Юрий Пронько: Сергей Глазьев о провокациях ЦБ, разносе министров Путиным и перспективах Дальнего Востока (19.09.2018). Сергей Глазьев: Политика Банка России — главный тормоз развития экономики Маслюков отметит день рождения программой

Минувшие дни выдались весьма насыщенными. Во Владивостоке состоялся президиум Госсовета, где перед президентом опозорились некоторые федеральные министры. Они явились на совещание неподготовленными и не смогли ответить на вопросы главы государства по развитию региона.

Кроме того, в столице Приморья прошел четвертый Восточный экономический форум, где были заключены соглашения почти на 3 трлн рублей. В Москве же, на заседании Совета директоров, российский Центробанк фактически принял решение о дальнейшем удушении отечественного производства, подняв ключевую ставку до 7,5%.

Эти и другие важные темы мы обсудили с советником президента, академиком РАН Сергеем Глазьевым. С ним мы встретились во Владивостоке сразу по окончании ВЭФ-2018.

Юрий Пронько. Сергей Юрьевич, хочу задать вам ключевой вопрос: мы осознаем роль, значение российского Дальнего Востока в той геополитической, экономической ситуации, которая сейчас развивается в мире?

Сергей Глазьев. Безусловно, осознаем. Это видно и по выступлению президента России Владимира Владимировича Путина, который подчеркнул еще раз приоритетное значение Дальнего Востока для России, российской экономики, и это лейтмотив региональной, я бы сказал, экономической политики последних, наверное, 15 лет как минимум.

Надо сказать, что Советский Союз не оставлял Дальний Восток вниманием. Это всегда был приоритетный регион и с точки зрения надбавок к зарплате, и с точки зрения инвестиций. В 90-е годы, конечно, Дальний Восток очень сильно пострадал из-за того, что разорвались кооперационные связи, и транспортные издержки ударили очень больно по Дальнему Востоку, который стал совершенно неконкурентоспособным с точки зрения производства товаров с высокой добавленной стоимостью, поскольку концентрация научно-производственного потенциала страны в европейской части, особенно в центре, на Урале, в какой-то степени в Поволжье оставляла Дальний Восток заложником этого длинного плеча транспортных перевозок.

Поэтому в 90-е годы произошла очень сильная структурная деградация, колоссальный отток населения, и наш президент неслучайно сказал, что мы вынуждены сейчас решать проблемы и демографические, он с этого начал, и экономические, и инфраструктурные, которые накапливались десятилетиями. Понятно, что для этого нужны большие инвестиции, и если мы говорим о перспективных направлениях развития, мы должны сразу ориентировать дальневосточную экономику на многообещающие направления роста, а здесь таковых более чем достаточно.

Потому что по соседству у нас главный центр экономического развития мира находится, и уникальное сочетание наших соседей, которые формируют ядро нового технологического и нового хозяйственного уклада, показывают всему миру самые прогрессивные способы ведения современной экономики, лидируют в темпах экономического роста как по общим показателям, так и по научно-техническому прогрессу.

Ю.П. Вы имеете в виду Китай и Японию?

С.Г. Конечно. Не случайно Абэ заявил о том, что Япония выйдет к 2020 году уже на беспилотные автомобили. И это только одно из направлений. А большую часть выступления он посвятил вопросам здравоохранения и медицины, показывая, как сотрудничество в этой области помогает российским гражданам в том числе.

То есть видение у глав государств относительно сотрудничества общее - что мы должны вместе работать над сочетанием конкурентных преимуществ, над соединением потенциалов, формировать общую повестку.

Ю.П. То есть эти страны являются таким показателем общего глобального развития?

С.Г. Они являются лидерами глобального и экономического, и научно-технического развития. Они формируют ядро нового мирохозяйственного уклада, который будет обеспечивать воспроизводство экономики на ближайшие 50, а то и больше лет. И нам, конечно, очень важно в этом ядре участвовать, не оказаться на его периферии, как мы оказались неожиданно для себя на периферии американо-европейской системы, которую мы субсидируем уже в течение четверти века, и потеряли, точнее, отдали нашим западным партнерам порядка 2 трлн долларов вывезенного капитала, я уже не говорю про миллиарды тонн сырья, миллионы людей, умов, которые туда уехали работать.

Мы сегодня хорошо понимаем, что такое оказаться на периферии. И нет ничего более неприятного, чем оказаться на периферии сразу двух центров экономического развития - одного старого, уходящего, с его неразрешимыми проблемами, с финансовыми пузырями, и нового, который динамично развивается и перетягивает на себя мировые капиталы.

Ю.П. Вы как-то мне сказали, что нас может разорвать, если мы не решим свои внутренние вопросы.

С.Г. Вы же видите, нас рвут, можно сказать, на части наши западные партнеры, которые пытаются в качестве противовеса нашего стратегического партнерства с Китаем и евразийской интеграцией разодрать постсоветское пространство, столкнуть государства, образовавшиеся на территории Союза, между собой. И Украина - это показательный пример, что нас ждет на периферии этого американо-европейского, уходящего, я еще раз подчеркну, находящегося в глубоком кризисе, совершенно безнадежном положении старого центра глобального развития, который пытается жить за счет других.

Здесь совсем другой подход. В этом-то и отличие нового хозяйственного уклада, в том, что, как видно и по модели нашего Евразийского экономического союза, где никто не пытается кого-то распотрошить, силой заставить интегрироваться, как это американцы сделали с Украиной, погнав ее силой в ассоциацию с Европейским союзом, подчеркивается значение национального суверенитета, международного права, это не пустые слова, это реально.

Ю.П. Принципиальное отличие.

С.Г. Из этих простых фундаментальных вещей строится новое сотрудничество. И речь идет не о либерализации, где выигрывают сильнейшие за счет остальных. А о гармонизации.

Ю.П. Взаимовыгодности?

С.Г. Взаимовыгодности, гармонизации, опоре на национальные интересы, на национальный суверенитет. Страны, каждая, может выбрать свою конфигурацию сотрудничества в большом евразийском партнерстве, о котором говорит наш президент, и оно будет отличаться разнообразием.

Здесь ключевым направлением сотрудничества являются совместные инвестиции. А отнюдь не раскатывание всех в одни какие-то универсальные формы свободы движения капитала и всего прочего. Хотя свобода сохраняется, но это свобода как осознанная необходимость, как говорил классик. То есть мы разрешаем свободу перемещения товаров, капиталов, наших граждан не просто ради того, чтобы мировой капитал мог собирать сливки, а ради того, чтобы наши научно-производственные потенциалы, сочетаясь друг с другом, давали объединение конкурентных преимуществ. То есть это не игра с нулевой суммой, как это делается в западной модели, а синергетический эффект, который достигается путем сочетания разных конкурентных преимуществ, которые уникальны в каждой стране.

Меня поразило, что главы пяти государств приехали на ВЭФ-2018, это очень важно. То есть они таким образом подтвердили ключевое значение Восточно-экономического форума в формировании общей политики развития для Северо-Восточной Азии. И в рамках этой общей политики развития они едины в том, что нам нужен стратегический план, нам необходимо долгосрочное видение, гармонизация интересов, о чем я сказал, и самое главное - взаимовыгодность, добровольность, строгое соблюдение норм международного права, взятие на себя осмысленных обязательств, ну и, конечно, взаимное доверие как основа интеграции.

Ю.П. Здесь это уже ощущается, не просто взаимный интерес, а именно стратегия, направленная на интеграцию. Фактически мы говорим о новом ядре глобальной экономики?

С.Г. Да, конечно. Это ядро формируется сегодня на наших глазах. Оно, еще раз подчеркну, отличается большим разнообразием его составляющих. И ваш коллега, который вел пленарную сессию, упомянул, что ему было трудно понять, как с пятью лидерами совершенно разных государств вести работу, понимая, что у них разный алфавит, разное, может быть, представление о протоколе и много чего разного. Но это не мешает мыслить, в сущности, одними и теми же категориями и ощущать общую ответственность и за Северо-Восточную Азию, и за мир в целом.

Что касается нового глобального центра экономического роста, он уже сформирован. Если мы возьмем сегодня совокупную мощь Китая, Японии, Кореи, России и Монголии, главы которых участвовали в работе форума, то это намного больше, чем США и вообще вся Северная Америка. Я думаю, сегодня это уже больше, чем Европейский Союз плюс Соединенные Штаты вместе с Канадой и Мексикой.

Можно сказать, что это ядро сформировалось, и нам важно не остаться на периферии этого ядра, нам очень важно идти вместе. И здесь ключом к решению этой задачи является совместное планирование развития. Не только крупные инвестиционные проекты в развитие инфраструктуры, но и множество проектов среднего, может, даже малого уровня, где люди, находя общий язык друг с другом, могут формировать эту разнообразную ткань сотрудничества в самых передовых направлениях экономического развития.

Я думаю, наш глава государства совершенно правильно выбрал место для демонстрации этих возможностей. Остров Русский, недавно построенный здесь Федеральный Дальневосточный университет, где показана возможность сочетания уникального культурно-природного ландшафта с передовыми научно-техническими достижениями, с лучшими моделями образования, и его призыв сделать остров Русский образцом международного сотрудничества, это очень точный ход, который дает нам основание рассчитывать на то, что мы все-таки будем в ядре нового мира.

Ю.П. Сергей Юрьевич, у меня нет сомнения в договоренности глав государств, я вижу, что есть отношения господина Путина и господина Си, господина Путина и господина Абэ с коллегами из Монголии и Южной Кореи. Но ежегодно, предваряя форум, президент проводит Госсовет. Два года подряд президент в буквальном смысле разносит министров. У меня складывается такое впечатление, что в Москве, как в центре, вообще не осознают роль Дальнего Востока. Из года в год президент говорит: вы вообще собираетесь работать, понимаете всю суть? Я не знаю, возможно, полпред Трутнев докладывает реальную картину, как тот же Минфин фактически саботирует исполнение поручений президента.

Вам не представляется, что проблема не здесь, а проблема, как ни странно это звучит, как раз за тысячи километров, в Москве?

С.Г. Во-первых, то, что президент разносит министров, это очень хорошо. Это доказывает как раз, что здесь требования к работе выше, чем, может быть, в Москве, где таких разносов мы не видим во всяком случае. И это доказательство того, что глава государства требует здесь работы по-настоящему. С полной отдачей и с пониманием всей сложности проблем, которые накопились для Дальнего Востока.

