Русско-турецкая война 1768-1774 гг.

Русско-турецкая война 1787-1791 гг.

1768-74 годов стала пятым по счету военным конфликтом между Россией и Османской империей.

Основное противоречие оставалось прежним - обладание свободным выходом к Черному морю. А формальные причины русско-турецкой войны можно назвать следующие: русские власти во главе с Екатериной II начали активно вмешиваться в политические дела Польши, где на тот момент шла война оппозиционеров из числа Барской конфедерации и правящего короля Станислава Понятовского. Русские отряды воевали на стороне короля.

Преследуя войска оппозиции, русский отряд казаков вторгся на турецкие земли и занял небольшой городок Балту. Турецкие власти, заключив союз с польскими конфедератами и заручившись поддержкой Австрии и Франции, объявили войну России 25 сентября 1768 года. Так официально началась русско-турецкая война 1768-74 годов.

В этой войне Турция ставила своей целью расширить владения, захватив Киев, Астрахань и Приазовье; Франция и Австрия надеялись ослабить влияние России и восстановить прежние границы Польши, а польские конфедераты рассчитывали окончательно захватить власть в стране.

До конца 1768 года стороны не вели активных военных действий, а только стягивали свои силы и готовились к войне. Армия под предводительством генерала Голицына медленно продвигалась, занимая территорию вокруг Днестра, по направлению к А вторая русская армия, которой командовал генерал Румянцев, должна была защищать территорию Украины от крымско-турецких набегов.

Бои начались зимой 1769 года, когда конная армия вторглась на украинские земли. Как и предполагалось, этот нападение было отражено армией Румянцева. В это же время русские войска захватили Таганрог, расчистили выход к Азовскому морю и начали создание азовской флотилии.

Русско-турецкая война 1768-74 года была знаменательна тем, что во время нее войскам Османской империи не удалось одержать ни одной сколько-нибудь занчительной победы. При этом свои наиболее сокрушительные поражения потерпела в Чесменской битве и в сражении при Кагуле.

Чесменская битва произошла в конце июня 1770 года, когда русская эскадра, которой командовали адмиралы Спиридов и Грейг, в результате блистательной операции смогла запереть в бухте под Чесмой вражеские корабли и полностью уничтожить турецкий флот. В результате этой битвы потреи турков составили 10 тысяч, а у русских - всего 11 человек.

А в сухопутном сражении 21 июля 1770 года при Кагуле отличился будущий фельмаршал Румянцев. Его 17-тысячное войско смогло одержать победу над 100-тысячной армии Халиль-Паши. Это произошло благодаря блистательной наступательной тактике, которую применил Румянцев. В какой-то момент, когда турецкие войска особенно яростно теснили русские отряды, Румянцев сам бросился в бой и развернул к атаке своих солдат, которые начали было отступать. Янычары после первого наступления спасовали, стали сдавать позиции и разбегаться.

По итогам сражения со стороны русских было потеряно полторы тысячи человек, а со стороны турков - больше 20 тысяч. После величайшей Кагульской победы сдались турецкие крепости Измаил и Килия.

С 1770 по 1774 гг. в Османской империи усилился кризис. На Кавказе и в Причерноморье велись активные военные действия, в которых победы раз за разом одерживали русские войска. Обещанной помощи со стороны Польши, Австрии и Франции турки практически не получали. Поэтому в 1772 году турецкие власти решили начать переговоры о перемирии. Главным пунктом, по которому стороны не сошлись - была судьба Крыма. Русская сторона настаивала на независимости Крыма, а турки всячески отказывались от этого. Поэтому, так и не сойдясь в общем мнении, стороны возобновили военные действия.

В 1773-74 годах русские войска смогли занять Особенно отличилась армия под командованием Суворова, которая одержала блистательные победы под Гирсовом, Козлуджей и Туртукаем.

В Грузии в это время тоже велись боевые действия с турками, правда не столь успешно, как в Молдавии и крымских степях. В 1771 году Екатерина II повелела вывести русские войска из Грузии, поскольку их пребывание там сочла далее бесполезным. Тем не менее, события на Кавказе отвлекали силы турков от центрального театра военных действий, что тоже имело свое положительное влияние на ход войны.

Наконец, турецкие власти были вынуждены подписать и выполнить все условия, которые выдвигала Россия. Так закончилась русско-турецкая война 1768-74 гг. Это произошло в небольшом болгарском городке Кючук-Кайнарджи в июле 1774 года.

Итоги русско-турецкой войны можно назвать следующие: Российская империя получила территорию между Днепром и Бугом, включая морское побережье и крымские крепости. было объявлено независимым государством, а русский торговый флот при этом получил право беспрепятственного прохода через проливы. Таким образом, Россия смогла выполнить свой план-максимум, поставленный в русско-турецкой войне.

