых сборов, повинностей и церковных пожертвований: и чем внушительнее оставленный вами текстовый «шлейф», тем заметнее ваше место в истории. Но он же порождает искажения: традиционные обозначения истории в бирманском и тайском языках (уага"шп и рЪопе8ауаёап) переводятся как «жизнь правителей» или «хроники царей», поэтому по ним сложно реконструировать «миры» неэлитарных групп, даже живших при дворе. Они упоминаются в документах прошлого лишь в виде цифр (столько-то работников, подлежащих воинской повинности, налогоплательщиков, земледельцев, выращивающих рис, граждан, платящих подати) и обретают статус исторических акторов только в исключительных случаях нарушения социального порядка (например, мятежа). Такое впечатление, что крестьяне прилагали все усилия, чтобы не попасть в исторические хроники...

Суверенные государства Юго-Восточной Азии ответственны за новые исторические мистификации: как этнические и географические наследники прежних держав, они заинтересованы в преувеличении их славы, целостности и благодеяний. История классических государств была искажена, чтобы идентифицировать протонации и протонационализм как оружие в борьбе с внешними и внутренними врагами... В итоге получаем историческую сказку о древнем зарождении нации, которая старательно камуфлирует непоследовательность истории и подвижность существовавших ранее идентичностей. Подобные крайне нереалистичные «сказки» призваны убеждать в естественности прогресса и в необходимости государства вообще и национального - в частности , хотя большая часть охватываемой ими хронологии прошла без государств и их «подобий»: если таковые и возникали, то как личные, крохотные и фрагментированные вотчины правителей, редко переживавшие своих основателей. Их космология и идеология простирались существенно дальше, чем реальный политический контроль , поэтому важно отличать «крепкую руку» государства от его же экономического и символического влияния. Доколониальные государства в изъятии урожая и рабочей силы могли рассчитывать на весьма небольшой радиус в 300 км вокруг царского двора, причем только в сухой сезон. Реальный экономический охват был шире, но зависел от добровольных обменов: чем выше была стоимость и меньше вес и размер товаров (сравните шелк и драгоценные камни с углем или зерном), тем большим экономическим влиянием располагала власть. Символическое воздействие государства - регалии, титулы, внешний вид, космология - простиралось очень далеко в форме идей, которые усваивали даже самые мятежные жители гор. Если жесткий контроль был скорее мечтой правителей империй, то их влияние на перемещения населения и его мировоззрение было действительно велико. Может быть, следует заменить «имперские грезы» такой моделью истории, где длительные периоды нормативной (институциональной) и нормализованной (упорядоченной) безгосударственности будут изредка прерываться короткими династическими правлениями, каждое из которых, растворяясь в истории, оставило после себя новую порцию монарших мечтаний?

Крупные государства были крайне нестабильны; их строительные «кирпичики» не отличались постоянством, беспрестанно раскалываясь, перемещаясь, сливаясь и возрождаясь; домохозяйства и индивиды тоже редко вели размеренную жизнь - селение могло сохраняться в течение полувека, но люди уезжали и приезжали, их лингвистическая и этническая идентификация радикально менялась. Демография играла в этих процессах главную роль: плотность населения в Юго-Восточной Азии составляла 1600 человек (это одна шестая индийских и одна седьмая китайских показателей); и открытость границ блокировала чрезмерные претензии государств - в случае эпидемий, голода, тяжелого бремени налогов, трудовых и воинских повинностей, межгрупповых конфликтов, религиозного раскола, бесчестья, скандала или просто желая изменить свою судьбу, домохозяйства и целые поселения легко снимались с места. Членство в любом социальном образовании было подвижным - постоянством отличались экологические и географиче-

ские критерии предпочтительного места проживания: незасушливая долина с судоходной рекой или торговыми путями могла быть оставлена, но как только условия позволяли, заселялась вновь. Претенденты на статус создателей государства могли рассчитывать лишь на очень неустойчивый строительный «материал»: отсутствие амбициозного и сильного лидера или шаткость политической системы мгновенно влекли развал государства. В этой ситуации ясная и последовательная версия истории возможна: конститутивные элементы политического порядка имеют свою хронологию, обладают, пусть и грубой, но логикой формирования, соединения и распада, демонстрируют определенную степень автономии в отношении прежних и современных государств - по сути, это нестабильные, но постоянные характеристики социального ландшафта, в отличие от редких и эфемерных империй. Государства «случайны», поскольку это «сложные переплетения договорных отношений» : любая угроза заставляет «элементы системы разлетаться в разные стороны» .

Главная проблема безгосударственной истории Юго-Восточной Азии - обозначение условий, необходимых для объединения и распада элементов политического порядка: «фактически мы имеем дело с молекулами, которые иногда образуют расплывчатые конфигурации и столь же легко разъединяются; даже их названия не отличаются логичностью и определенностью» . Нестабильность «молекул» неудобна антропологам и историкам; представьте, насколько это серьезная проблема для царей, колониальных властей и современных чиновников. Правители государств считают почти невозможным контроль, если люди находятся в движении, не имеют устойчивых социальных паттернов и постоянного места жительства, их лидеры недолговечны, жизненные практики изменчивы, пристрастия малочисленны, лингвистическая и этническая идентичность подвижны. Но в этом вся суть: подобная экономическая, политическая и культурная организация - ни то иное, как стратегия избегания инкорпорирования в государство, наиболее эффективно реализуемая в горных массивах...