Что касается проблем, вы совершенно правы, они фактически есть результат общефедеральной макроэкономической политики. Во-первых, ни о каком серьезном развитии нельзя говорить без инвестиций. Для инвестиций нужны долгосрочные кредиты, прежде всего, если мы говорим о частном секторе, и бюджетные ассигнования, если мы говорим об инфраструктуре.

Я могу сказать, что лет 15 назад, когда формировалась федеральная программа развития Дальнего Востока, объем ассигнований на нее по итогам прохождения согласований в Минфине сократился в 10 раз по сравнению с заявками, которые были получены и обобщены со стороны регионов и крупных хозяйствующих субъектов. Десятикратное сокращение программы означает ее полное выхолащивание, может, какие-то демонстрационные проекты остаются, а все, что стоит дорого, все уходит «в далекое светлое будущее». Это одна проблема.

Вторая проблема. С одной стороны, дальневосточная экономика находится в комфортном вроде как положении рядом с глобальными центрами опережающего развития. И то, что мы сами начали говорить об опережающем развитии, это во многом наше понимание того, что весь регион растет опережающими темпами.

Но все-таки дальневосточные предприятия и сам производственный комплекс территориально здесь формировался, исходя из кооперации в Советском Союзе, где все эти предприятия имели министерство в Москве, имели партнеров по кооперации по всей огромной стране. И большая часть этих партнеров находилась в центральной России, на Урале, может быть, в Поволжье, то есть европейской части.

Эта растянутость кооперации, конечно, создает дополнительные издержки, поэтому та форма компенсации этих дополнительных издержек в части льгот на территории опережающего развития, в части последнего решения президента о том, что тарифы на электричество на Дальнем Востоке не должны быть выше, чем в среднем по России, транспортные перевозки традиционно должны субсидироваться для регионов Дальнего Востока в силу растянутости коммуникаций, о чем я сказал. Это все требует такого серьезного искусства большой ответственности за то, чтобы все эти разнообразные инструменты сработали так, чтобы конкурентоспособность ведения хозяйства на Дальнем Востоке хотя бы сравнялась с теми условиями, которые есть в Китае, в Корее или в Японии.

А сегодня, смотрите, какие условия. У нас вообще нет кредитов. Процентная ставка за кредит зашкаливает намного по отношению к рентабельности предприятий на Дальнем Востоке. Президент сказал о том, что дополнительно он дает поручение правительству выделить 4 млрд рублей для Фонда развития Дальнего Востока. Но это, на самом деле, лишь часть компенсации тех потенциальных потерь, которые мы несем из-за того, что у нас нет кредитов, из-за того, что денежные власти вообще не понимают роль кредитов в современной экономике и ведут достаточно странную борьбу с инфляцией путем подрыва конкурентоспособности всей нашей экономики, где Дальний Восток - наиболее уязвимое место.

Потому что здесь, в отличие от Москвы, нет гигантского количества крупных банков, здесь работа идет через дочерние структуры, и вообще банков гораздо меньше. Финансовый рынок не сформирован свой. Так что задача не из простых - компенсировать негативные последствия федеральной макроэкономической политики путем отдельных инструментов - льгот, целевых ассигнований, специальных решений по перекрестному субсидированию электричества и транспортных издержек. Это одна часть той работы, которая ведется. Другая часть ведется частными, в том числе иностранными инвесторами, для которых создаются льготные условия.

И эти льготные инструменты действительно дают результат. Пусть не во всех территориях опережающего развития. Но во многих из них действительно есть уже неплохие инвестиционные проекты, собранные за счет инвестиций стран - наших соседей. Президент назвал цифру - 30 инвестиционных проектов, 200 млрд рублей, это только китайские инвестиции для Дальнего Востока. А Си Цзиньпин объявил о том, что фонд регионального развития создается с объемом 100 млрд юаней. Это тоже очень мощный инструмент, который, поскольку он регионального развития, будет ориентирован на, в том числе, возможности, которые возникают здесь, на Дальнем Востоке.

И приход иностранных инвесторов в качестве главного источника финансирования капиталовложений, конечно, меняет и положение Дальнего Востока в разделении труда. С одной стороны, он его приближает к мировому центру экономического роста, нам надо все-таки удерживать связь Дальнего Востока с европейской частью.

Ю.П. Национальная безопасность.

С.Г. Конечно! Необходимо стимулировать такие инвестиционные проекты, которые имеют значение не только для регионального рынка, но и для развития всей российской экономики с тем, чтобы позитивный эффект от этих иностранных инвестиций, которые мы ожидаем на Дальнем Востоке, был для всей страны, чтобы они работали на интеграцию, а не на отрыв Дальнего Востока от европейской части.

Ю.П. Но президент Путин из года в год ставит вопрос об оттоке населения. Что федеральные ведомства, министерства недорабатывают этот вопрос. Третий год я на форуме и третий год я слышу президента, который отдельно, не в рамках форума, говорит министрам: почему вы не можете изменить ситуацию? Почему не можете проработать вопрос? Отдельные министры даже не стесняются сообщить в лицо главе государства, что они не готовы к совещанию.

С.Г. Демографические проблемы, как известно, самые сложные. И для того, чтобы люди возвращались на Дальний Восток или приезжали сюда, требуется не только позитивный образ Дальнего Востока, требуются те же самые деньги для обустройства инфраструктуры, кредиты для того, чтобы развить свой бизнес. Кое-что получается неплохо, я уже сказал, в территориях опережающего развития, уже во многих отток населения прекратился и идет приток.

При этом все знают, здесь работают не только российские граждане, но и с Украины, из Белоруссии, из Казахстана, то есть всего постсоветского пространства, из Евразийского экономического союза приезжают. Приезжают сюда наши друзья из сопредельных государств. И немало и китайцев, и корейцев хотят свой бизнес развивать на Дальнем Востоке российском, принося свои технологии, свое умение и навыки.

Например, центр аквакультуры, который формируется в районе Приморского края, во многом будет работать на экспорт продукции в Китай. Естественно, здесь нужны технологии самые передовые, потому что это массовое производство, и обойтись без китайских специалистов, наверное, не получится. Поэтому нам нужно формировать здесь и для наших граждан, прежде всего, и для приезжих, которые нам нужны для подъема экономики, комфортную среду жизни.

Мы находимся в прекрасном месте, на острове Русский. А ведь еще 20 лет назад, я помню, по сообщениям прессы, на острове Русский солдаты голодали, потому что не обеспечивалось снабжение, не было этих мостов. Тут вообще была заброшенная территория, которая нужна была только военным. А сегодня здесь самый передовой, по уровню, во всяком случае, капитальных средств, университет, который является уже центром привлечения интеллекта из всех стран Северо-Восточной Азии. Мы видим вполне довольное жизнью население в виде студентов, преподавателей и гостей форума.

И Владивосток, который сегодня с островом Русский составляет единое целое, не производит впечатления пустынного города. Пройдите вечером по улицам Владивостока, и увидите, что здесь люди умеют и работать, и отдыхать. Так что на Дальнем Востоке формируются привлекательные центры притяжения людей, интеллекта, капиталов.

Не стоит рассчитывать, что вся наша гигантская дальневосточная территория заживет, как Гонконг. У нас просто потребности такой нет. Скажем, один только остров Русский по площади почти как Гонконг. Но, тем не менее, эти точки роста уже возникают, я уверен, что Дальний Восток будет преображаться позитивно.

Ю.П. Хочу затронуть и федеральную повестку. Громыхнуло ваше заявление: Сергей Глазьев обвинил ЦБ в обвале российского рубля. Не перегнули журналисты? Я хочу услышать из первых уст.

С.Г. Меня поражает, чему они удивляются. Ведь если они читали Конституцию, там написано, что за устойчивость национальной валюты, за ее стабильность отвечает Центральный банк. То же самое написано в законе о Центральном банке. Кому как не Центральному банку отвечать за курс национальной валюты. Это его прямая и первоочередная обязанность.

Ю.П. Конституционная обязанность.

С.Г. Конституционная обязанность. Поэтому меня удивляет, почему мое очередное на этот счет заявление вызвало такую реакцию, такое удивление. Ведь это свободное плавание курса рубля, которое Центральный банк уже четвертый год ведет, привело к тому, что курс формируется за счет манипуляций на рынке спекулянтами.

Центральный банк отдал курс финансовому рынку, который очень высоко концентрирован. Там работают крупные спекулянты, привлекающие деньги из США прежде всего. Мы видели по тому финансовому пузырю, который раздулся вокруг группы «Открытие» именно на валютных спекуляциях, что эти манипуляции могут иметь колоссальный размах, и то, что рубль у нас в 2014 году упал до 80, потом откатился до 60 и опять падает до 80.

О чем это говорит? О том, что если бы Центральный банк не уходил с рынка, а зафиксировал курс рубля тогда на минимуме, на 80, он мог бы его держать целых четыре года. И четыре года у нас было бы нормальное понимание инвесторов, какие у нас конкурентные преимущества, люди могли бы планировать капиталовложения, свой бизнес, не было бы свистопляски с ценами. Ведь каждый раз, когда курс опускается, идет инфляционная волна на повышение цен на импорт и получается парадоксальная вещь: Центральный банк сначала дает спекулянтам опустить курс до 80, торговля сразу реагирует ростом цен на импорт на 30-40%, потом курс рубля поднимается до 60, тоже спекулянты на этом зарабатывают, но торговля цены не снижает, такого не бывает. Есть такой эффект храповика в механике, всем инженерам известный.

Потом, когда рубль опять катится с 60 до 80, торговля вновь реагирует повышением цен на импорт. Поэтому даже обыкновенная домохозяйка понимает, что если бы курс рубля держали эти четыре года на одном уровне, не было бы этих ударов по импортным ценам, можно было бы планировать свой потребительский бюджет. Но самое главное - для экономики без стабильного курса невозможны никакие инвестиции, особенно в экспортно ориентированных отраслях и тех, которые зависят от импорта.

У нас сегодня внешнеторговая зависимость и открытость российской экономики настолько велика, что именно колебания курса определяют инфляционные волны. Если мы раньше говорили, что главным фактором инфляции является рост издержек, то сегодня издержки не растут, зарплата падает. Значит, налогообложение тоже особенно не увеличивается. Естественные монополии немножко заставили вести себя прилично. На 80% инфляции формируется колебанием курса рубля.

Как Центральный банк может заявлять нам, что он таргетирует инфляцию, и при этом самый главный фактор, который определяет инфляцию, бросает спекулянтам, понимая, он же не совсем идиот, что спекулянты на рынке, если Центральный банк не участвует в курсообразовании, берут власть в свои руки. И мы видели, как это делается.