Начало войны. Чесменское сражение (1770)

Ко второй половине XVIII века те времена, когда европейцы связывали имя турок с концом света, уже давно прошли. Однако могущество Турции, или Оттоманской Порты, еще не казалось Европе призрачным. Уступив европейцам моря, турки продолжали оставаться грозными противниками на суше. Это было тем более странно, что европейское военное искусство шагнуло далеко вперед, а образ действий турецкой армии почти не изменился за последние три столетия. Турки сразу вводили в бой огромную массу войск. Их первый удар был ужасен, но если неприятелю удавалось его выдержать, то сражение обыкновенно турками проигрывалось. Турецкие войска легко поддавались панике, и их численное превосходство оборачивалось против них самих, мешая перестроить боевые порядки и отразить вражеский контрудар. Атаковать турки предпочитали большими скоплениями конницы. Наиболее боеспособную часть пехоты составляли регулярные отряды янычар, формировавшиеся путем насильственного набора мальчиков и юношей в христианских частях Османской империи. Турецкая артиллерия не уступала по своим качествам европейской, но турки отставали в организации артиллерийского дела.

Первым удачную тактику полевого сражения против турок открыл в начале XVIII век Евгений Савойский. Австрийский генералиссимус стремился вначале выдержать первый натиск турок, строя свои войска в огромные каре и ограждая их рогатками. В случае успеха на поле боя он переходил к осаде турецких крепостей.

Русская армия долгое время не могла успешно противостоять туркам: бесславно закончились турецкие походы во времена Софьи, Петр I потерпел катастрофу на берегах Прута. Только фельдмаршалу Миниху, ученику принца Савойского, удалось нащупать настоящий образ действий в войне с ними. Ставучанская победа, взятие Хотина, занятие Молдавии были подвигами самобытными и по тем временам блестящими. Однако и Миних придерживался сугубо оборонительной тактики. Медленные передвижения войск, построенных в неповоротливые дивизионные каре, долгие осады крепостей, а так же, имя иностранца и нестерпимое самолюбие мешали Миниху одерживать решительные победы.

Война, объявленная России Турцией в 1768 году, повлекла за собой коренные изменения в действиях русской армии. Первый год войны русские под командованием Голицына и Румянцева провели по-прежнему робко, стремясь главным образом не допустить турецкого вторжения. Но 1770 год оглушил и турок, и русских громом неслыханных побед. Военный талант Румянцева внезапно обнаружился в полном блеске. Он решился уничтожить рогатки, вселявшие робость в солдат, и атаковать конные массы турок небольшими, подвижными каре. Успех этой тактики был ошеломляющий. 38-тысячная русская армия разбила 80 тысяч турок при Ларге, а затем сокрушила 150-тысячную армию великого визиря на реке Кагул. Кагульское сражение стало крупнейшей победой европейской армии над турками за всю историю их военных конфликтов.

Об этой победе Румянцев доносил Екатерине: «Да позволено мне будет, всемилостивейшая государыня, настоящее дело уподобить делам древних римлян, коим Ваше Императорское Величество велели мне подражать: не так ли армия Вашего Императорского Величества теперь поступает, когда не спрашивает, как велик неприятель, а ищет только, где он».

К сожалению, столь славные победы не привели к окончанию войны. Военные достоинства Румянцева, несомненные в области тактики, как-то странно исчезали, когда дело доходило до стратегии. Здесь он все еще находился в плену устаревших взглядов. Вместо того, чтобы преследовать турок и развивать свой успех, Румянцев занялся «правильной» осадой турецких крепостей, распылил силы и упустил время, дав туркам оправиться от поражений. Его осторожность простиралась до того, что он часто не давал точных указаний подчиненным, чтобы иметь извинение в случае неудачи. Ища славы, Румянцев страшился бесславия, и 1771 год провел в нерешительных, вялых действиях.

Гораздо больше решительности проявляла сама императрица. Она развила в себе изумительную энергию, работала, как настоящий начальник генерального штаба, входила в подробности военных приготовлений, составляла планы и инструкции, изо всех сил спешила построить азовскую флотилию и фрегаты для Черного моря, слала своих агентов все углы и закоулки Турецкой империи в поисках, где бы устроить заварушку, заговор или восстание, поднимала на турок царей имеретинского и грузинского и на каждом шагу наталкивалась на свою неготовность к войне: решив послать морскую экспедицию к берегам Мореи, просила своего посла в Лондоне выслать ей карту Средиземного моря и Архипелага; хлопоча поднять Закавказье, недоумевала, где находится Тифлис, - на каспийском ли, черноморском ли берегу или же внутри страны. Ее раздумья разгоняли братья Орловы, умевшие только решаться, а не думать. На одном из первых заседаний совета, собиравшего по делам войны под председательством императрицы, Григорий Орлов предложил отправить экспедицию в Средиземное море. Немного спустя брат его Алексей, долечивавшийся в Италии, указал и прямую цель экспедиции: если ехать, так уж ехать до Константинополя и освободить всех православных от ига тяжкого, а неверных магометан, по слову Петра Великого, согнать в поле и в степи пустые и песчаные, на прежние их жилища. Он сам напросился быть и руководителем восстания турецких христиан.

