Дмитрий погоржельский биография. Михаил погоржельский

Они потеряли друг друга в войну и могли бы никогда не встретиться. Если бы не их профессия, одна на двоих. Судьба этих замечательных актёров неразрывно связана с Театром Моссовета. Ирина Карташёва прослужила здесь 70 лет, до последнего дня жизни. Она же и просила Юрия Завадского принять на работу своего супруга, Михаила Погоржельского, который сразу влился в труппу, а впоследствии сыграл на этой сцене множество главных ролей. И жизнь у них тоже была одна на двоих целых 46 лет.

Счастливое детство и горькая юность Ирины

Её детство было наполнено светом и счастьем. Родители Ирины были из дворян, а дочка была для них естественным продолжением их любви. Девочку воспитывали очень мягко и, конечно же, баловали. Она мечтала стыть балериной и поступила в Ленинградский хореографический техникум, но окончить его Ирине было не суждено.

Пришёл страшный 1933 год, когда отца, служившего главным экономистом проектного института, арестовали. В 1937 году папу расстреляли. Супруге «врага народа» нельзя было жить в Москве и Ленинграде, её с дочерью отправили в ссылку. Ирина после окончания школы вернулась в город на Неве, поступив в театральный. Здесь она встретила свою первую любовь, Михаила Погоржельского.

Несостоявшийся строитель

Михаил родился на юге Украины, а вскоре его семья переехала в Северную столицу. Мама будущего актёра была известным врачом-психиатром, папа трудился главбухом крупного предприятия.

Михаил, получив аттестат, поступил в инженерно-строительный институт. Но после первого курса забрал документы, и успешно сдал экзамены в театральный, где уже ждала его встреча с красавицей Ириной.

Война

22 июня 1941 года началась война. Все юноши тут же подали заявление на фронт, но Михаила из-за отсутствия приписки временно исключили из списка призывников. Ирина копала окопы, а после уехала из Ленинграда к маме в Саранск, где устроилась письмоносцем в госпиталь. Параллельно девушка участвовала в самодеятельности, где её заметили и пригласили в музыкально-драматический театр.

Через месяц после её отъезда Михаил ушёл на фронт. В 1942 году был серьёзно ранен в ногу, едва не погиб. Спас его ценой собственной жизни незнакомый солдат.

Михаилу предлагали ампутировать ногу, но в госпитале будущий актёр встретил молодого врача, оказавшегося учеником матери Погоржельского. После назначенного курса лечения Михаил Погоржельский смог даже передвигаться без палочки. После выписки из госпиталя его комиссовали, он уехал в Томск, а после в Новосибирск, где в эвакуации находился Ленинградский театральный институт.

В 1944 в Новосибирске они встретились с Ириной. Девушка к тому времени тоже успела побывать на фронте в составе концертной бригады. После возвращения с фронта получила вызов в институт, но в Новосибирске ей предложили службу в труппе Александринского театра находящегося в эвакуации.

В этом же году Ирина и Михаил возвратились в Ленинград, он учился, она работала. Но девушке было вовсе не до романтических отношений. Она разрывалась между работой и поездками в Москву, добиваясь разрешения маме вернуться в родной город.

Одна судьба

В 1947 году Ирина совсем перебралась в столицу, поступив в труппу Театра Моссовета по приглашению Юрия Завадского. Ему же она оказалась обязана и тем, что вскоре маме разрешили поселиться в Москве вместе с дочерью.

Ирина и Михаил встретились случайно в 1949 во время гастролей московского театра в Ленинграде, где была организована встреча молодых актёров Ленинграда и Москвы. С того момента они больше не расставались.

Ирина попросила Юрия Завадского посмотреть молодого актёра Михаила Погоржельского, и он был не только зачислен в труппу, но тут же введён в спектакль. С этого момента началась счастливая жизнь и актёрская карьера супругов.

В 1951 году в семье родился единственный сын Дима. Больше всех внимания ему уделяла, конечно, бабушка, мама Ирины Павловны. Молодые родители всё время были заняты в театре, а позже стали отлучаться на съемки в кино.

Счастье на двоих

В их жизнь пришли счастье и гармония. После всех перенесённых испытаний у них был тёплый дом, светлые радости и множество друзей. Они любили отдыхать под Костромой в Щелыково, где собиралась большая компания коллег и друзей. Ни Михаил Погоржельский, ни Ирина Карташёва никогда не принимали участия в театральных интригах, они просто хорошо делали свою работу. Их любили и зрители, и режиссёры.

К сожалению, в 1990-е годы Михаила Бонифациевича стала беспокоить старая рана. Ему стало трудно ходить, актёру сделали операцию, но ему становилось всё хуже. 6 марта 1995 года его госпитализировали, а 8-го он попросил у супруги киселя, за которым Ирина Павловна побежала к приятелям. Вернувшись, она увидела на больничном мониторе безжизненную прямую линию. Вечером она играла в «Мадам Бовари», потому что замены у неё в этом спектакле не было.