Ю.П. Либо находятся в сговоре?

С.Г. Любой брокер сегодня может вам рассказать, как манипулируется финансовый рынок, и валютный рынок в особенности. Ведь при том, что у нас после этого рукотворного кризиса, который устроил нам Центральный банк 4 года назад, инвестиции сократились практически на треть. Объем импорта упал тоже почти на треть в 2014 году. То есть спрос на иностранную валюту объективно сократился, а объем валютных спекуляций вырос пятикратно.

О чем это говорит? О том, что колебания курса определяются не фундаментальными условиями, о которых любят говорить, не спросом со стороны экспорта внешнего мира или со стороны импорта, со стороны нашей экономики, а определяется, прежде всего, манипуляциями спекулянтов.

Ю.П. Я на самом деле очень рад тому, что вы напомнили обществу, которое вдруг вспомнило, что ЦБ отвечает за курс стабильности национальной валюты.

С.Г. Когда мы рассуждаем об ущербности той или иной политики, нужно понимать, что она проводится потому, что это кому-то выгодно. Не может такая абсурдная политика вестись, если бы у нее не было мощных сил, которые ее поддерживают. По моим оценкам, это свободное плавание курса рубля, то бишь манипулирование курсом и спекулянтами, привело к перераспределению доходов в пользу спекулянтов примерно на 40-50 млрд долларов. Эти люди получили гигантские прибыли.

Ю.П. Колоссальные деньги.

С.Г. За счет манипулирования курсом рубля заплатили мы с вами. Мы заплатили обесцениванием наших рублевых доходов, сокращением инвестиций. Все эти деньги перетекли в карманы валютных спекулянтов. И дальше они несильно задержались, как показал крах группы «Открытие», в стране, большая часть денег была увезена за рубеж.

Поэтому вопрос, кто в наших денежных властях работает в сговоре с этими силами, он нетривиальный. Если такая политика проводится, значит, она оплачивается. Мы знаем, кем оплачивается. Она оплачивается финансовыми спекулянтами. И мы знаем, кто регулятор. Регулятор - Центральный банк. Регулятор и спекулянты находятся в состоянии такого, я бы сказал, симбиоза: спекулянты знают, что регулятор ничего делать не будет, а регулятор заявляет, что он не хочет и не желает выполнять своих обязанностей по стабилизации курса рубля.

Ю.П. Почему бы на этом не заработать!

С.Г. Это при том, замечу, - стабилизировать курс рубля у Центрального банка нет вообще никаких проблем. Потому что объем валютных резервов России превышает объем денежной базы. То есть, если бы Центральный банк, допустим, стабилизировал рубль на уровне 2014 года после краха, то сегодня валютные резервы выросли бы раза в полтора по отношению к нынешним, потому что курс долго бы держался на заниженном уровне.

Это означает, что у нас было бы больше экспорта, меньше импорта, к нам бы шло больше инвестиций, потому что было бы более конкурентное преимущество российской экономики по ценам. Это означает, что валютные резервы бы увеличивались. А попытки включать интервенции без всякой системы означают политику резерва, как говорил наш президент, это не политика.

Но если мы говорим о долгосрочных интересах макроэкономической стабильности, мы должны понимать, что здесь существуют очень простые фундаментальные правила. Уровень курса определяется двумя фундаментальными факторами, которые зависят от конкурентоспособности экономики и обеспечивают баланс внешней торговли, и факторами спекулятивными. Если бы мы ориентировались на фундаментальные факторы, скажем, зафиксировав курс рубля на уровне падения его в 2014 году, мы бы подыграли росту экспорта, повышению ценовой конкурентоспособности нашей экономики и росту производства.

Если бы к этому добавили расширение кредитной эмиссии на финансирование инвестиций, расширение оборотного капитала, то результатом такой политики был бы экономический рост не менее 7% в год. Это показала программа Геращенко и Примакова в 1998 году после того как рубль девальвировался, но они практически сумели его зафиксировать и дали экономике деньги для того, чтобы предприятия могли воспользоваться этой ценовой конкурентоспособностью.

Всё очень просто. Если вместо таких простых рекомендаций, которые отработаны и у нас в стране, и за рубежом, Центральный банк ведет политику отказа от свой обязанности обеспечивать стабильность курса, создавая полный хаос и неопределенность в финансовой системе, значит, я думаю, кому-то это очень выгодно.

Ю.П. Еще один вопрос. Идет дискуссия о необходимости снижения соцвзносов для людей предпенсионного возраста в связи с теми изменениями, которые будут приняты по повышению пенсионного возраста. Бизнес-ассоциации в унисон доказывают правительству, и Минфин говорит: нет, этого не будет. Это же принципиальный вопрос. Не получим ли массовую безработицу со временем и среди молодых, и среди людей предпенсионного возраста?

С.Г. Насколько я понимаю, эта идея связана с тем, чтобы облегчить работодателям финансирование фонда зарплаты для людей предпенсионного возраста. Я имею в виду, что они все равно уже пенсию заработали, поэтому не надо на них начислять такой же налог по социальному страхованию, как для работников молодого и среднего возраста. Но эта дифференциация так называемых социальных взносов, на самом деле отчислений по социальному страхованию, она вообще от лукавого.

Я не знаю еще такого примера в мире, чтобы работала регрессивная шкала социального страхования, когда богатые люди фактически платят в пенсионную систему меньше, чем те, кто зарабатывает немного. Платят-то работодатели, но, тем не менее, получается так, что нагрузка на фонд заработной платы высокооплачиваемой верхушки существенно ниже, чем общей армии работников.

Для кого это сделано? Для топ-менеджеров, которые хотят сэкономить за счет пенсионной системы, и мы видим чудовищное искажение уровня заработных плат, которые никак не вяжутся ни с квалификацией труда, ни с ответственностью, ни с элементарными нормами социальной справедливости.

Ю.П. С другой стороны, мы до сих пор видим конверты на предприятиях.

С.Г. Да, идея, что эта регрессивная шкала социального страхования повлечет снижение теневой зарплаты, не оправдалась. Объясню почему. Это все результат примитивных догматических подходов, исходя из одной точки зрения - точки зрения крупного бизнеса, в том числе государственного.

Они для себя решили снять налоговое бремя на сверхвысокие зарплаты. И тем самым создали экономический механизм возгонки зарплат топ-менеджеров. Посмотрите, какую получают зарплату наши руководители банков, корпораций. И частных, и государственных. Это немыслимо! У них зарплаты в сотни раз выше, чем у квалифицированных рабочих. У нас что, эти топ-менеджеры уникальные, боги что ли? Все прекрасно решают? Нет, мы видим огромное количество провалов, неправильных решений.

Ю.П. Выход из ситуации в чем?

С.Г. Выход из ситуации в том, чтобы вернуть все на круги своя, исходя из здравого смысла. Во-первых, не надо нам никакой регрессивной шкалы, она должна быть универсальной. Разговоры про зарплату в конвертах - это результат деградации наших трудовых отношений. Того, что был в свое время принят Трудовой кодекс, который низвел положение работников труда до фактически рабского состояния на производстве, на предприятии.

Не согласен - уходи. Не хочешь получать зарплату в конвертах - не будешь вообще получать. Это тот Трудовой кодекс, который нам навязали опять же в интересах крупного бизнеса, который хотел вместо социального контракта общепринятого в социальных государствах между бизнесом и трудом фактически низвести труд до уровня рабского, бесправного, которым можно помыкать и из которого можно выжимать любую прибавочную стоимость, которая сегодня в нашей стране в три раза больше, чем в странах Европы, уже больше даже, чем в Китае, я уж не говорю про Корею и Японию.

То есть у нас степень выжимания прибыли из наемных работников самая высокая в мире. На один рубль продукта, на одну единицу зарплаты наш работник дает в три раза больше продукта, чем на Западе. Поэтому восстановление нормальных партнерских отношений между трудом и капиталом - это необходимая часть всей этой работы. Когда пытаются выдернуть отдельные фрагменты из уже и так искореженной системы социально-экономического регулирования, получается тришкин кафтан, который носить становится совсем уж невозможно.

Ю.П. Сергей Юрьевич, еще одна тема, которая всех волнует. Неожиданно для меня на Восточном экономическом форуме президент Торгово-промышленной палаты Сергей Катырин сообщил о том, что донастройка - это не мое определение, а нынешнего Кабинета министров - налоговой системы не будет завершена до конца этого года. Потому что как минимум 8 неналоговых платежей могут обрести статус налогов и войти в Налоговый кодекс. Что происходит? У нас есть финальная точка в фискальной нагрузке или мы так и будем потрошить кошельки населения и бизнеса?

С.Г. Начнем с того, что донастройка той системы, которая у нас есть, вообще не имеет никакого смысла, потому что система порочна в своих основных конструкциях. Налоговая система, которая у нас сформирована, не будем греха таить, что называется, была навязана Валютным фондом изначально, вопреки рекомендациям многих экспертов, в том числе американских, которые говорили о том, что вы зря берете эту европейскую систему, которая с НДС, которая будет зажимать рост добавленной стоимости и стимулировать сырьевую специализацию экономики. В этом мы убедились.

Это была рекомендация МВФ. Учитывая высокую инфляцию как раз. Нам удалось внедрить свой инструмент изъятия природной ренты. Вообще налоговая система должна соответствовать структуре источников доходов в экономике. У нас главным источником доходов является природная рента, особенно после деиндустриализации 90-х годов и сырьевой специализации нашей страны. Именно природная рента дает львиную часть, порядка двух третей, всего национального дохода. С учетом тех масштабов экспорта природных ресурсов, которые мы имеем.

Самый угнетенный фактор - это труд, о чем мы только что говорили. Не будем забывать, что НДС - это налог на труд. Плюс взносы социального страхования - это налоги на труд. Что у нас происходило в течение всех этих 25 лет? Налоги на труд все время повышались. А налоги на сверхприбыли как образуемые у населения, скажем, регрессивный подоходный налог тот же самый, когда богатые платят меньшую налоговую нагрузку, чем бедные, сокращение экспортных пошлин, а потом отмена экспортных пошлин, которые были потом возвращены Примаковым, но потом снова фактически отменены, кроме нефти. Это подарок тем, кто экспортирует природные ресурсы и товары с низкой степенью переработки.

Наконец, отказ от экологических платежей - это удар по здоровью населения, то есть опять же все налоговые так называемые маневры последних лет и все налоговые изменения в течение 25 лет приводили к одному - богатые платили все меньше и меньше. Незаработанные источники доходов оставались все больше в карманах людей, которые их контролировали, а главное бремя налогов ложилось на простых трудящихся.