Нужно было иметь много веры в провидение, иронически пишет В.О. Ключевский, чтобы послать на такое дело в обход чуть не всей Европы флот, который сама Екатерина четыре года назад признавала никуда не годным. И он спешил оправдать отзыв. Едва эскадра, отплывшая из Кронштадта (июль 1769 года) под командой Спиридова, вступила в открытое море, один корабль новейшей постройки оказался негодным к дальнейшему плаванию. Русские послы в Дании и Англии, осматривавшие проходившую эскадру, были поражены невежеством офицеров, недостатком хороших матросов, множеством больных и унынием всего экипажа.

Эскадра двигалась медленно. Екатерина выходила из себя от нетерпения и просила Спиридова ради бога не мешкать, собрать силы душевные и не посрамить ее перед целым светом. Из 15 больших и малых судов эскадры до Средиземного моря добралось только 8. Когда А.Орлов осмотрел их в Ливорно, у него волосы поднялись дыбом, а сердце облилось кровью: ни провианта, ни денег, ни врачей, ни сведущих офицеров. С незначительным отрядом он быстро поднял против турок Морею, но потерпел неудачу от подоспевшего турецкого войска и бросил греков на произвол судьбы, раздраженный тем, что не нашел в них Фемистоклов. Соединившись с подошедшей между тем другой русской эскадрой, Орлов погнался за турецким флотом и в Хиосском проливе близ крепости Чесма настиг армаду, вдвое превосходившую русских. Смельчак испугался, увидев «оное сооружение», и с отчаянья атаковал его.

После четырехчасового боя, когда вслед за русским «Евстафием» взлетел на воздух и подожженный им турецкий флагман, турки укрылись в чесменскую бухту. Через день (26 июня 1770 года) в лунную ночь русские пустили брандеры и к утру скученный в бухте турецкий флот был сожжен. Незадолго до того Екатерина писала одному своему послу: «Если богу угодно, увидишь чудеса». И, замечает Ключевский, чудо произошло: в Архипелаге нашелся флот, хуже русского. «Если б мы не с турками имели дело, всех бы [нас] легко передавили», - писал А.Орлов.

Успехи русского оружия настроили против России Францию, Австрию и Швецию. Екатерина II вступила в переговоры с султаном, но Турция, вполне оправившись от потрясения, проявила неуступчивость. «Если при мирном договоре не будет удержано - независимости татар [Крыма], ни кораблеплавание на Черном море, то за верно сказать можно, что со всеми победами, мы над турками не выиграли ни гроша, - выражала Екатерина свое мнение русскому посланнику в Константинополе, - я первая скажу, что такой мир будет столь же стыдный, как Прутский и Белградский в рассуждении обстоятельств».

1772 год прошел в бесплодных переговорах, а в марте 1773 года военные действия возобновились.

Приезд в армию Суворова

Суворов зимой 1772 года получил предписание осмотреть русско-шведскую границу «с примечанием политических обстоятельств». Как он и предполагал, никакой серьезной военной угрозы со стороны Швеции не было. По возвращении в Петербург ему удалось выхлопотать у Екатерины II назначение в молдавскую армию. 4 апреля Военная коллегия определила: генерал-майора Суворова отправить в 1-ю армию, выдав ему высочайше пожалованные на дорогу 2 тысячи рублей. Через четыре дня, получив паспорт на проезд, Суворов выехал в румянцевскую армию.

В первых числах мая он был уже в Яссах. Румянцев принял его довольно холодно, не оказав никаких отличий (к числу недобрых качеств Румянцева относились завистливость и надменность) и назначил Суворова в корпус генерал-поручика графа Салтыкова, располагавшийся у Негоештского монастыря.

Прибытие Суворова в Молдавию совпало с началом активных действий против турок. Румянцев еще в феврале получил предписание от императрицы идти за Дунай, разбить визиря и занять край до Балкан. Это приказание Румянцев не выполнил - у него было всего около 50 тысяч человек, с которыми он должен был охранять кордонную линию длиной в 750 верст, а так же Валахское и Молдавское княжества. Между тем силы турок в районе Шумлы росли и уже начали беспокоить русские аванпосты на Дунае.

Сражение под Туртукаем

Румянцев разработал план проведения мелких поисков на правом берегу Дуная. Главный из них - набег на Туртукай - был поручен Суворову.

Туртукайская крепость прикрывала переправу через Дунай в устье реки Арджеш. Дунай здесь неширок, и турецкие разъезды часто сами переправлялись на русский берег.

Суворов сразу же оказался в родной, наступательной стихии. Он приготовил 17 лодок для переправы своих 600 человек. Поскольку устье Арджеша простреливалось турецкой артиллерией, он дал приказ скрытно доставить суда на подводах. Одновременно он попросил у Салтыкова пехоту для подкрепления.