ПРИМЕЧАНИЯ

(1) Зомией Скотт называет «осколочную», «буферную» межгосударственную зону, географически труднодоступный гористый регион размером с Европу, в который входят территориальные лоскуты семи азиатских стран и население которого, отличающееся многообразием языков и культур, столетиями искусно ускользало от всех «ловушек» окружающих государств, стремящихся его «огосударствить». Сегодня Зомия - исчезающий, но все еще «крупнейший сохранившийся в современном мире регион, жители которого не поглощены национальными государствами... хотя не так давно подобные самоуправляющиеся сообщества составляли большую часть человечества» (Примечание переводчика).

(2) Первая глава книги - основополагающая для понимания идейного замысла Скотта: она маркирует все компоненты его концепции Зомии, каждому из которых далее посвящена отдельная глава. Книга Скотта насыщена конкретными примерами и яркими иллюстрациями, ее интересно читать благодаря фактуальной наглядности, поэтому дословный перевод первой главы превысил бы все допустимые объемы научной публикации в журнале, и представленный перевод носит реферативный характер, обозначая только содержательные и оценочные акценты текста (Примечание переводчика).

(3) Перевод первой главы был сокращен в первую очередь за счет малоинформативных для российского читателя сносок и иллюстративного материала. В тексте не представлены два раздела первой главы: «Великое горное королевство, (или) «Зомия», (или) пограничные территории материковой Юго-Восточной Азии» и «Зоны спасения от государства». В первом описывается географическое положение, история формирования названия, исследовательские трактовки, социальная и политическая структура, формы культурного и лингвистического протеста и автономии в Зомии - крупнейшем на сегодняшний день безгосударственном горном пространстве в мире, простирающемся от провинции Сычу-ань до северо-восточных рубежей Камбоджи, где проживает от 80 до 100 млн человек из сотни этнических групп, принципиально отказавшихся от участия в каких-либо проектах государственного строительства. Во втором из непереведенных параграфов рассмотрены исторические этапы превращения Зомии в зону спасения от государства в самых разных его форматах, начиная с Ханьской империи, и развития здесь социальных институций - сельского хозяйства, статусной иерархии, этнической и лингвистической дифференциации; приводятся «аналоги» Зомии в других странах, в том числе в России (Примечание переводчика).

ЛИТЕРАТУРА

Bellwoood P. Southeast Asia before History // The Cambridge History of Southeast Asia. Vol. I. From Early Times to 1800 (ed. N. Tarling). - Cambridge: Cambridge University Press, 1992.

Benjamin W. Theses on the Philosophy of History // H. Arendt (ed.). Illuminations. - New York: Schocken Books, 1968.

Deleuze G., Guattari F. A Thousand Plateaus: Capitalism and Schizophrenia / Translated by B. Massum. - Minneapolis: University of Minnesota Press, 1987.

Gellner E. Saints of the Atlas. - London: Weidenfeld and Nicolson, 1969.

Koninck de R. On the Geopolitics of Land Colonization: Order and Disorder on the Frontier of Vietnam and Indonesia // Moussons. - 2006. - Vol. 9. - № 1. - Pp. 33-59.

Kulke H. The Early and Imperial Kingdom in Southeast Asian History // D. Marr and A.C. Milner (eds.). Southeast Asia in the 9th to 14th Centuries. - Singapore: Institute for Southeast Asian Studies, 1986.

Lattimore O. The Frontier in History. Pp. 469-491 // Studies in Frontier History: Collected Papers, 1928-1958. - Oxford: Oxford University Press, 1962.

Mann M. The Sources of Social Power. - Cambridge: Cambridge University Press, 1986.

Pelley P.M. Post-Colonial Vietnam: New Histories of the National Past. - Durham: Duke University Press, 2002.

Rabibhadana A. The Organization of Thai Society in the Early Bangkok Period, 1782- 1873. - Cornell University, Thailand Project, Interim Report Series. - 1969. - № 12.

ReidA. "Tradition" in Indonesia: The One and the Many // Asian Studies Review. - 1998. - Vol. 22. - № 1.

Society against the State: Essays in Political Anthropology / Translated by R. Hurley. - New York: Zone Books, 1987.

Subramanyum S. Connected Histories: Notes Toward a Reconfiguration of Early Modern Eurasia // Modern Asian Studies. - 1997. - Vol. 31. - № 3. - P. 735-762.

Tapper R. Anthropologists, Historians and Tribes peoples on Tribe and State Formation // P. Khoury and J. Kostiner (eds.). Tribes and State Formation in the Middle East. - Berkeley: University of California Press, 1990.

ZOMIA: SUCCESSFUL STRATEGIES OF FLIGHT FROM THE STATE

Faculty/Program of Agrarian Studies Yale University

Yale University, Box 208209, New Haven, CT 06520-8209, U.S. A.

This publication is a synopsis-translation of the first chapter from the book by James Scott "The Art of Not Being Governed: An Anarchist History of Upland Southeast Asia" (New Haven and London: Yale University Press, 2009), which came out in the "Yale Agrarian Studies" series. It continues the line of argument started by Scott in his work "Seeing Like a State: How Certain Schemes to Improve the Human Condition Have Failed": the central task of the state is to control the territories and the citizens, this is why the mobile, self-governing communities are opposed to the very idea of national unity. Scott suggests that we take a different look at the conventional history of mankind (focusing exclusively on national institutes in all possible formats), taking the example of South-East Asia and drawing numerous historical and regional analogies.

Key words: Zomia, flight from the state, civilization, barbarism, settled way of life, self-governing communities.