И это искажение во многом привело к колоссальной неэффективности всей системы доходов нашей экономики. Сверхприбыли, которые все больше и больше уходили из-под налогов из-за отмены экспортной пошлины, из-за отмены экологических платежей, из-за плоской шкалы подоходного налога, из-за регрессивной шкалы социальных страховых платежей все больше увозились за рубеж в офшоры. Потому что этим людям, в общем-то, денег столько не надо, и замечу, что налог на прибыль предприятий реального сектора тоже оказался гораздо выше, чем налог на прибыль спекулянтов, которые фактически ушли из-под налогообложения.

То есть вся эта деятельность, которая создается трудом и реальным капиталом, обложена у нас сегодня гораздо выше, чем в других странах.

Ю.П. И государство усугубляет. Собирается еще поднимать.

С.Г. При том, что роль этих источников доходов у нас гораздо ниже, чем должна быть в нормальной экономике. А та сверхприбыль, которая формируется за счет рентных источников, за счет спекуляций, утекает в офшоры. Российская налоговая система - рай для офшорной олигархии. Рай для спекулянтов. Но очень трудно жить людям труда и очень трудно жить предпринимателям, которые работают в реальном секторе экономики, с их довольно умеренными доходами.

Поэтому нам надо коренным образом менять налоговую систему. То есть нужно возвращаться к налогообложению природной ренты и экспортным пошлинам, и налог на дополнительный доход, и другие инструменты изъятия природной ренты должны быть восстановлены в налоговой системе. Нужно вернуть на нормальный средний уровень налогообложение в спекулятивном секторе, где сегодня налоги носят вообще символический характер. Почему реальный сектор платит налог на прибыль 20 с лишним процентов, а спекулянты платят не более 6 процентов?

Нам необходимо ввести налог Тобина, который был рекомендован еще 50 лет назад для гармонизации распределения доходов с тем, чтобы спекулянты платили специальный налог на раскачивание рынка, обложить спекулятивные операции косвенным налогом, вернуть экологические платежи с учетом приоритета качества жизни. И тогда мы получим совсем другие доходы. И самое главное - они будут работать на экономическое развитие, потому что те налоговые льготы, которые де-факто имеют офшорные олигархи, будь то сырьевики или спекулянты, они же не работают, их доходы, на интересы страны, они вывозят их в офшоры, и мы теряем каждый год по 100 миллиардов в год вывезенного капитала, из которых половина не возвращается.

Ю.П. Колоссальная сумма.

Ю.П. Завершая разговор, Сергей Юрьевич, хочется верить, и город Владивосток, и регион, и Россия в целом смогут реализовать беспрецедентный потенциал. На ваш взгляд, мы через 5-10 лет на острове Русский увидим совершенно другую реальность? Действительно мощный шаг вперед?

СГ. Мы обязательно увидим другую реальность. Потому что, если мы сделаем те шаги, о которых говорит президент, требуя от правительства не просто большего внимания к Дальнему Востоку, а проведения системной политики экономического развития, то мы будем жить не хуже, чем в Японии, в Корее, и сравняемся с Китаем по темпам экономического развития.

Если же мы ничего не будем делать, то мы будем проваливаться все глубже на периферию этого нового центра экономического роста. Это значит, что люди будут переезжать отсюда в Китай работать, здесь будут оставаться самые такие низкодоходные виды деятельности, связанные с эксплуатацией природных ресурсов, которых у нас безграничное количество. То есть мы будем дальше деградировать, и барьер между этим новым центром экономического роста и нами будет все время возрастать. Разрыв, точнее, будет возрастать.

Ведь этот разрыв и так виден через российско-китайскую границу на Дальнем Востоке невооруженным глазом. Что было на той стороне границы 30 лет назад и что мы видим сейчас - мы 30 лет топчемся на месте, инфраструктура у нас изнашивается. А там выросли города как грибы. И сегодня зарплата там выше, чем у нас. И люди туда начинают переезжать, мы не могли подумать об этом еще даже 10 лет назад. Поэтому 100% ситуация будет меняться, и хотелось бы, чтобы она менялась в лучшую сторону.

Ю.П. Все зависит от нас.

Сергей Глазьев является наиболее вероятным кандидатом в кресло главы Банка России, освобождающееся летом, Reuters со ссылкой на высокопоставленный источник. По данным агентства, кандидатура Глазьева устраивает и президента Путина, и премьера Медведева. До сих пор на этот пост первого зампреда ЦБ Алексея Улюкаева, бывшего министра финансов Алексея Кудрина, главу банка ВТБ24 Михаила Задорнова. В шорт-листе также мелькали имена заместителя председателя правления «Интерроса» Андрея Бугрова и главы Сбербанка Германа Грефа.

Сергей Глазьев буквально месяц назад общественность докладом, в котором утверждал, что данные президентом программные обещания выполнить невозможно по причине зависимости российской экономики от иностранных денег. «Эмитированные за последние 2 года [ФРС США] $1,5 трлн направляются на кредитование долговых пирамид и скупку реальных активов по всему миру», говорилось в докладе. Этот процесс, по мнению авторов документа, сопровождается организацией государственных переворотов и применением военной силы в отношении слабых, но богатых природными ресурсами стран.

Фамилия Глазьева мелькала среди кандидатов на пост главы ЦБ некоторое время назад, говорит чиновник из правительства. И его назначение не выглядит таким уж невероятным. Во-первых, Путин — любитель неожиданных решений. Во-вторых, все остальные кандидаты не устраивают двух первых лиц.

Алексей Кудрин, очевидно, не устраивает премьера: заняв пост главы ЦБ, он получит возможность «делать из правительства посмешище каждый день», говорит Forbes бывший крупный чиновник. У Михаила Задорнова, которого на этот пост продвигает глава ВТБ Андрей Костин, не самый простой характер, а Герман Греф и подавно имеет обыкновение «хлопать дверями», продолжает собеседник.

Алексея Улюкаева, назначение которого могло бы стать наиболее безболезненным с точки зрения преемственности денежно-кредитной политики, недолюбливает Путин, говорит экс-чиновник. К тому же Улюкаеву не очень удается управлять инфляционными ожиданиями — эксперты имеют собственное представление о том, какой будет инфляция, и не ориентируются в своих прогнозах на заявления и намеки Банка России, от имени которого чаще остальных выступает Алексей Улюкаев. Меж тем это ключевой навык при таргетировании инфляции.

Впрочем, Глазьев пока тоже не выглядит человеком, способным повлиять на мнение экспертов. По крайней мере его скандальный доклад получил совсем нелестные отзывы экспертов. В частности, глава «Роснано» Анатолий Чубайс в своем блоге: «Человек, который всерьез утверждает, что денежная эмиссия в США и Европе осуществляется с целью захвата по дешевке российских активов, если он здоров, может быть кем угодно, только не экономистом».

Опрошенных Forbes финансистов новость о возможном назначении Глазьева повергла в шок. Главный экономист АФК «Система» Евгений Надоршин сказал Forbes, что ожидал кого-то более близкого к финансовому сектору. «Мне всегда казалось, что его [Глазьева] специализация носит несколько иной характер», — сказал он. Еще один финансист, услышав новость о возможном назначении Глазьева на пост главы ЦБ, вздохнул («хорошо, что у меня нет банка») и предрек падение индекса РТС до 1000 пунктов в течение года.

Срок полномочий Сергея Игнатьева истекает в июне 2013 года. Он занимает это кресло уже третий срок подряд, и это последний разрешенный законом срок.

09.04.2018 \ Интервью

Советник президента по экономическим вопросам, академик РАН Сергей Глазьев назвал монетарные власти России "денежными фетишистами". Центробанк , по мнению Глазьева, забрал почти все деньги из российской экономики.

Запрос на экономические реформы очевиден. Ученые, экономисты, предприниматели обсуждают различные варианты развития событий и предлагают свои стратегии. Что из предложенного экспертным сообществом войдет в "дорожную карту", мы узнали у советника президента по экономическим вопросам, академика РАН Сергея Глазьева.

Сергей Глазьев: Все ощущают приближающееся время выбора, каким путем дальше будет идти развитие нашей экономики. Будущее целиком зависит от тех решений, которые будут приниматься сейчас. Мы, как специалисты в экономической науке, не видим перспектив для продолжения нынешней макроэкономической политики, их просто нет. Даже того, что удалось сбить инфляцию путем замораживания спроса и за счет снижения доходов населения - всем специалистам понятно, что это нельзя назвать успехом, поскольку от этого не происходит ни роста инвестиций, ни роста спроса.

Мы можем находиться в стагнационном депрессивном состоянии до очередного шока, который неизбежно последует, потому что платой за столь грубое и примитивное сжатие конечного спроса и ограничение количества денег, высасывание денег из экономики, напомню, что Центральный банк забрал практически все деньги, которые были эмитированы предыдущим руководством ЦБ, 8 трлн рублей изъяты из экономики. И в ближайшие три года Центральный банк заявил о том, что и дальше будет изымать деньги из экономики посредством двух инструментов: это депозиты, где коммерческие банки смогут хранить свои деньги под достаточно высокий процент, близкий к ключевой ставке, и облигации, тоже достаточно высокодоходные.

То есть Центральный банк создает таким образом искусственный барьер, который мешает перетоку денег из финансового сектора в реальный. Зачем брать на себя риски, если можно просто положить свободные деньги в Центральный банк, и за счет печатного станка он вам выдаст проценты.

Платой за такую примитивную политику является резкое падение инвестиционной активности, которую мы наблюдаем уже четыре года подряд. В этой ситуации неизбежно нарастание технологического отставания, мы и так отстаём технологически от передовых государств. Даже уже и от соседних стран. Технологическое отставание влечет за собой падение конкурентоспособности, падение конкурентоспособности ведет к девальвации рубля, девальвация рубля вызывает новую инфляционную волну. Мы на эти валютные грабли наступали уже много раз, расшибли большую часть нашего научно-технического потенциала, огромное количество людей уехало с идеями, которые реализуют в других странах, по банальной причине - потому что нет денег.

Как говорил премьер, держитесь. Но бизнес держаться не желает, умы держаться не желают без денег, они покидают страну. Мы видим сегодня выпускников Московского университета по ключевым факультетам - в информационных технологиях, в биоинженерии, - практически поголовный отъезд за границу из-за того, что наша финансово-экономическая система не предоставляет молодым специалистам, инженерам, ученым, предпринимателям доступа к кредитным ресурсам. А без кредита не может быть экономического роста, потому что кредит - это механизм авансирования роста в современной экономике, а процент за кредит - это налог на инновации.