Вечером 7 мая Суворов еще раз осмотрел переправу и лег спать на аванпостах недалеко от берега. Перед рассветом его разбудили выстрелы и громкие крики «алла, алла!» - это турецкий отряд напал на казаков. Вскочив на ноги, Александр Васильевич увидел невдалеке от себя скачущих турок. Он едва успел ускакать вслед за казаками.

С помощью пехоты турок удалось отогнать. Один из пленных показал, что туртукайский гарнизон достигает 4 тысяч человек.

Утром 8 мая прибыли подводы с лодками и подкрепления. Салтыков прислал конницу. Суворов недоумевает: зачем она ему? Тем не менее он назначает переправу в ночь на 9 мая и садится писать диспозицию: пехота переправляется на лодках, конница - вплавь; атака ведется двумя каре, стрелки тревожат неприятеля, резерв без нужды не подкрепляет; турецкие набеги отбивать наступательно; подробности зависят от обстоятельств и искусства командиров; Туртукай сжечь и разрушить; от каждого капральства выделить четырех человек для взятия добычи, остальным на грабеж не отвлекаться; весьма щадить жен, детей и обывателей, мечети и духовных не трогать, чтобы неприятель щадил христианские храмы; да поможет Бог!

Суворова тревожит недостаток пехоты в его отряде. Он пишет одну за другой несколько записок Салтыкову, где настойчиво повторяет: «Увы, пехоты мало; карабинер чрезвычайно, да что им делать на той стороне?»; «Все мне кажется пехоты мало, и вряд за 500». В последней записке он заверяет Салтыкова, что будет «все хорошо, как [если] Бог благоволит» и добавляет: «А пехоты, кажется, мало». Суворову необходим громкий успех, поэтому он не хочет полагаться на одну неожиданность. Записки отражают не колебания воли, а зрелую обдуманность его действий.

Вечером Александр Васильевич еще раз объехал берег и сам разместил батарею.

С наступлением ночи русские начали переправу. Турки открыли огонь, но в темноте не смогли причинить большого вреда. Русские построились в каре и ударили в штыки. Атака велась горячо, офицеры первыми всходили на вражеские батареи. Возбуждение было так велико, что пленных не брали. Суворов находился в одном из каре. Разорвавшаяся турецкая пушка ранила его в правую ногу и бок, и он, истекая кровью, вынужден был отбиваться от наскочившего янычара. Подмога подоспела вовремя и отбила его. Три турецких лагеря под городом и сам Туртукай были взяты быстро, в четвертом часу утра все было кончено. Город минировали и взорвали, 700 местных христиан перевезли на русский берег. Потери турок доходили до 1500 человек; у русских ранено около 200, убитых было мало, в основном это были утонувшие при переправе.

Еще до рассвета, пока ему перевязывали ногу и бок, Суворов отправил Салтыкову и Румянцеву короткие записки с извещением об успехе. «Ваше сиятельство, мы победили,- писал он Салтыкову, - слава Богу, слава вам». Вторая часть фразы, видимо, понравилась ему своим ритмом, и в записке Румянцеву он съерничал:

Слава Богу, слава вам,
Туртукай взят, и я там.

Возвратясь на свой берег, Суворов построил каре и отслужил молебен. Солдаты щедро оделяли священников награбленным золотом и серебром.

В тот же день, отдохнув, Александр Васильевич принимается за обстоятельное донесение Салтыкову. В нем он твердо определяет цену победы: «Все здесь здорово ликовалось... Подлинно мы были вчера veni, vade, vince (искаженное «veni, vidi, vici: «пришел, увидел, победил». - С.Ц.), и мне так первоучинка. Вашему сиятельству и впредь послужу, я человек бесхитростный. Лишь только, батюшка, давайте поскорее второй класс (то есть орден св. Георгия II степени. - Авт.)». Два дня спустя он повторяет в том же наивном тоне: «Не оставьте, ваше сиятельство, моих любезных товарищей, да и меня Бога ради не забудьте. Кажется, что я вправду заслужил георгиевский второй класс; cколько я к себе ни холоден, да и самому мне то кажется. Грудь и поломанный бок очень у меня болят, голова будто как пораспухла; простите мне, что я съезжу в Бухарест на день-другой попариться в бане...»

Суворовская победа выглядела еще внушительнее на фоне неудачи остальных поисков, в одном из которых турки убили 200 русских солдат и офицеров и пленили князя Репнина. Александр Васильевич получил награду, которую просил.