Ирина Карташёва прожила без мужа ещё 22 года, постоянно ощущая его присутствие рядом. Ей казалось, что муж незримо оберегает и поддерживает её. Ирина Павловна ушла из жизни в мае 2017, не дожив 5 месяцев до своего 95-летнего юбилея.

Ирина Карташёва была всю жизнь благодарна Юрию Завадскому за помощь в воссоединении с мамой. Режиссер вообще чувствовал особую ответственность за судьбы актёров. Даже расставшись со своей супругой он всегда принимал живое участие в её жизни и актёрской судьбе.

Дмитрия Погоржельского, собкора НТВ, представлять телезрителям не нужно. И его беседа с нашим специальным корреспондентом Андреем Кобяковым, находящимся сейчас в Берлине, думается, заинтересует наших читателей.

— Где вы учили язык?

— В обычной московской спецшколе. Это было много лет назад, но когда оказываешься здесь и нужно работать, то все вспоминается и учится довольно быстро и даже незаметно для самого себя. Тем более что работать здесь очень интересно — и пишущему, и снимающему журналистскому люду.

— А велика ли разница между ними?

— На мой взгляд, очень. Во-первых, телевидение — крайне поверхностное средство массовой информации. Во-вторых, КПД телевизионного труда крайне низкий. И в-третьих, разучиваешься писать для газеты, а уж если и садишься за перо, то ловишь себя на мысли, что начинаешь думать… картинками. И это несмотря на то, что мы, россияне, работаем над сюжетами принципиально иначе, чем, например, немцы или американцы. Они первым делом отсматривают и отбирают отснятую фактуру, потом монтируют видеоряд и только после этого пишут тексты к «склеенным» картинкам. Мы все делаем наоборот, и я думаю, что это правильнее и лучше. У меня же бывает и так, что я пишу тексты как бы вслепую, не видя отснятого материала или тех картинок, которые будут использованы, будучи взятыми из архивов или других источников. А вообще работа у нас, конечно, сумасшедшая, особенно во время визитов сюда известных российских персон. Время сжато до предела, порой остаются считанные минуты на монтаж и… Я понял, что вот именно такая репортерская работа, постоянно в разъездах, мне нравится больше. Тем более что, только став телерепортером в Германии, я начал так много ездить. Ведь на нас с оператором Толей Васькиным еще лежат Норвегия, Чехия, Австрия.

— Дмитрий, какие темы и сюжеты требует центр?

— Все, что интересно! И, естественно, все, что имеет мало-мальское значение для развития отношений между Германией и Россией. Сооотношение «заказов» и «предложений» — fifty fifty. Не скрою, что порой Москва вылавливает какие-то новости раньше меня, что вполне объяснимо — там мощная система работы с агентствами.

— Были «отказные» темы?

— За три года моей работы не прошел лишь один сюжет. И это был единственный момент, когда я здорово спорил с редактором, который сейчас уже, кстати, не работает на НТВ. Речь идет о визите в Германию Зюганова, было это года два назад. Редактор не пропустил сюжет, возмущенно спрашивая: «А где же скандал?». А я ответил, что никакого скандала нет, просто в Германию приехал лидер крупнейшей фракции российского парламента и его принимают совершенно нормально. Более того, этот человек имел реальные шансы стать главой государства, и немцы прекрасно понимали, что, возможно, им придется именно с ним иметь дело.

— Было время, когда из НТВ ушла целая плеяда журналистов…

— Да, это Добродеев, Ревенко, Мамонтов, Масюк, Лусканов, Медведев. Но это я оставлю без комментариев. Скажу лишь, что мне лично не дано понять, как можно из независимой телекомпании уйти под государево око. Обычно случается все наоборот. Я, по крайней мере, никогда не выполнял никаких социальных заказов. Да, ни для кого не секрет, что НТВ поддерживало Явлинского, Лужкова, Примакова. Что касается первого, то я и сейчас утверждаю, что Григорий Алексеевич — человек весьма достойный, а его неуспех является следствием его просчетов в предвыборной кампании. Возможно, нашей ошибкой был излишний крен в сторону остальных двух политиков. Впрочем, это лишь мое личное мнение.

— Сколько сюжетов вы обычно передаете за месяц?

— Если два — три в неделю, то это хорошо. Случалось, что и каждый день передавали. А однажды мы выдали за день три сюжета.

— Покупаете видеосъемки у частных лиц?

— Помню, года два назад наш военный корабль протаранил какую-то датскую шхуну и нужно было сделать сюжет. Я каким-то чудом нашел человека, у которого оказались эти кадры. Есть люди, которые живут этим, выслеживают подобные случаи, нанимают лодки или самолеты, снимают ЧП, потом продают отснятый материал. Так вот, этот деятель запросил 5 тысяч долларов за минуту. Естественно, я его вежливо поблагодарил, но отказался. До сих пор интересно, купил ли у него кто-нибудь эту лабуду…

— С собкорами ОРТ и РТР отношения, естественно, нормальные?