В ситуации, когда наш Центральный банк искусственно создал кредитный голод и остановил практически трансмиссионный механизм банковской системы, в том числе государственные банки сегодня не инвестируют особенно в экономику, доля инвестиций в реальный сектор не превышает 5% активов наших коммерческих банков

Ю.П.: Но при этом они еще говорят о прибыли.

С.Г.: Это вторая проблема. В рамках проводимой политики мы не видим перспектив экономического роста. И те цели, которые поставил президент, обеспечить повышение объема экономической активности в 1,5 раза в течение шести лет, в рамках макроэкономической деятельности, денежно-кредитной политики, которая сегодня проводится, реализовать невозможно. Что, собственно говоря, признает правительство, признают апологеты этого экономического курса, доказывая, что мы будем развиваться на 1-2% в год. Но возможности для рывка, о котором говорит президент, есть. Они очевидны.

Ю.П.: Можно их обозначить?

С.Г.: Конечно, мы предлагаем реализовать смешанную стратегию развития из нескольких составляющих. Первая составляющая - это опережающий рост нового технологического уклада и модернизация экономики на его основе. Базовые направления этого нового технологического уклада, который формирует современную технологическую революцию, сегодня хорошо понятны. Они растут с темпом от 20 до 80% в год, в среднем этот уклад растет с темпом 35% в год, становясь мощнейшим локомотивом экономического роста. Это нано-технологии, биоинженерные технологии, информационно-коммуникационные технологии, аддитивные технологии.

Благодаря внедрению этих технологий, идет резкое повышение эффективности производства, снижаются издержки, расширяются возможности производства новой качественной продукции. И если мы вкладываем деньги в этот новый комплекс технологии, которые обеспечат модернизацию всей экономики, то мы автоматически обеспечим экономический рост. Причем в этом ядре двузначные темпы, от 20 до 80% по разным направлениям ежегодного увеличения продукции и снижение инфляции, потому что внедрение этих новых технологий влечет снижение издержек. Скажем, переход на светодиоды означает экономию на электричестве в 10 раз, наноматериалы позволяют экономить металлы.

Ю.П.: Наши зрители, когда слышат слово "нано", вспоминают одно акционерное общество, которое в этом году вроде как собирается впервые за 10 лет выплатить дивиденды своему единственному собственнику - государству.

С.Г.: Не будем говорить о том, как в нынешней системе управления принимаются решения. Главная проблема - никто не отвечает за результаты работы. Мы видим сравнительные примеры. "Роснано" вложило деньги в завод по изготовлению поликристаллического кремния, в модернизацию этого завода. Завод сегодня лежит, почти миллиард долларов потрачен, американские партнеры поставили негодное оборудование, металлом, по данным Счетной палаты, но такой же завод в городе Запорожье на Украине за счет частных денег в 5 раз меньшего объема процветает, дает гигантские прибыли. Поэтому то, что в нашей системе управления нет механизма ответственности, не означает, что нельзя проводить политику развития.

Да, если мы хотим, чтобы политика развития была эффективной и действенной, надо чтобы люди, которым доверяются государственные деньги, полномочия, отвечали за результаты своей работы. Если провальные результаты, это не значит, что провальное направление. Нанотехнологии сегодня совершают революцию в инженерии, в конструкционных материалах, в электротехнике. И объем применения нанотехнологий в среднем расширяется в передовых странах на 35% в год. А мы как производили светодиоды в лабораторных условиях, так сегодня и продолжаем их импортировать, занимаясь только упаковкой.

Это, конечно, неэффективное управление, для преодоления этой неэффективности необходимо вводить механизмы жесткой персональной ответственности за результаты работы. А для этого необходимо стратегическое планирование, которое будет охватывать и целевую программу модернизации экономики на базе нового технологического уклада. Это первая стратегия.

Вторая стратегия, мы ее называем динамическое наверстывание. Она менее концентрирована, она касается тех производств, где мы близки к передовому техническому уровню, где нам необходимы просто деньги, долгосрочные кредиты для того, чтобы профинансировать активизацию нашего научно-технического потенциала, выведя соответствующие отрасли экономики на передовой уровень конкуренции. Например, авиационная промышленность. Мы за последние 20 лет забросили эту отрасль, гражданское самолетостроение. Имея всю линейку самолетов, всех типоразмеров, классов, мы сегодня летаем на иностранных. Чем они лучше?

Могу сказать, что 20 лет назад они ничем не были лучше. Наши Ту-204, Ил-96, на котором летают правительственные чиновники, и по безопасности, и по эффективности, по шумам, по всем показателям не уступают зарубежным. Нам не удалось выйти на правильный масштаб производства. Почему? Потому что та же самая политика денежных властей не позволила создать механизмы долгосрочного кредита для покупки самолета. Во всем мире самолеты покупаются банками. Для банка это инвестиции. Банк покупает самолет и передает в лизинг авиакомпании. Очень редко мы можем видеть ситуацию, когда авиакомпания напрямую покупает самолет, потому что авиакомпания работает на издержках по эксплуатации самолетов. А инвесторами является крупный капитал, банки.

Довольно странным образом получается так, что наши банки, российские, государственные банки в том числе, вместо того, чтобы покупать отечественные самолеты и организовывать лизинг этих самолетов для российских авиакомпаний, покупают импортные и отдают тем же компаниям, которые банкротятся, скажем "Трансаэро", несмотря на государственную поддержку, образом, и мы еще несем убытки. Плюс к этому Евразийская комиссия с подачи российского члена совета этой комиссии принимает решение о предоставлении льгот по ввозу иностранных самолетов, которые освобождены и от НДС, и от импортных пошлин. И объем субсидий, которые мы предоставляем за счет государства под импорт самолетов, достиг уже 5 млрд долларов.

Поэтому при такой политике, когда мы своим самолетостроителям кредиты не даем, и российские госбанки их не покупают, а вся мощь государства в лице банковского сектора плюс еще льготы по ввозу импортной техники идут в ущерб отечественному авиастроению. То есть это пример политики не просто провальной, а вредительской, я считаю. Если бы мы соориентировали финансовые потоки, которыми государство управляет, на поддержку своей авиатехники, я вас уверяю, мы бы летали уже давно на российских самолетах.

А что такое самолетостроение? Это отрасль с рекордным мультипликационным эффектом. 1 рубль, который мы тратим в производстве самолетов, десятикратно расширяется по всем технологическим цепочкам. Это кооперация тысяч предприятий. Это конструкционные материалы, и двигатели, и авионика и так далее.

Динамическое наверстывание - это вторая стратегия. Таких отраслей, как самолетостроение, может быть не так много, но они все с огромным мультипликационным эффектом, где мы близки к передовому мировому уровню. Наконец, третье направление, чем правительство у нас пытается заниматься, это догоняющее развитие. Скажем, промышленная сборка иностранных автомобилей. Считается, что мы сами уже не в состоянии производить качественные, мирового уровня автомобили, поэтому мы приглашаем иностранные корпорации, которым даем определенные преференции, и они за нас собирают с какой-то локализацией самолеты, которые продаются в России.

Наконец, четвертое направление, о котором бесконечно говорят, - это импортозамещение и повышение добавленной стоимости на базе нашего сырья. Ни для кого не секрет, чем продавать нефть, лучше заниматься нефтехимией, мы на 1 тонну нефти будем получать выручки в 10 раз больше за счет нефтехимии, чем продавая сырую нефть. То же самое касается газа, дерева и так далее. По всем сырьевым товарам, большую часть которых мы экспортируем, выгоднее производить продукцию с высокой добавленной стоимостью, сбыт которой не упирается в квоты ОПЕК, и который, в принципе, не ограничен.

Ю.П.: Почему это не делается?

С.Г.: Потому что очень мощные силы сформировались в нашей экономике, в России и за рубежом, которые лоббируют сохранение нынешней макроэкономической политики. Эта политика примитивна, она архаична, она не соответствует мировому опыту. Потому что мир уже 100 лет работает на фиатных деньгах, никто в мире не занимается сокращением денежной массы ради подавления инфляции, это считается абсурдом. Наоборот, во всех ведущих странах мира задачей властей является расширение денежного предложения в целях стимулирования экономической активности, роста инвестиций, повышения занятости и так далее.

Посмотрите политику ФРС США или Народного банка Китая, методы разные, но цели одинаковые. Деньги - это инструмент. Но у нас наши горе-монетаристы из денег сделали фетиш. То, что у нас вытворяют денежные власти с деньгами, это фетишизация денег, которая становится самоцелью. У нас самоцель всей экономической политики - повысить цену денег. Что такое снижение инфляции? Это повышение цены денег. И политика очень примитивная в этой связи. Они к деньгам относятся как к товару, как к некоему аналогу золота, и считают, что чем меньше мы этого товара выбрасываем на рынок, тем он будет дороже. То есть чем меньше будет денег, тем больше будет их покупательная способность и ниже инфляция. Кажется, так примитивно просто. Но дьявол кроется в деталях. И простота здесь хуже воровства. Это очевидно.

Еще раз подчеркну, деньги - это инструмент, а не золотые слитки в современной экономике. Во-вторых, главным фактором снижения инфляции является не сокращение количества денег, а повышение эффективности производства, снижение издержек, создание новых технологических возможностей, и научно-технический прогресс в современном мире одновременно и главный фактор роста экономики, и главный фактор снижения инфляции. Поэтому если мы правильно вкладываем деньги для того, чтобы добиться внедрения новых технологий, нужно провести инвестиции, нужно профинансировать инновации, провести НИОКРы, и только спустя некоторое время, вы получите отдачу, если пройдете сквозь долину смерти, где гибнет 90 с лишним процентов всех научно-технических идей.

Так вот, все это прохождение по жизненному циклу продукции приносит прибыль уже только на фазе масштабного коммерческого производства. А до этого необходимо тратить деньги. Выводить товар сначала на опытные образцы, совершенствовать его в зависимости от требований рынка, создавать опытные производства и за это время приходится тратить довольно большие деньги, которые в совокупности составляют инициирующий импульс, необходимый для вывода любого нового товара на рынок. Все это делается за счет кредита. Нигде в современном мире новые технологии не создаются за счет собственных денег бизнесменов, они всегда берут кредиты, делят риски с банками, банки делят риски с государством, поэтому в любой успешно развивающейся стране мира идет целевое управление денежными потоками. И кредитная эмиссия является важнейшим инструментом авансирования экономического роста.