Настала полоса бездействия, и турки восстановили укрепления Туртукая. Суворов был бессилен что-либо предпринять против этого и рассеивал свою тоску ревностной подготовкой войск. На беду, не успев оправиться от ранения, он заболел местной лихорадкой. Жестокие пароксизмы повторялись через день, и 4 июня Суворов запросился в Бухарест на лечение. Но на другой день он получил приказ Румянцева о новом поиске на Туртукай. Александр Васильевич сразу почувствовал себя лучше, о чем немедленно донес Салтыкову, надеясь возглавить дело. Однако 7 июня наступило резкое обострение болезни, и Суворов вынужден был перепоручить командование операцией князю Мещерскому. Все-таки, Александр Васильевич лично составил «хорошую диспозицию» и назначил поиск в ночь на 8 июня, полагаясь, что замещающие его офицеры повторят его лихой набег месячной давности. Какого же было его негодование, когда он узнал, что поиск не удался: русские застали турок настороже и возвратились. Взбешенный Суворов уехал в Бухарест, ни с кем не переговорив. В тот же день он написал Салтыкову оправдательное письмо: все было готово - и флотилия, и диспозиция, «мерзко говорить об остальном; ваше сиятельство сами догадаетесь, но пусть это будет между нами; я пришлец, не желаю делать себе здесь врагов». Туманность выражений в официальном донесении вызвана тем, что один из главных виновников неудачи - полковник Батурин - был дружен с Суворовым, что заставило Александра Васильевича сдерживаться в выражениях. Но в частном письме на следующий день Суворов дает волю своим чувствам: «Г.Б. [Батурин] причиною всему; все оробели. Может ли быть такой полковник в армии российской? Не лучше ли воеводой, хоть сенатором? Какой это позор! Все оробели, лица не те. Бога ради, ваше сиятельство, сожгите письмо. Опять сим напоминаю, что я здесь неприятеля [себе] не хочу и лучше все брошу, нежели бы его иметь пожелал... Боже мой, когда подумаю, какая это подлость, жилы рвутся!»

Суворов страдает от лихорадки, от стыда за подчиненных и от опасений, что может миновать надобность в поиске. 14 июня, полубольной, он возвращается в Негоешти и назначает на ночь 17-го новую атаку. Диспозиция та же, но, учитывая предыдущую неудачу, Суворов приказывает «задним напихивать на передних весьма».

На этот раз на турецкий берег переправилось около 2500 человек. Бой был упорный и продолжался четыре часа. Почти все русские офицеры были ранены. Две колонны Батурина вновь чуть не испортили все дело, не поддержав вовремя атаку. Впрочем, остальные войска действовали отлично, даже новобранцы. Сам Суворов из-за очередного приступа лихорадки ходил, опираясь на двух казаков, и говорил так тихо, что держал рядом с собой офицера, повторявшего за ним распоряжения. Победа придала ему сил, и под конец боя Александр Васильевич сел на лошадь.

Туртукай был вторично разрушен. На этот раз удачей закончилась и переправа через Дунай других русских отрядов. Румянцев осадил Силистрию. Суворов не послал свой отряд с флотилией на усиление Салтыкова, а запросился назад в Негоешти: «Прикажите, ваше сиятельство, чтобы я со всею моею кучкою поворотил к Негоештам; она не велика... Верьте, в нас вашему сиятельству прок не велик, а во мне и подавно, мне надо выздороветь; придет чахотка - не буду годиться». Видимо, он был на грани истощения. Салтыков разрешил не принимать участия в наступлении, тем более, что вскоре русские войска, перешедшие на турецкий берег, вновь начали стягиваться к переправам. Для широкого наступления у Румянцева не хватало сил. Генералу Вейсману было поручено прикрывать отступление. 22 июня у Кучук-Кайнарджи 5-тысячный отряд Вейсмана нанес полное поражение 20-тысячной турецкой армии. Сам Вейсман, стоявший в передней шеренге каре, получил смертельную рану в грудь. Падая, он успел только произнести: «Не говорите людям». Вейсман был одним из наиболее способных генералов русской армии и любимец солдат. Их ярость от потери любимого командира превзошла всякую меру: русские не только не брали пленных в этом бою, но и перекололи тех, кто уже сдался до гибели Вейсмана. Военный талант Вейсмана был того же рода, что и суворовский, и Александр Васильевич, не будучи лично знаком с Вейсманом, отлично чувствовал это. Его скорбь была искренней. «Вот я и остался один», - написал он, получив подтверждение о гибели молодого генерала.

К началу августа равновесие на фронте восстановилось.

Смерть Вейсмана заставила Румянцева внимательнее присмотреться к Суворову. Главнокомандующий решил вывести Александра Васильевича из прямого подчинения Салтыкову и предоставить ему возможность самостоятельных действий. Этим было положено начало долголетней дружбе двух полководцев, продолжавшейся до самой смерти Румянцева. Оба они, к слову сказать, весьма неприязненно относившиеся к возможным соперникам в военной славе, не запятнали своих отношений ни интригами, ни завистливыми дрязгами.