— Конечно. Во-первых, мы делаем одно общее дело — собираем и передаем для наших российских телезрителей информацию, а во-вторых, и Олег Мигунов, и Слава Мостовой — просто замечательные ребята.

— И где вы все обитаете?

— Журналисты РТР живут в самом респектабельном районе Берлина — в Груневальде. ОРТ — в старом добротном «советском доме» в Карлсхорсте. В этом районе, который до сих пор называют Карловкой, были штаб-квартиры ГРУ, КГБ, и здесь всегда жили все советские журналисты. А я живу на маленькой тихой улочке в самом конце Курфюрстендамм. Мы переезжали из Бонна довольно спешно, на поиски жилья у нас был ровно один день. Быстро нашли маклера, и тот стал предлагать варианты, мол, раз, два, три. Мы ответили просто: «Раз!»

— Вы здесь должны жить, оплачивать коммунальные услуги, питаться, ездить на автомобиле… Но это — Германия, более того, это — Берлин!

— Нам выделяется определенная смета на год, которую мы выбираем целиком. Здесь, в Берлине, она, конечно, больше, чем в Бонне, но шиковать не приходится.

— Вы здесь один?

— Нет, с супругой и младшим сыном. Сын учится в гимназии.

— Домой, в Россию, не тянет?

— Дом есть дом, туда всегда тянет…

В Кутулике строят дома по социальным программам

Третьего декабря в семье Погоржельских произошло долгожданное событие: они переехали в новый дом, который, кстати, не стоил новоселам ни копейки. Погоржельские были первыми в списке на переезд из ветхого и аварийного жилья. Сейчас в Кутулике работает ряд государственных программ, направленных на улучшение жилищных условий сельчан. Результаты видны невооруженным глазом: по всему поселку стоят возведенные под крышу дома, отделочные работы в них начнутся в ближайшее время. В гостях у новоселов Аларского района побывал корреспондент «Окружной правды».

Восточная улица

Областная программа переселения граждан из ветхого и аварийного жилья работает с 2006 года, - говорит Андрей Ботяков, глава Аларского района. - Вначале мы выкупали для людей уже готовые дома в хорошем состоянии и предоставляли их нуждающимся семьям. После того как начался процесс объединения Усть-Ордынский округа и Иркутской области, было решено строить новые здания. Первого декабря этого года в эксплуатацию был сдан первый дом, счастливыми обладателями которого стала семья Погоржельских. На эти цели было потрачено 1 млн 11 тыс. рублей из областного бюджета и 142 тыс. из бюджета МО «Кутулик». В следующем году планируется построить еще несколько домов. Сейчас в списке на переезд из ветхого жилья стоит более сорока семей. Предварительно называлась сумма в размере 9 млн 937 тыс. рублей. Возможно, из-за финансового кризиса эта сумма уменьшится, но ненамного. Так что в 2009 г. строительство продолжится.

Также продолжится возведение нового жилья по федеральной программе «Социальное развитие села до 2012 года». Программа предусматривает получение денежных сертификатов. Эти средства можно использовать на улучшение жилищных условий. Документы на получение помощи выделяются после проверки специальной комиссией и подачи заявления в местную администрацию. Данной программой воспользовалось уже несколько семей. Возведение новых домов в Аларском районе идет полным ходом: в 2008 году сдано 1202 кв. м жилья.

Из-за большого количества будущих новоселов было решено начать строительство новой улицы, которую назвали Восточной. Сейчас на ней всего три недостроенных здания, зато их хозяева могут с гордостью сказать, что у домов появился новый адрес: Восточная улица.

Мы строим не только дома, но и объекты социальной сферы, - говорит Эдик Дилбарчи, застройщик. - ЦРБ, школы в деревнях Аларского района, детский сад - это далеко не полный список зданий, которые будут сданы в ближайшее время.

Последствия урагана

У Дмитрия Погоржельского обычная семья: жена, маленькая дочка и сын. С ними живет теща. Но из-за отсутствия необходимых жилищных условий (всем приходилось размещаться на восемнадцати квадратных метрах) семья казалась очень большой. Неприятностей добавляла плохая крыша. В 2004 году ее сорвало ураганом. Сделать капитальный ремонт было невозможно - дом, в котором родился Дмитрий, был в аварийном состоянии.

Строительство дома для Погоржельских началось в мае, - говорит Эдик Дилбарчи. - Тогда был залит фундамент будущего здания. Основные работы шли в конце лета, когда были получены обещанные средства. Будущим хозяевам о заселении было объявлено в сентябре. До этого они не догадывались о предстоящем переезде.