Ю.П.: Услышат эти доводы?

С.Г.: Я уже упомянул, что этой политике противодействуют те, кто заинтересован в сохранении нынешнего статус-кво. Кто заинтересован в этом денежном фетишизме, кто получает сверхприбыль на дорогих деньгах? Оглянитесь вокруг. Эксперты говорят о том, что снижается прибыль. Но она же не везде снижается, у спекулянтов она растет. Первый бенефициар, как сейчас модно говорить, этой политики - спекулянты на Московской бирже. Они ничего не делают, кроме как манипулируют курсом рубля и движением ценных бумаг. Центральный банк ими не занимается, он бросил рубль в свободное плавание. А если что-то свободно плавает в рынке, движением этих денег управляют те, кто формирует течение. А течение на денежном рынке формируют крупные спекулянты, которые имеют доступ и к инсайдерской информации, и влияют на саму политику Московской биржи. И плюс Центральный банк для того, чтобы этих спекулянтов удержать на рынке, чтобы они не ушли и не обрушили рубль, обеспечивает им сверхвысокую доходность по российским инструментам, включая облигации самого Банка России.

Получается, что мы для того, чтобы ублажать спекулянтов, которые могут раскачать рынок и снова обрушить рубль, гарантируем доходность 20-40%, так называемый "кэрри трейд". То есть мы искусственно удерживаем спекулянтов на рынке за счет гарантированно сверх высокого дохода. Что является источником этого дохода? Тот самый национальный доход страны, который должен был идти на инвестиции. Вместо этого он идет в карманы спекулянтов. Пикантность еще заключается в том, что среди этих спекулянтов 70% иностранцы. В основном те самые американцы, которые против нас вводят санкции и продолжают вести гибридную войну на уничтожение. Вот первая группа бенефициаров, она видна невооруженным взглядом.

Вторая группа тоже не прячется. Посмотрите рапорты российских государственных банков. Сбербанк получил сумасшедшие прибыли. Почти триллион рублей. За счет чего? Это же выкачка денег из реального сектора экономики. Когда банк дает деньги в кредит предприятию за процент, который превышает рентабельность, это означает, что он высасывает из предприятия оборотные средства. Через проценты за кредит уходят и заработные платы, которые не растут. Чтобы удержаться на плаву, приходиться экономить на всем.

Поэтому с одной стороны, банки отсасывают деньги из реального сектора экономики, дестимулируют экономическую активность и угнетают экономический рост, делают его невозможным, потому что ни один здравомыслящий бизнесмен не станет брать деньги в банке за процент, который превышает ожидаемую норму прибыли. Поэтому сначала схлопываются инвестиции, потом сокращается оборотный капитал, и предприятия садятся на мель.

А дальше начинается банкротство и перераспределение собственности. В принципе здоровые предприятия оказываются жертвами этой денежной политики сверхвысоких процентных ставок. Поэтому банкиры всегда заинтересованы в дорогих деньгах. Потому что банковская маржа позволяет им, в сущности, из воздуха, точнее, за счет оборотных средств производственной сферы получать сверхприбыли. И абсурдность ситуации заключается в том, что наши государственные банки сегодня являются абсолютными лидерами в мире по величине банковской маржи.

Банковская маржа в Японии, Европе и Америке отрицательная сегодня. Японские банки субсидируют промышленность, также и в Европе. А Центральные банки поддерживают эти коммерческие банки, которые иначе просто бы лопнули. Я вас уверяю, что если бы руководство Банка России переместить в Японию, японская экономика бы моментально остановилась. Она просто бы рухнула. То же самое в Европе.

В других странах мира деньги используются как инструмент финансирования инвестиций через долгосрочные кредиты. И целью денежной политики, если мы вспомним классика, является создание условий и обеспечение роста инвестиций. Сегодня какую страну ни возьмете - Китай, Корею, Японию, Европу - все озабочены одним - ростом инвестиций в принципиально новые технологии, которые совершают технологическую эволюцию и обеспечивают тот самый прорыв к новому технологическому укладу на новую волну экономического роста. Мы видим эту волну Кондратьева, которая сейчас уже набирает силу. Об этом говорит и президент. Научное сообщество и бизнес понимают, как эти цели достигнуть.

Я сказал четыре стратегии, по каждой из этих стратегий двузначные темпы роста. Рост нового технологического уклада 30% в год в среднем. Динамическое наверстывание, скажем, переход на отечественные самолеты, это увеличение выпуска продукции в разы в этой отрасли, которая потянет за собой другие. Повышение степени переработки сырья - тоже в разы увеличение объема продукции. То есть у нас сегодня нет ограничений в экономике ни по сырью, ни по научно-производственному потенциалу, ни по мощностям, половина из которых стоит из-за того, что нет денег на оборотный капитал, нет кредитов, ни по интеллектуальному потенциалу, который уезжает за границу.

Ю.П.: Нет самого главного - здравой политики.

С.Г.: Потому что эти силы, которые заинтересованы в дороговизне денег, в том, чтобы не было никакой ответственности, они блокируют все цели, которые ставит президент. Например, они дружными рядами добились блокирования закона о стратегическом планировании. Ведь для того, чтобы реализовать политику развития, необходимо внедрять механизм ответственности. Каждый субъект управления должен четко понимать, что он должен делать и отвечать за достижение результатов.

Например, государственные банки, о которых мы говорили. У них задача прибыль получать? Нет. У них задача обеспечивать кредитование развития экономики. Для этого их государство и держит. А что происходит? Трансмиссионный механизм, который определяет смысл банков в экономике, которые обеспечивают превращение сбережений в инвестиции, у нас политикой Центрального банка просто полностью отключен и заблокирован. Банки превратились в конторы по отсасыванию денег из реального сектора, перекачиванию их в спекулятивный сектор и вывод за границу. Поэтому мы теряем по 100 млрд долларов каждый год, и считается, что это плата за макроэкономическую стабильность, которая кончится очередным наступлением на грабли, о которых мы говорили.

Они дружными рядами добились того, что закон, который был принят по инициативе президента четыре года назад, о стратегическом планировании перенесен на этот год. Но в этом году пока никто не говорит, что его нужно запускать, по нему нужно учиться жить, нужно эти стратегические планы принимать и отвечать за их исполнение. Специнвестконтракты, о которых говорил президент, очень перспективный инструмент макроэкономического развития этого же стратегического планирования. Потому что планирование в современных условиях - это не директивные планы, которые раньше формировались в Госплане, это результат переговоров между государством и бизнесом с участием науки, чтобы наука помогала определять эти стратегические приоритетные направления экономического развития, где можно получить колоссальную отдачу с двузначными цифрами роста.

Научное сообщество вместе с бизнесом и под руководством государства формирует индикативные планы, которые оформляются специнвестконтрактами, к которым президент призывал перейти еще 4 года назад. В этих специнвестконтрактах бизнес берет на себя обязательства внедрять новые технологии, создавать рабочие места, расширять выпуск продукции, поднимать эффективность, а государство берет на себя обязательство предоставлять для этого соответствующие макроэкономические и местные региональные условия, включая и кредитование этих проектов. И все несут свою долю ответственности. Бизнес будет обязан вернуть все льготы, если планы нарушены. А государство обязано компенсировать убытки, если не будет делать то, за что взялось. Эта ткань специнвестконтрактов как раз должна определять механизм индикативного планирования.

Ю.П.: Это тоже заблокировано?

С.Г.: Этого сейчас практически нет. Более того, инструментом поддержки этих специнвестконтрактов будет так называемый специальный инструмент рефинансирования. Это льготные кредиты, которые Центральный банк должен был создавать и через специальный канал рефинансирования коммерческих банков под гарантии правительства доводить до реального сектора. Согласно документу основных направлений денежно-кредитной политики, этот канал объявлен ненужным, он ликвидируется, и вместо него будут депозиты и облигации Центрального банка, которые будут, как я уже говорил, отсасывать деньги из экономики, а не вливать их.

Ю.П.: Можете доступным языком нашим зрителям объяснить, как можно нивелировать эту проблему с падением доходов?

С.Г.: Я считаю, что инструментом сборки новой экономической политики должен стать тот самый закон о стратегическом планировании, который был принят по инициативе президента, и для которого необходимо нам сегодня с помощью Академии наук завершить разработку научно-технологического прогноза. Опять же с помощью Академии наук сформировать пространственную схему размещения производительных сил на перспективный период, определить приоритетные направления. И дальше, вовлекая в совместную работу бизнес-ассоциации и крупные корпорации, опираясь на госкорпорации, развернуть механизм реализации этих приоритетов в целевых программах, специнвестконтрактах, системах государственных закупок.

То есть весь инструментарий экономической политики сориентировать на рост инвестиций в перспективных направлениях научно-технического прогресса. Необходимо привести денежную политику в соответствие с современностью, исходя из того, что деньги - это инструмент кредитования, а не фетиш в виде золотых монет, над которыми Кащей чахнет. Надо у Кащея отобрать эту функцию денежной политики и подчинить денежную политику задачам финансирования экономического развития, прежде всего, того технологического прорыва, о котором говорил президент.

Есть одна сложность принципиальная, это механизм ответственности. Люди, которые в этой системе управления придут на смену нынешним чахнущим Кащеям, должны быть компетентными, должны разбираться в закономерностях современного экономического развития, должны обладать опытом управленческой работы и должны быть готовы взять на себя личную персональную ответственность за то, что целевые деньги, которые будут направлены на финансирование инноваций и инвестиций, в модернизацию, не будут украдены, не исчезнут, а будут потрачены в соответствии с теми целями и задачами, которые зафиксированы в стратегических планах и поддержаны специнвестконтрактами и индикативными планами.

В действительности все не так сложно. Что касается научно-технического прогноза, считайте, что он есть у Академии наук. Мы над ним работаем все эти годы. Вопрос только в его актуализации. Юридические формы для этого есть. Это специнструмент рефинансирования, это Закон о стратегическом планировании, специнвестконтракты, то есть формы тоже отработаны. Вопрос упирается в самую легкую задачу - организовать денежный поток. Потому что вырастить новое предприятие, создать или разработать новую технологию - это дело сложное, и не всякую технологию мы сможем сегодня разработать, и не каждый это может сделать.

Как говорил Владимир Ильич, мы дожили до ситуации, когда любая кухарка может управлять Центральным банком. Это люди, которые не разбираются в законах экономического развития, за душой у которых нет никаких научных достижений, нет авторитета в научном сообществе, а есть только примитивные догматические представления, за которыми они прячутся от ответственности. Ответственность - это главный элемент, которого нам не достает в системе управления, и внедрение которого будет сопряжено с политической волей.