Освобождение Суворова из-под начальства Салтыкова имело и другую причину. Их отношения представлялись хорошими только по видимости, а на деле были весьма натянутыми. Бездеятельная натура начальника вызывала открытые насмешки Суворова, который с видом простака сравнивал трех генералов - Каменского, Салтыкова и себя: «Каменский знает военное дело, но оно его не знает; Суворов не знает военного дела, да оно его знает, а Салтыков ни с военным делом не знаком, ни сам ему неизвестен». Салтыков и сам был рад избавиться от подчиненного, которым ему кололи глаза. Так, Каменский с невинным видом пожимал плечами: «Не знаю, кто из них двух в Негоешти начальник».

Сразу по вызову Румянцева Суворов выехать не смог - поскользнулся на мокрой лестнице Негоештского монастыря и, упав на спину, сильно разбился. Он едва дышал и был отвезен в Бухарест, где провел две недели.

Сражение у Гирсово

По выздоровлении Суворова Румянцев поручил ему очень ответственное дело: поиск в районе Гирсово - единственного пункта на том берегу Дуная, который удерживался русскими и на который уже дважды нападали турки. Румянцев не стеснил Суворова подробной инструкцией, а Екатерине II доложил: «Важный гирсовский пост поручил Суворову, ко всякому делу свою готовность и способность подтверждающему». Генералам Унгарну и Милорадовичу предписывалось поддерживать Суворова.

Суворову не пришлось искать турок. В ночь на 3 сентября ему доложили, что в 20 верстах от Гирсова показалась турецкая конница. Казаки получили приказ приманить ее поближе под огонь русских редутов. Суворов из передового шанца (вспомогательное полевое укрепление, 4-хугольный окоп с бастионами по углам) наблюдал за действиями турок. Турецкая конница действительно на первых порах беспорядочно преследовала казаков, но когда последние очистили поле, янычары, сидевшие за спинами всадников, спешились, неожиданно построились в три ряда на европейский манер и двинулись вперед. Суворов понял, что турки демонстрируют уроки, полученные от французских офицеров; он указывал на их маневры подчиненным и от души хохотал.

Русские пушки были замаскированы в бастионах, поэтому Суворов не велел артиллеристам обнаруживать себя до последней минуты. Турки подошли уже к передовому редуту, а на их стрельбу все еще никто не отвечал. Они спокойно окружили шанец со всех сторон и вдруг атаковали его так стремительно, что Суворов едва успел перебраться внутрь укрепления. Картечные залпы срезали их первые шеренги и привели в замешательство. Гренадеры ударили из шанца в штыки, с другой стороны на турок наседала бригада Милорадовича.

Некоторое время турки держались очень упорно, но затем обратились в беспорядочное бегство. Гусары и казаки преследовали их 30 верст, до изнурения лошадей.

Гирсовское дело стоило 10-тысячному турецкому отряду 1500 убитых; потери русских составили 200 солдат и офицеров. Сражение завершило кампанию 1773 года.

Начало кампании 1774 года

В феврале 1774 года Суворов получил рескрипт Екатерины II о производстве в генерал-поручики. Пределы его самостоятельности раздвинулись еще шире, и Румянцев поручает ему совместные действия с генерал-поручиком Каменским на том берегу Дуная. Дивизия Репнина должна была по первому требованию Александра Васильевича идти ему на помощь. Румянцев предоставлял Суворову и Каменскому действовать по усмотрению, не подчинив прямо одного другому.

К активным действиям готовились и турки. Султан Абдул-Гамид, вступивший на трон вместо недавно умершего брата, хотя и предпочитал проводить время в гаремных утехах, но призвал правоверных сокрушить гяуров и приказал великому визирю перейти в наступление.

Кампания 1774 года открылась в мае. 28-го числа Каменский двинулся к Базарджику. Суворов должен был прикрывать его движение, но из-за опоздания пополнения смог выступить только 30 мая. Чтобы наверстать время, он двинулся не по условленной дороге, а по кратчайшей, оказавшейся чрезвычайно плохой. При этом, надеясь быстро выйти к назначенному пункту, Суворов не предупредил Каменского об изменении своего маршрута. Каменский изумился, потеряв войска Суворова из вида, и немедленно доложил Румянцеву, но тот уклончиво ответил, что Каменский сам имеет возможность заставить Суворова слушаться. Румянцев лукавил: Каменский не имел такой возможности именно из-за странной мягкости главнокомандующего, допустившего в этой операции двуначалие; Суворов же, осуждая двуначалие, как вещь пагубную вообще, в данном случае этим обстоятельством охотно воспользовался.

2 июня Каменский после удачного дела занял Базарджик и остановился в нем, ожидая подхода Суворова. Не дождавшись, он 9 мая выдвинулся к деревне Юшенли для наступления на Шумлу. Только здесь Каменский получил известие о подходе Суворова, пробыв, таким образом, в неизвестности 10 суток.