Мы даже и мечтать не могли о таком доме, - говорит Дмитрий Погоржельский. - Он построен с соблюдением всех современных технологий. В нем три комнаты. Сейчас здание просыхает. Вскоре начнем клеить обои, а пока заканчиваем перевозить вещи и привыкаем к комфорту. У меня двое маленьких детей. Раньше в морозы приходилось ходить в теплой одежде, малыши часто болели. Теперь у детей появилась возможность свободно играть и бегать в доме и во дворе, который занимает целых 16 соток.

Представители администрации обещали построить все необходимые дворовые постройки. Баня уже практически готова. Самой семье справиться со стройкой трудно. Дмитрий работает завхозом в местном ДК, его жена Татьяна - продавец в магазине. Теща Галина Федоровна помогает чем может - подрабатывает на пенсии. Но денег на улучшение жилищных условий найти самостоятельно было бы невозможно.

Новоселье Погоржельские планируют широко отметить весной. Тогда у них за столом соберется много народу - только у Дмитрия шесть братьев и сестер. Самым главным гостем будет, конечно, Эдик Апитович. За время строительства он стал своим в этой семье. Особенно подружился с сыном Дмитрия - Пашей. В следующем году Паша пойдет в школу, а пока посещает детский сад и помогает воспитывать сестренку Валю.

Мне очень нравится наш новый дом, - говорит Павел. - Здесь хватает места всем, даже моей любимой крысе Васе. Хорошо, что мы переехали сейчас, - будет где поставить елку и отмечать Новый год.

Статьи, привезенные из командировок или ностальгически написанные дома;-)

11/2000 Берлин – Казань

Говорит и показывает... из Германии

Дмитрия Погоржельского, собкора одной из крупнейших российских телекомпаний в Германии телезрителям НТВ представлять не нужно. И беседа с ним, наверняка, заинтересует читателей.

Начинал я свою журналистскую жизнь в “Комсомольской правде”, - рассказывает Дмитрий. - Затем работал в журнале “Новое время”, собственным корреспондентом которого и приехал сюда в 1991 году. Но через три года финансирование журнала прекратилось, я оказался вольным стрелком, работавшим, впрочем, на газеты “Эхо Москвы”, “Сегодня” и “Итоги”. А в январе 1997 года меня пригласили работать на “НТВ”. Для меня это было полной неожиданностью, так как я никогда не думал о работе на телевидении... Вообще наблюдается некоторая цикличность в моей “немецкой судьбе”: три года работал на журнал, три года – на газеты, и вот снова осень...

- Где вы учили язык?

В обычной московской спецшколе. Это было много лет назад, но когда оказываешься здесь, и нужно работать, то все вспоминается и учится довольно быстро и даже незаметно для самого себя. Тем более, что работать здесь очень интересно - и пишущему, и снимающему журналистскому люду.

- А велика ли разница между ними?

На мой взгляд – очень. Во-первых, телевидение – крайне поверхностное средство массовой информации. Во-вторых, КПД телевизионного труда крайне низкий. Я как-то интереса ради подсчитал разницу между длительностью одного уже готового сюжета и затраченного на него чисто рабочего времени. У меня получилось соотношение 1 к 200!
И в-третьих, “разучиваешься” писать для газеты, а уж если и садишься за перо, то ловишь себя на мысли, что начинаешь думать... картинками. И это, несмотря на то, что мы – россияне – работаем над сюжетами принципиально иначе, чем, например, немцы или американцы. Они первым делом отсматривают и отбирают отснятую фактуру, потом монтируют видеоряд, и только после этого пишут тексты к “склеенным” картинкам. Мы все делаем с точностью до наоборот, и я думаю, это правильнее и лучше. У меня же бывает и так, что я пишу тексты как бы вслепую, не видя отснятого материала или тех картинок, которые будут использованы, будучи взятыми из архивов или других источников. А вообще работа у нас, конечно, сумасшедшая, особенно во время визитов сюда известных российских персон. Время сжато до предела, порой остаются считанные минуты на монтаж и... Я понял, что вот именно такая репортерская работа, постоянно в разъездах мне нравится больше. Тем более, что только став телерепортером в Германии, я начал так много ездить. Ведь на нас с Толей еще “лежат” Норвегия, Чехия, Австрия.

Газетчики больше избалованы техническими, чисто коммуникационными возможностями? Им ведь не обязательно присутствовать.

Да, прогресс развращает. Некоторые мои пишущие коллеги, например, до сих пор работают в Бонне, хотя уже почти все правительство здесь. Ведь многие как работают: утром встал, потянулся, просмотрел местную прессу. Ага, уже что-то нашел. Потом позавтракал, включил компьютер, зашел в Интернет, покопался в сети. Еще прибавилось. Ну, и телефон всегда под рукой – вот тебе и прямая речь, информация, так сказать, из первых уст. Да и закончить рабочий день можно также в квартире – набрал текст на компьютере, включил электронную почту, два нажатия на клавиши, и через час материал уже в полосе. Сами понимаете – нам эта форма работы никоим образом не годится.