Для того чтобы выполнить президентскую установку прорыва на передовой уровень экономического развития, нужны люди, которые возьмут на себя личную ответственность именно за реализацию этого прорыва. Не просто за макроэкономические индикаторы, какая будет инфляция, а за достижение конкретных целей развития экономики. Для этого требуется сочетание компетентности, профессионализма и ответственности. Если такую новую управленческую команду удастся собрать, то я вас уверяю, что мы выйдем на темпы экономического роста не менее 8% в год уже через год. Правительство Примакова и Геращенко показало, как это можно делать. Они фактически за три месяца вывели экономику из штопора, и она росла с темпом 1% в месяц. Это значит, 15% в год.

Ю.П.: То есть прецедент в истории страны уже был.

С.Г.: Мы участвовали в этой работе. Академия наук напрямую не то, что подставила плечо правительству Примакова и Геращенко, а она была востребована, и мы вместе формировали планы, мы обсуждали механизмы, страховали, если что-то пойдет не так. Для этого и нужна ответственность.

Ю.П.:. Борьба будет жесткой в эти дни, недели до определения нового вектора развития страны, потому что те, о ком вы говорили, им есть что терять.

С.Г.: Война в наших условиях - это больше, к сожалению, не выяснение смыслов. То, что сегодня в общественном сознании происходит, это некая мистификация. Они делают спектакль, где есть одни герои с одной точкой зрения и другие герои с другой точкой зрения. Они с одной стороны пытаются создать условия для экономического роста, мы - с другой. То есть две точки зрения. Может, три. И каждая из них имеет право на существование.

Создается впечатление, что нет такого понятия "экономическая наука", нет вообще знания о том, как развивать экономику, нет мирового опыта, а есть какие-то философы в одном лагере, философы в другом лагере, они спорят о том, как добиться лучшего результата в целях общего блага, и вопрос упирается в выбор между идеями. На самом деле, нет. Это вопрос выбора интересов. В чьих интересах проводится экономическая политика.

Если она должна проводиться, как декларирует президент Путин в интересах развития экономики, в целях совершения экономического рывка, нам нужны знания. Нам нужны и Академия наук, и бизнес, и технологии, и управление развитием. А если нас все устраивает, и партия статус-кво побеждает, которая говорит: все эти ваши рассуждения по поводу развития и рывка - это некое оторванное от реальности пожелание, мы тут на месте будем делать то, что умеем. А что они умеют? Они умеют выкачивать деньги из реального сектора и рассовывать через спекуляции по своим карманам.

Если эта публика и дальше будет находиться при управлении, то никакого управления не будет, потому что никакого управления им не надо. Они не хотят брать на себя ответственности, даже с задачами, которые ставит глава государства, не соглашаются, их саботируют. То есть вместо реальной работы, вместо выяснения путей управления экономическим развитием, создания путей управления экономическим развитием идет демагогия.

Ю.П.: То есть это осмысленно делается?

С.Г.: Да! Демагогия, которая пытается представить все дело так, что есть разные точки зрения. Два юриста - три точки зрения. В экономике на самом деле все легко считается. Особенно, если мы имеем дело уже со сложившимися траекториями развития, с международным опытом, и помним свой собственный опыт. Экономика любит счет, и мы можем на цифрах показать, что те задачи, которые поставил президент Путин, абсолютно реальны. Мы можем добиться даже более высоких темпов роста, если будем опираться на понимание закономерностей экономического развития и механизмов стимулирования и поддержки экономического роста через создание эффективной и ответственной системы управления.

Российский Центробанк продолжает терять золотовалютные резервы в результате операций на международном финансовом рынке. После неудачной конвертации евро в доллары в 2017 году, которая обернулась убытками в $4,5 млрд, ЦБ решил рекордно вложиться в китайский юань. И вновь понес миллиардные потери на курсовых разницах.

К началу апреля этого года доля китайской валюты в российских золотовалютных резервах достигла исторического рекорда — 5%, или $23 млрд.

Покупать юани Центробанк начал в середине прошлого года: за второй-третий квартал он вложил в них $3,9 млрд, а в четвертом докупил еще примерно на $8 млрд. Основную же часть сделок по конвертации — на $11 млрд долларов — ЦБ провел в январе — марте, когда курс юаня находился вблизи рекордных за 2 года отметок — между 6,2 и 6,3 юаня за доллар.

Команда Набиуллиной сделала ставку на Китай, но рынок двинулся в противоположную сторону: на фоне торговой войны с США, вызвавшей отток капитала из Поднебесной, юань начал стремительно дешеветь.

За второй квартал он потерял 5,2% стоимости, а к концу третьего упал еще на 3,6%.

Расчеты экспертов свидетельствуют, что в результате суммарно за апрель — сентябрь вложения ЦБ в юани обесценились на 9,4%, что принесло потери на $2,162 млрд.

Более чем странная ситуация. Год еще не закончился, а уже потеряли почти $2,2 млрд. Предыдущий год – убытки $4,5 млрд. И это только на валютных спекуляциях. А если посмотреть итоговый документ за 2017 год, все руководство Банка России должно быть номинировано на Нобелевскую премию в области экономики.

Академик РАН Сергей Глазьев рассказал «Царьграду», почему ЦБ показал отрицательную прибыль, читай, убытки.

Сергей Глазьев. Потому что перестали кредитовать экономику и получать проценты по рефинансированию коммерческих банков. Убытки у них образовались из-за того, что они, вместо того чтобы давать деньги в экономику, уже второй год их изымают. Изымают по операциям депозитным, привлекая деньги на депозит у себя по ставке, близкой к ключевой, и выпускают облигации Банка России. В совокупности они изъяли уже больше 3 трлн рублей. Это, я считаю, нонсенс в области денежной политики, когда Центральный банк вместо того, чтобы давать кредиты, как это во всем мире делается, изымает. Потому что ему кажется, что на рынке, как они выражаются, структурный профицит ликвидности.

Для простого человека могу пояснить, что это означает. Им кажется, что у банков слишком много денег и их надо связать. Зачем, правда, непонятно. Может, они боятся, что эти деньги уйдут на валютный рынок и поучаствуют в спекуляциях против рубля. Во всяком случае, с точки зрения здравого смысла ясно, что если Центральный банк предлагает деньги класть ему на депозит под 6% годовых с лишним, зачем коммерческим банкам вообще искать инвестиционные проекты?

Юрий Пронько. Безрисковый проект. Положил под 6% и получил доходность.

С.Г. Вопрос, за счет чего. За счет денежной эмиссии, той самой, против которой они постоянно возражают. То есть денежную эмиссию делать для того, чтобы занимать деньги, из экономики вынимать, они могут. А для того, чтобы давать – они почему-то не могут. Если бы они этих операций не делали, может быть, многие коммерческие банки начали бы брать на себя риски и вкладывать эти, казалось бы, избыточные деньги в развитие реального сектора экономики. Как это банки должны делать, исходя из так называемого трансмиссионного механизма банковской системы.

Предположим, у нефтяников много денег, может, они не знают, куда их вложить, — они их держат в банках на депозитах. Банки должны эти деньги трансформировать в инвестиции в других секторах экономики.

Ю.П. А этой трансформации не происходит.

С.Г. Нет, конечно. Почему не происходит? Потому что Центральный банк завышает процентную ставку. Потому что, если он привлекает деньги себе на депозиты под 6%, это значит, что меньше, чем 6%, вы не найдете никогда кредит. Зачем кому-то рисковать, если можно просто за 6% отдать Центральному банку?

Ю.П. А что касается валютных манипуляций? Колоссальные убытки. Как можно войти на максимумах и затем не спрогнозировать?

С.Г. За эти четыре года Центральный банк изъял из экономики более 10 трлн. Это деньги, которые должны были работать в экономике. Они их изъяли. И сегодня превратились в нетто-заемщика. Фактически Центральный банк стал одним из главных тормозов для развития экономики. Потому что он блокирует приток денег в те сектора, где ставка процента ниже ключевой.

Поэтому, если у вас объективно диспропорция в экономике, в нефтяном и в химико-металлургическом комплексе зашкаливают доходы, как мы знаем. Потому что эти доходы ушли от обложения экспортными пошлинами, нет платежей за загрязнение. То есть они за счет природной ренты сверхприбыльны. А машиностроение имеет 5% рентабельности. Теоретически банковская система должна была бы эти избыточные деньги в экспортно-ориентированных секторах трансформировать в инвестиции там, где сегодня денег не хватает.

Но из-за того, что Центральный банк установил минимальную планку по проценту на уровне, который превышает рентабельность обрабатывающей промышленности, эти деньги туда никогда не попадут. Поэтому мы имеем дело с такой стагнирующей ситуацией, с точки зрения углубления диспропорций в экономике. Потому что рыночные механизмы трансформации доходов в прибыльных сферах в малорентабельные, которым нужно расширяться, развиваться и потом уже приносить прибыль, не работают. Государство этим тоже не занимается. Поэтому у нас и такие флюсы. Сырьевая зависимость, в смысле сырьевая гипертрофия экономики, и мы зависим от доходов от сырья.

Потому что обрабатывающая промышленность своя сырье не может переработать, поскольку у них нет даже возможности привлечь кредиты на оборотный капитал, чтобы загрузить имеющиеся мощности. Это фактически такая депрессивная модель управления, при которой богатые богатеют, они не знают, куда девать деньги. А наиболее инновационные отрасли, которым нужны кредиты для внедрения новшеств, для стимулирования научно-технического прогресса, не могут это сделать, потому что кредит для них недоступен.

При такой политике мы лишились сегодня главного инструмента финансирования инноваций и инвестиций – долгосрочных кредитов. Те сферы, в которых деньги есть, они в кредитах не нуждаются, у них денег избыток. А те, с которыми мы связываем научно-технический прогресс, прежде всего машиностроение, наукоемкая промышленность, у них нет доступа к кредиту.

Замечу, что Шон Петер, специалист по научно-техническому прогрессу, которого, к сожалению, эти господа не читают и, может быть, даже не знают, кто это такой, еще в 40-е годы прошлого столетия писал, что процент за кредит – это налог на инновации. Этим все сказано. А что касается проблем в управлении валютными резервами – ну, это признак непрофессионализма просто-напросто. Я бы не делал из этого какой-то трагедии, такие вещи случаются.

Ю.П. Но суммы-то серьезные!