Во время этих передвижений визирь, еще не зная о наступлении русских, приказал эфенди Абдуль-Разаку и янычарскому аге с 40 тысячами человек идти на Гирсу. Турки выступили из Шумлы к Козлуджи в тот день, когда Каменский оставил Базарджик.

Сражение при Козлуджи

9 июня турки и русские с разных сторон вступили в лес в районе Козлуджи и начали сближение, не подозревая друг о друге. Суворов, соединившись с Каменским, отложил объяснения до другого раза и немедленно выехал на рекогносцировку. По дороге он узнал о нападении казаков на турецкие аванпосты. Казаки были отогнаны, но взяли нескольких пленных. Суворов подкрепил казаков кавалерией, а сам двинулся за ними с пехотой. Идти приходилось узкими тропками, в полной неизвестности относительно расположения противника. Неожиданно из-за деревьев и кустов показалась ушедшая вперед конница, гонимая албанцами. Всадники врезались в русскую пехоту и смешали ее порядки; началась паника, перешедшая в бегство. Албанцы, чтобы усилить ужас среди русских, на их глазах отрезали головы пленным. Суворов ничего не мог поделать, и сам едва спасся от напавших на него спагов (конные отряды, набираемые турками из жителей Северной Африки). «В сем сражении, - рассказывал он, - я отхвачен и преследуем был турками очень долго. Зная турецкий язык, я сам слышал уговор их между собою, чтобы не стрелять по мне и не рубить меня, а стараться взять живого: они узнали, что это был я. С этим намерением они несколько раз настигали меня так близко, что почти руками хватались за куртку; но при каждом их наскоке лошадь моя, как стрела, бросалась вперед, и гнавшиеся за мной турки отставали вдруг на несколько саженей. Так я спасся!»

Подоспевшая бригада князя Мочебелова отогнала албанцев. Суворов вновь повел войска вперед. В лесу стояла страшная духота. Суворовские войска прибыли к Козлуджи после утомительного ночного марша, лошади были непоены, многие солдаты замертво падали от теплового удара и истощения сил.

Таким образом Суворов прошел 9 верст, время от времени отбиваясь от турок, и наконец вышел из леса. В этот момент, словно сжалившись над русскими, хлынул ливень, освежив измученных людей и лошадей. Туркам же ливень сильно повредил, намочив их длинные одежды и главное - патроны и порох, которые турки держали в карманах.

Из леса на поляну вышло 8 тысяч русских, без артиллерии.

Турецкая армия, построенная на высотах перед лагерем, открыла огонь. Суворов быстро построил войска в каре в двух линиях и выслал вперед егерей. Турки отбили их и несколько раз атаковали каре, расстроив некоторые из них, но русские, подкрепленные второй линией, продолжали движение вперед.

Турки постепенно стягивались к лагерю, подход к которому прикрывала лощина. Суворов поставил напротив лагеря 10 подоспевших орудий и после короткой бомбардировки атаковал с кавалерией впереди. Русский огонь и вид казачьей лавы с пиками наперевес вселил в турок ужас. В лагере наступил полнейший хаос, янычары обрубали постромки у артиллерийских лошадей и стреляли в своих всадников, чтобы добыть себе коня. Несколько выстрелов было сделано даже в Абдул-Разака, пытавшегося остановить беглецов.

Сражение при Козлуджи 9 июня 1774 г. Гравюра Буддеуса с рисунка Шуберта. 1795

К закату лагерь с трофеями оказался в руках Суворова. Преследование турок продолжалось до ночи. Таким образом, целые сутки суворовские солдаты провели на марше, под огнем и в рукопашных схватках; сам Суворов не слезал все это время с коня.

Официальные документы о сражении под Козлуджи сбивчивы и противоречивы, в том числе и исходящие от самого Суворова. В автобиографии он дает этому несколько комичное объяснение: «Я за реляцию, ниже [а также] за донесение мое, в слабости моего здоровья не отвечаю». Но состояние здоровья, как мы видели, позволило Суворову вынести страшное напряжение сил; бумажная же неразбериха была вызвана тем, что сражение явилось полной импровизацией с обеих сторон, целиком определялось «тактикой обстоятельств», сопровождалось невероятной суматохой, и было совершенно не согласовано с Каменским. К тому же Суворов не хотел признаваться, что несколько раз был на грани поражения, и только его обычная решительность помогла исправить положение. К счастью, от столкновения Суворова с Каменским на этот раз ничто не пострадало, кроме служебно-иерархического принципа. Каменский сумел проглотить обиду молча и в реляции Румянцеву хвалил действия всех, а Суворова - в особенности. Но отныне они стали относиться друг к другу с неприязнью, возраставшей с годами. О силе этой вражды можно судить по тому, что и в 1799 году сын Каменского, попав под начало Суворова в Италии, сомневался в хорошем приеме, впрочем, напрасно.