- Как велик “островок” НТВ в Берлине?

Нас здесь работает двое: я и оператор Анатолий Васькин. Толя - замечательный человек и профессионал, у которого я до сих пор учусь Ведь я, газетчик, поначалу ничего не знал из “кухни” работы телерепортера.
Мой предшественник Владимир Кондратьев проработал в Берлине 12 лет, он, собственно, меня и сосватал на НТВ. А встретив здесь, сразу показал азы монтажа (это - ужасно сложное занятие!), ну а дальше пришлось самому выплывать. И вот в этом-то плавании мне очень здорово помог Толя, владеющий, по-моему, вообще всем, что связано с видео, включая компьютерную графику и работу в Интернет.

- Дмитрий, какие темы и сюжеты требует центр?

Все, что интересно! И, естественно, все, что имеет мало-мальское значение для развития отношений между Германией и Россией. Сооотношение “заказов” и “предложений” - fifty fifty. Не скрою, что порой Москва вылавливает какие-то новости раньше меня, что вполне объяснимо – там мощная система работы с агентствами.

- Были “отказные” темы?

За три года моей работы не прошел лишь один сюжет. И это был единственный момент, когда я здорово спорил с редактором, который сейчас уже, кстати, не работает на НТВ. Речь идет о визите в Германию Зюганова, было это года два назад. Редактор не пропустил сюжет, возмущенно спрашивая “А где же скандал?”. А я ответил, что никакого скандала нет, просто в Германию приехал лидер крупнейшей фракции российского парламента, и его принимают совершенно нормально. Более того, этот человек имел реальные шансы в будущем стать главой государства, и немцы прекрасно понимали, что, возможно, им придется именно с ним иметь дело.

- Было время, когда из НТВ ушла целая плеяда журналистов...

Да, это Добродеев, Ревенко, Мамонтов, Масюк, Лусканов, Медведев. Но это я оставлю без комментариев. Скажу лишь, что мне лично не дано понять, как можно из независимой телекомпании уйти под государево око. Обычно случается все наоборот. Я, по крайней мере, никогда не выполнял никаких социальных заказов. Да, ни для кого не секрет, что НТВ поддерживало Явлинского, Лужкова, Примакова. Что касается первого, то я и сейчас утверждаю, что Григорий Алексеевич – человек весьма достойный, а его неуспех является следствием его просчетов в предвыборной кампании. Возможно нашей ошибкой был излишний крен в сторону остальных двух политиков. Впрочем, это лишь мое личное мнение.

- Сколько сюжетов вы обычно передаете за месяц?

Если два – три в неделю, то это хорошо. Случалось, что и каждый день передавали. А однажды мы выдали за день три сюжета.

- Откуда вы берете видеоряд, если нет возможности снять самим?

Существует такая международная организация - European News Exchange. Различные телекомпании, вступая в эту организацию и внося определенную сумму, взамен получает возможность не только обмена видеоматериалами с другими членами ENEX, но и технические возможности этой своего рода фирмы. Наша корпункт – раньше в Бонне, и вот уже год как в Берлине – базируется на местном частном телеканале RTL, который входит в состав этой организации. Так вот, RTL взаимообразно предоставляет нам свой архив. И вообще, я должен вам сказать, что с партнерами нам крупно повезло, журналисты и техники из RTL – отличные ребята, настоящие товарищи. Так вот, архив у них в идеальном порядке, каждый кадр расписан, а найти нужную картинку по тайм-коду – дело минутное. Также мы прибегаем к услугам агентства Reuter, местное бюро которого находится в том же здании. Из этого же здания, что очень удобно, мы перегоняем сюжеты в Москву. Также у нас есть техническая возможность гнать сюжеты через спутник автономно, но это очень дорого.

- Покупаете видеосъемки у частных лиц?

Помню, года два назад наш военный корабль протаранил какую-то датскую шхуну, и нужно было сделать сюжет. Я каким-то чудом нашел человека, у которого оказались эти кадры. Есть люди, которым живут этим, выслеживают подобные случаи, нанимают лодки или самолеты, снимают ЧП, потом продают отснятый материал. Так вот, это деятель запросил 5 тысяч долларов за минуту. Естественно, я его вежливо поблагодарил, но отказался. До сих пор интересно, купил ли у него кто-нибудь этй лабуду...

- С собкорами ОРТ и РТР отношения, естественно, нормальные?

Конечно. Во-первых, мы делаем одно общее дело – собираем и передаем для наших российских телезрителей информацию, а во-вторых, и Олег Мигунов, и Слава Мостовой - просто замечательные ребята.

- И где вы все обитаете?