С.Г. Жалко, что уже нет, к сожалению, в строю сегодня тех опытных финансистов, которые работали во Внешэкономбанке СССР. Внешэкономбанк СССР был главным игроком на валютном мировом рынке. И они почему-то все время работали с прибылью. Хотя не имели тех математических возможностей прогнозировать, оценивать риски, которые сегодня можно было бы использовать. Так что здесь остается только развести руками…

Ю.П. Но тем не менее сумма уже весьма солидная. 6,7 млрд рублей, если консолидированно считать 17-18-й годы. Более чем. Это убытки ЦБ.

С.Г. Есть некоторые вещи системные, которые могут не приносить доходов или даже на какой-то момент генерировать убытки. Например, мы сейчас должны избавляться от доллара. Потому что в долларе рискованно держать и активы, и резервы.

Ю.П. У меня такое чувство, что дедолларизация ведет к юанизации, к тому, что евро становится нашей главной валютой. Эти все новости о том, что мехсекциями наличные евро ввозятся в Россию.

С.Г. У нас есть системный риск, связанный с долларами. То есть завтра все доллары могут быть просто американцами обнулены. Технически это легко сделать. И мы не сможем защитить сбережения ни наших граждан, которые в долларах хранятся, ни государственных структур, которые накопили те же нефтяные корпорации, большие объемы денег в долларах. Поэтому мы должны от долларов избавляться как можно быстрее. Потому что риск огромных потерь намного зашкаливает по сравнению с процентной ставкой. Пусть даже доходность долларовых инструментов выше, чем юаневых, предположим.

Но мы должны понимать, что доллар — токсичная валюта сегодня, для нас во всяком случае. И хранить деньги в долларах, даже если они приносят относительно более высокий доход, может оказаться себе многократно дороже.

Ю.П. Сергей Юрьевич, а не получится так, что и евро станет токсичной валютой?

С.Г. Следующий шаг, конечно, европейские страны очень зависимы от США, мы это видим. И они просто повторяют американские санкции. Поэтому переложиться из доллара в евро – только транзитный вариант на буквально короткий срок. Пока волна санкций не докатится до Европы. Это буквально, может быть, от двух-трех недель до полугода. Поскольку в Европе медленнее принимаются коллективные решения.

Ю.П. Может быть, рубль сделать стабильной инвестиционной валютой? Серьезной валютой, а не тем, что мы наблюдаем.

С.Г. Это, безусловно, главная задача Центрального банка по Конституции, делать рубль стабильной валютой.

Ю.П. Это все прописано уже.

С.Г. Что касается юаневых инструментов, то да, юань – это сегодня единственная надежная валюта для нас из состава мировых резервных валют. МВФ, вы знаете, включил в корзину мировых валют юань. Причем это уникальный случай, потому что юань не является свободно конвертируемым по капитальным операциям. А статья 8-я МВФ, на которую наши монетаристы молятся, как на икону, говорит о том, что если валюта полностью не конвертируемая, значит, это вообще не валюта.

Ю.П. Тем не менее в корзину МВФ включает.

С.Г. Могущество Китая было косвенно подтверждено тем, что юань стал мировой резервной валютой, не будучи свободно конвертируемым по капитальным операциям. МВФ, по сути, вынужден был наступить на горло собственной песне. Не знаю, как это произошло, но это факт. Из всех мировых резервных валют доллар токсичен абсолютно. Это просто безумие сегодня держать резервы в долларах, какие бы они не приносили доходы. Евро токсично косвенно. Потому что санкции…

Ю.П. В любой момент ситуация может усугубиться.

С.Г. Фунт такой же токсичный практически, как и доллар. Тем более что в Лондоне, как вы знаете, не только могут деньги отобрать, но и недвижимость сегодня просто так, решением какого-нибудь бюрократа.

Ю.П. Издеваетесь над российским оффшорным олигархатом?

С.Г. Да, куда бедному олигарху податься? Япония остается. Но Япония тоже находится под зонтиком США, и если американцы нажмут, мы не знаем, что будет.

Ю.П. То есть вы, в общем-то, соглашаетесь с командой Набиуллиной, когда она стала перекладываться в китайские юани?

С.Г. Фактически, кроме китайского юаня, из мировых резервных валют больше у нас надежной гавани сегодня нет.

Ю.П. Золото?

С.Г. Золото, разумеется. Один из главных сегодня структурных посылов – это увеличение золотовалютных резервов. Европейские страны держат до 55% своих резервов в золоте. У нас эта доля более чем в 2 раза ниже. Поэтому, конечно, главным направлением увеличения валютных резервов или изменения структуры валютных резервов, с моей точки зрения, должно быть увеличение доли золота.

Но имейте в виду, что с точки зрения бухгалтерской калькуляции золото в цене колеблется. И вообще говоря, увеличение вовсе не всегда обязано давать прибыль. Это может обернуться, с точки зрения таких калькуляций, тоже убытками. Скажем, цена на золото может упасть, и она действительно падала какое-то время. И вложения в золото были намного менее выгодны, чем вложения в доллары в краткосрочном горизонте. Но в долгосрочном нам, конечно, нужно увеличивать долю золота.

Все остальные валюты сегодня токсичны, кроме юаня, а юань не свободно конвертируемый. Вопрос не просто ведь вложиться в юань, а вопрос, в какие активы в юанях вы вкладываетесь. Можно вложиться в облигации, панда-бонды, которые находятся внутри Китая. Есть, правда, риск, если вы вложитесь в панда-бонды, вам потом не сразу удастся деньги вывести, если потребуется. Нужно будет разрешение китайских монетарных властей. Но, тем не менее, можно диверсифицировать этот портфель: что-то держать в наличной форме, а что-то вложить в китайские облигации, которые, между прочим, 6-7% дадут, гораздо выше, чем американские.

Поэтому получить убытки здесь уже невозможно, это наверняка будет прибыльное вложение, причем рисков нет. Потому что это китайские суверенные бумаги. Единственный риск, что эти резервы в ликвидную форму, может быть, не так легко будет, как доллар, сразу превратить. Иными словами, сегодня нет одновременно и надежных, и выгодных на 100% источников инвестирования резервов.

Вообще избыточные резервы, знаете, это как горб на теле. У нас объем резервов примерно равен объему денежной базы. Зачем? У нас с точки зрения блокирования спекулятивных атак против рубля резервов выше крыши. Но Центральный банк ими не пользуется. Он отдал курс рубля валютным спекулянтам, хотя имеет возможность сам формировать курс, и ни один спекулянт против ЦБ, у которого резервы больше, чем денег в экономике, не попрет. Почему Центральный банк с таким объемом резервов удаляется с рынка, я просто не могу понять.

Например, в свое время, когда я отвечал за формирование валютного рынка, у нас в стране вообще не было валютных резервов. И мы, тем не менее, как-то пытались через обязательную продажу валютной выручки курс стабилизировать. Это один момент. Второй момент. Есть правило трехмесячного импорта. У вас резервов должно быть не меньше, чем объем трехмесячного импорта. Мало ли чего. Чтобы могли критический импорт три года финансировать за счет резервов, если вдруг сломаются механизмы международной торговли. Ну, полгода.

То есть у нас резервов раза в два-три больше, чем положено, исходя из представления экономической науки. Это означает, что у нас рублей в экономике мало. Под такой объем резервов количество рублей в экономике могло бы быть в три раза больше.

Ю.П. После этих слов опять появятся заголовки: «Глазьев предлагает эмиссию!», «Глазьев предлагает раскрутить инфляцию» и т.д. Сергей Юрьевич, мы это проходили, и неоднократно.

С.Г. Эта логика оппонентов наших – она проста, как грабли, на которые они наступают каждый раз. Бьют в лоб, к сожалению, не себя, а нашу экономику и страну в целом.

Почему простым обывателям так нравятся страшные фильмы? Оказывается, это возможность понарошку пережить свои страхи, стать увереннее и даже выпустить пар. И это действительно так – нужно лишь выбрать для себя захватывающий фильм ужасов, который заставит как следует попереживать за героев.

Сайлент Хилл

История развивается в городе Сайлент Хилл. Обычным людям не хотелось бы даже проезжать мимо него. Но Роуз Дасилва, мама маленькой Шерон, просто вынуждена отправиться туда. У не нет другого выхода. Она считает, что только так поможет дочери и убережет ее от психиатрической больницы. Название городка не взялось из ниоткуда – Шерон постоянно повторяла его во сне. И вроде бы излечение очень близко, но по пути в Сайлент Хилл мать и дочь попадают в странную аварию. Очнувшись, Роуз обнаруживает, что Шерон пропала. Теперь женщине нужно найти дочь в проклятом городе, полном страхов и ужасов. Трейлер к фильму доступен к просмотру.

Зеркала

Бывший детектив Бен Карсон переживает не лучшие времена. После случайного убийства коллеги его отстраняют от работы в управлении полиции Нью-Йорка. Дальше уход жены и детей, пристрастие к алкоголю, и вот уже Бен ночной сторож сгоревшего универмага, оставшийся наедине со своими проблемами. Со временем трудотерапия дает свои плоды, но все меняет один ночной обход. Зеркала начинают угрожать Бену и его семье. В их отражении возникают странные и пугающие образы. Чтобы сохранить жизнь своим близким, детективу нужно понять, чего хотят зеркала, но проблема в том, что Бен никогда не сталкивался с мистикой.

Убежище

Кара Хардинг посл смерти мужа одна воспитывает дочь. Женщина пошла по следам отца и стала известным психиатром. Она изучает людей с раздвоением личности. Среди них есть и те, кто утверждает, что этих личностей гораздо больше. По мнению Кары, это лишь прикрытие серийных убийц, поэтому все ее пациенты отправляются на смертную казнь. Но однажды отец показывает дочери случай пациента-бродяги Адама, который не поддается никаким рациональным объяснениям. Кара продолжает настаивать на своей теории и даже пытается вылечить Адама, но со временем ей открываются совершенно неожиданные факты…

Майк Энслин не верит в существование загробной жизни. Будучи писателем в жанре «ужасы», он пишет очередную книгу о сверхъестественном. Она посвящена полтергейстам, обитающим в отелях. В одном из них Майк и решает поселиться. Выбор падает на печально известный номер 1408 гостиницы «Дельфин». По мнению владельцев отеля и жителей города, в номере обитает зло, убивающее постояльцев. Но ни этот факт, ни предупреждение старшего менеджера не пугает Майка. А зря... В номере писателю придется пережить настоящий кошмар, выбраться из которого можно только одним способом…

Материал подготовлен при помощи онлайн-кинотеатра ivi.