Журналисты РТР живут в самом респектабельном районе Берлина – в Груневальде. ОРТ – в старом добротном “советском доме” в Карлсхорсте. В этом районе, который до сих пор называют Карловкой, были штаб-квартиры ГРУ, КГБ, и здесь всегда жили все советские журналисты. А я живу на маленькой тихой улочке в самом конце Курфюрстендамм. Мы переезжали из Бонна довольно спешно, на поиски жилья у нас был ровно один день. Быстро нашли маклера, и тот стал предлагать варианты, мол, раз, два, три. Мы ответили просто: “Раз!”

Вы здесь должны жить, оплачивать коммунальные услуги, питаться, ездить на автомобиле... Но это Германия, более того, это – Берлин!

Нам выделяется определенная смета на год, которую мы выбираем целиком. Здесь, в Берлине она, конечно, больше, чем в Бонне, но шиковать не приходится.

- Вы здесь один?

Нет, с супругой и младшим сыном. Сын учится в гимназии.

- Домой, в Россию не тянет?

Дом есть дом, туда всегда тянет...

Народная артистка России Ирина Карташева родилась в 1922 году. Почти всю свою творческую жизнь служит в одном театре - им. Моссовета. Непревзойденный мастер дубляжа, в ее арсенале более 300 зарубежных фильмов. Ее голосом говорили с нами героини фильмов "Римские каникулы", "Рокко и его братья", "Лев зимой".
Вдова актера театра и кино Михаила Погоржельского. Мама спецкорреспондента НТВ в Германии Дмитрия Погоржельского.
Я делала с ней большое интервью сразу для трех журналов. В двух - Story и Psichologies напечатаны небольшие отрывки. Думаю, что будет интересно почитать целиком.
Я специально убрала свои вопросы из текста, превратив его в почти нередактированный монолог. Кажется, это лучше передаст обыденность интонации рассказа на фоне чудовищных событий.
По сути - биография Ирины Павловны - это биография наших родителей.
Да, не могу не заметить, что Ирина Павловна по-прежнему, красавица. Великолепно одета и ухожена. Остроумна и открыта для общения.

Ирина Карташева - девятнадцатилетняя девушка-ленинградка

Семья наша еще до войны хлебнула в полной мере: мама была выслана в Куйбышев, а папа расстрелян. Все репрессивные кампании прошли по нашей семье. Да, только за то, что мы - дворяне.

Когда началась война, маме нельзя было жить в Ленинграде, и квартировала она в Луге, в 128 км.

А я жила у тетки на Росси. 22 июня был солнечный яркий день. В 11 утра ко мне приехал Миша Погоржельский. Мы же с ним учились вместе в театральном институте. На первом курсе.

Мы услышали голос Молотова с сообщением, что началась война. Я помню: собрались у одной нашей однокурсницы. Говорили весь день - что будет со всеми нами. Вечером пошли все вместе по набережной. И там было видение, которое остается на всю жизнь: блестящее солнце освещало купол Исаакиевского собора, а оттуда наползала черная огромная туча, как образ ужаса, надвигающегося на этот город.

Мальчики наши сразу же ушли добровольцами на фронт. А мы были мобилизованы на рытье окопов под Пулковом. В один из дней мне позвонила мама, из Гатчины почему-то. Я поехала к ней, и выяснилось, что немцы уже были в Пскове. Они, в чем стояли с сестрой, в том и бежали из Луги. Я привезла им теплые вещи. Мы не встретились-разминулись, она уже уехала в Куйбышев - у нас там были знакомые (мы же там жили во время маминой ссылки, и я там заканчивала школу).

Я отпросилась в институте, мне дали отпуск на месяц и заверили, что пришлют вызов. Я выехала из Ленинграда 8 сентября в теплушке, а 9-го уже была бомбежка и горели Бадаевские склады.

В Куйбышеве нас хорошо встретили, но я почему-то стала настаивать, чтобы мы ехали дальше. Не могла объяснить, почему, но не хотела там оставаться. Знакомые мамы по Луге, две очень милые дамы уехали в Саранск. И я стала уговаривать маму ехать туда же. Так как я буквально бесилась и безумствовала, мама мне уступила. А вскоре в Куйбышев переехало все правительство, там была ставка Верховного Главнокомандующего, и всех оттуда погнали.

Так меня впервые посетило предвидение.

Я до сих пор не могу простить Сталину всех мытарств моих родителей - мама 18 лет не могла жить в крупных городах, а папы просто не стало. Но, знаете, ни у меня, ни у мамы никогда даже на йоту не возникало чувства, что мы можем остаться предателями при немцах.

Мы оказались в Саранске. И, надо сказать, что я не выдержала мужественно всех испытаний. Вот мама у меня очень стойким была человеком, никогда - ни слова укоризны. А я оказалась как бы замороженной - институт, который так блистательно был начат - потерян, Миша на фронте, Ленинград в блокаде - все кончено. Жизнь моя кончена! Но надо было жить. Мама устроилась работать на консервный завод маникюршей. Да - у нее не было подходящей специальности. А я поступила в эвакогоспиталь почтальоном. Начальник госпиталя смеялся и говорил: «Смотрите, какие почтальоны бывают во время войны».

Вообще ко мне так идеально относились в госпитале. Зам начальника был из Гомеля, он потерял жену и детей, и всегда ждал меня с надеждой, что я принесу весточку от них. Так он их потом разыскал. А потом разыскал и меня по титрам. Я тогда ведь много занималась дубляжом. Прихожу в театр, а мне говорят: Тебя тут разыскивает министр здравоохранения Белоруссии. Я подумала, что меня разыгрывают, причем тут министр? А дома мама мне говорит, что действительно меня разыскивает бывший зам начальника госпиталя. Вот так-то.

А в войну я стала самым желанным человеком для раненых, потому что приносила письма от родных. Я тогда странно выглядела. У меня ничего не было из зимней одежды, на мне был какой-то замызганый ватник, какая-то шапка, красноармейские ботинки, обмотки. О своем институте я ничего не знала, его эвакуировали из Ленинграда.

Однажды прибегаю на почтамт за письмами, мороз, я в своем затрапезном виде. Смотрю - там, на скамейках сидят несколько летчиков, которые отдыхали в Саранске от каких-то боевых вылетов. И они что-то стали говорить мне шутливое, комплименты какие-то. И тут я подумала: «Боже мой! А жизнь-то идет! И мужчины смеются, и смотрят на девушек».

И, как ни странно, вот такое приветливое ко мне отношение позволило мне оттаять. Я стала принимать участие в самодеятельности. Меня даже пригласили в Музыкально-драматический театр в Саранске. Я отказалась, сославшись на ожидание вызова в свой институт. И вдруг мне приходит вызов из института в Кисловодск. А я тогда была донором, и моя первая группа крови подходит всем, и меня даже никогда не отсылали на донорский пункт, и часто делали прямое переливание крови раненым.

Так вот - я донор, и у меня берут анализ, как всегда перед забором крови. И говорят, что у меня РОЭ 40, началась флегмонозная ангина. В итоге я никуда не еду. А в это время немцы захватывают Кавказ и институт мой эвакуируют вообще неизвестно куда. И я остаюсь в Саранске, и соглашаюсь перейти из госпиталя в театр. Помню как я дрожала в костюме Виолы из Двенадцатой ночи, белый парик напяливала и рыдала, потому что ничего не умела - у меня же всего один курс института.

В 1943 году я попадаю в состав бригады Мордовского театра, и нас отправляют на фронт. Мы попали в 1-й эшелон, куда потом бригады не посылали, потому что одна там погибла. И мы попадаем в Орловско-Курскую дугу - июль 1943 года - Плавск, Мценск, Белгород… Я помню, когда мы въехали в один город - он был до тла разбомблен. А в лесах - эти вековые деревья, лежащие корнями кверху после артподготовки.

В концертах я читала рассказы Ленча и стихи Симонова. Нас было шестеро - певица, танцевальная пара, еще один чтец.

Никаких концертных нарядов у меня не было, хотя военные всегда просили, чтобы были в штатском. А в Туле меня вообще обворовали, украли чемодан, где у меня было все, буквально все. Я осталось в том, в чем стояла на сцене. У балерины нашей украли все украшения.

В Орле мы были через три часа после взятия нашими. Это было очень страшно - лето, зной, смрад, стоящий над полем боя, и огромное количество мух. И кругом мины. Мы уехали на концерт, а обратно в дом, где остановились, уже не могли вернуться. И ночевали в каком-то поле.

Но как-то хранила нас судьба, и мы вернулись с фронта. Это очень страшно…

Но я вам сейчас скажу, может быть, ужасную вещь - тот страх, что мы пережили в конце тридцатых - был хуже этого. Это был страх физический. Но мы были все патриотами, никому не приходило в голову принять фашистов. Или потом эмигрировать. И я бы никогда не смогла нигде больше жить.

Знаете, как жизнь переворачивается? Прошло много лет, и мой сын оказался в Берлине, и вел передачу от рейхстага. А он - сын человека, награжденного Орденом Славы, и фактически потерявшим ногу на фронте.

Мы вернулись в Саранск, и там меня ждал вызов из института, эвакуированного уже в Томск. И я уехала, как меня не уговаривали остаться. Но приехала в Новосибирск, и там встретилась с Мишей. Там в это время был Александринский театр.

Так я и осталась неучем на всю жизнь. Я сейчас уже народная артистка. Когда я писала раньше «неоконч. Высш», мне говорила кадровичка: это ничего, а Леня Марков даже не помнит, какую он школу закончил.

Но вернемся в военные годы. Миша был ранен под Вышним Волочком в ногу в 1942 году. В полевом госпитале ему хотели отнять ногу. Он не давал. Тут на счастье зашел другой врач, который знал его маму - гл. врача психиатрической больницы Воронковскую. И он спас Мишину ногу. Американскими червями ему вылечили ногу. Такой был тогда уникальный метод.

Но остеомиелит все-таки остался, и всю жизнь он напоминал ему о себе.

В День Победы каждый год Мише звонил Зяма Гердт и, поздравляя, говорил: Это звонит тот, кто тебя сделал инвалидом.

А дело в том, что муж мой после ранения был комиссован с остиемиелитом. Но законы были таковы, что он должен был каждый год проходить освидетельствование. И он перестал это делать - можно было подумать, что этим можно вылечиться. И его лишили звания инвалида.
А когда ввели для инвалидов какие-то льготы, ему было уже неудобно снова куда-то обращаться. И вот Гердт как коллега по ранению, тоже в ногу, и тоже на фронте, оставшийс по меткому выражению Гафта "коленонепреклоненным", все грозился, что возьмет его сам за шиворот и отвезет, куда надо. «Ты что ногу на танцах потерял?» И он его заставил пойти в военкомат и удостоверить инвалидность. И каждый День Победы звонил с вопросом: «Кто тебя сделал инвалидом?»

А тогда я осталась работать в Александринке, в 44-м мы вернулись в Ленинград. Город еще не отошел от блокады.

Победа в 45-м. Мы были на вечере в Доме искусств, когда объявили о капитуляции Германии. У меня в руках оказалась какая-то поварешка, и я шла, колотя изо всех сил по заборам, стенам, по всему, что попадалось на Фонтанке. Мы кричали всем встречным: «Победа!»

Это ни с чем несравнимо.

С Мишей у нас была любовь безумная. Но когда он приехал с фронта в Новосибирск, я, закрутившаяся в театре, в компаниях, в поклонниках, посмотрела на него уже другими глазами. Он был как-то отдален.

Я тут виновата целиком - совершила очень большую глупость и замаливаю все свои грехи. Я испортила жизнь себе, Мише и своему первому мужу Севе Давыдову. Мы вернулись в Ленинград, и как-то с Мишей расстались.

Мама жила в Саранске, я ее вызываю в Ленинград. Приходит ей повестка явиться в милицию. Я пошла хлопотать. Какой-то капитан милиции посоветовал мне вывезти маму куда-нибудь, придумать что-то. И вот, представьте себе, мы ездили с антрепризными спектаклями вокруг Ленинграда и возили маму с собой. Но так долго продолжаться не могло.

И я приехала уже в Москву хлопотать, а тут один приятель подсказал мне, что Завадский ищет актрису на Дездемону. Я пришла, ничего не читала, и он меня взял, сказал, что пришлет вызов в сентябре. Я приехала по его телеграмме. С тех самых пор служу в театре Моссовета.

А маму поселили под Москвой даже не в Дмитрове, а в Куминове-деревня такая. И она там жила у хозяйки. И Миша потом шутил: вам надо писать воспоминания - «От Ниццы до Куминово» - у бабушки нашей была вилла в Ницце - фотографии сохранились. Но они ее продали еще до революции. Потом Андрон Кончаловский меня подначивал, чтобы ее вернуть, но поздно.

И вот Завадский и Николай Черкасов, хотя это 50-е годы, и это совсем не модно, начинают хлопотать, чтобы разрешили прописку маме в Дмитров, хотя бы.

И тут я случайно встречаю Мишу. Иду по Горького, а он переходит по наземному переходу от Националя к Совету министров. Я иду с одним актером, и вдруг увидела его. Закричала: Миша! И он остановился посреди дороги, оглянулся и замер. Очень странно прореагировал на меня. Потом объяснил: Я иду и думаю: Может быть в жизни такое - ведь она сейчас в этом городе, могу я ее случайно встретить? И вдруг ты меня окликаешь.

Мы встретились, и через 3 дня уже не разлучались. Я развелась с мужем, он уже был разведен с женой. Я порекомендовала его Завадскому, не объясняя наших взаимоотношений. Он его сразу взял.

И вот 50-й год, готовятся гастроли в Польшу. Мы с Мишей никуда не собираемся - у меня мама на поселении, а у Миши папа поляк. Тут старенький еврей, у нас кадрами заведовал, подсказал, что Польша в 1905 году была в составе российской империи. И все.

А про маму я написала правду, только, за что арестовали, не написала.

Все начали хлопотать за маму. Меня Черкасов записал к Министру Серову. На прием я пришла беременной, почти уговорила его всеми своим актерским талантом. Но тут этого Серова снимают.

И вдруг Завадский добился разрешения прописать маму уже в Москву. Вот еще одно чудо.

Мы жили тогда все у Сокола, в одной комнате с мамой, мужем и маленьким сыном Димкой.

Ну вот и вся история.

Это так во мне засело - война. Я только недавно перестала пугаться ночных звонков. У меня обрывается сердце, падает.
Я молю, чтобы детям и внукам не довелось испытать такого.