Кючук-Кайнарджийский мир

Эта бестолковая победа имела и бестолковые последствия. На военном совете было решено ждать подвоза продовольствия и до тех пор не идти к Шумле. Это было тем более удивительно, что у визиря в Шумле после сражения у Козлуджи имелось всего около тысячи человек. Суворов и Каменский шесть суток провели в бездействии. Румянцев был недоволен: «Не дни да часы, а и моменты в таком положении дороги». В 1792 году Александр Васильевич, вспоминая этот эпизод, оправдывался: «Каменский помешал мне перенести театр войны через Шумлу за Балканы». У самого Суворова войск было мало, и они были истощены. Очевидно, Каменский не только не захотел пойти за ним, но и потребовал повиновения, а Суворов, видимо, чувствуя вину за прошлую «самодеятельность», не стал настаивать. Вместе далее они находиться не могли. Румянцев вновь подчинил Суворова Салтыкову, и он уехал в Бухарест.

Битва под Козлуджи стала последней в этой войне. Турция вступила в переговоры с Россией, которые Румянцев провел довольно сносно. 10 июля был заключен Кючук-Кайнарджийский мирный договор. Россия получила Кинбурн, Азов, Керчь, свободное мореплавание по Черному морю и 4,5 миллионов рублей контрибуции. Была провозглашена независимость Крымского ханства от Османской империи, что значительно ослабляло позиции Турции в Северном Причерноморье.


Карта Российской империи с указанием территориальных приобретений по Кючук-Кайнарджийскому договору (выделено красным).

§ 134. Первый период внешних отношений. Турция (1768–1774)

В то время, когда внимание императрицы Екатерины было обращено на усмирение польских конфедератов и гайдамацкого движения , Турция объявила России войну (1768). Предлогом для этого послужили пограничные грабежи гайдамаков (разоривших пограничные местечки Балту и Галту); истинная же причина заключалась в том, что турки были под враждебным России влиянием Франции и по ее внушению нашли данную минуту удобной для сведения своих давних счетов с Россией. Надеясь на то, что русские войска заняты в Польше, турки рассчитывали на успех. Действительно, они застали Екатерину врасплох. Но императрица проявила большую энергию и мужество и стала деятельно собирать силы для борьбы. В первый же год (1769) войны удалось нанести туркам чувствительное поражение (у крепости Хотина). Второй год войны (1770) был необыкновенно удачен. Граф Румянцев с удивительным искусством дважды разбил в несколько раз сильнейшего неприятеля близ р. Прута, на реках Ларге и Кагуле . В особенности важна и блестяща была Кагульская победа, открывшая Румянцеву дорогу на Дунай и даже за Дунай.

Пётр Александрович Румянцев-Задунайский

В то же время русский флот был отправлен из Балтийского моря в Средиземное под начальством графа Алексея Орлова . Орлов поднял восстание греков против турок в Пелопоннесе и встретился с турецким флотом у о. Хиоса. После страшного боя в Хиосском проливе и в бухте Чесме весь турецкий флот был сожжен (героями этих боев были адмиралы Спиридов и Грейг). Чесменская победа отдала во власть Орлова весь Архипелаг; но в Дарданеллы ему проникнуть не удалось. Слава Кагула и Чесме облетела всю Европу; она парализовала энергию турок. Дальнейшая война была ведена на самом Дунае, потому что турки уже не отваживались действовать на север от этой реки и ограничивались обороной ее берегов. Не один раз Румянцеву удавалось переправляться со своей армией через Дунай и осаждать придунайские крепости; но долго держаться за Дунаем было невозможно, по недостатку провианта. Тем не менее, в 1774 г. Румянцев, перейдя Дунай, разными дорогами направился к крепости Шумле, а передовые его отряды добрались даже до Балканских гор. За необыкновенный подвиг первой русской переправы через Дунай и за перенесение войны вглубь Турции Екатерина наградила Румянцева чином фельдмаршала и титулом «Задунайский». Не менее удачно действовала и вторая русская армия (князя Долгорукого): она овладела всем Крымом и утвердилась там. Для турок стало ясно, что война для них не могла окончиться удачно.

Русско-турецкая война 1768-1774. Карта

В 1774 г. в русском лагере на правом (южном) берегу Дуная, в деревне Кючук-Кайнарджи, был

Франция подталкивала к войне против России Турцию. Османская империя потребовала от России прекратить покровительство диссидентам и вывести из Польши свои войска. Получив отказ, Порта в конце 1768 г. объявила России войну. (Приложение В )

По сравнению с первой половиной XVIII в. Соотношение сил изменилось не в пользу Турции. Османская империя постепенно приходила в упадок, её государственное устройство и армия были совершенно архаичны. Между тем численность и боевой опыт русской армии значительно возросли . Но всё равно Россия не была готова к войне. Начались приготовления. Главнокомандующими двух армий были назначены генерал князь Александр Михайлович Голицын и генерал граф Петр Александрович Румянцев.

В связи с обострением русско-турецких отношений всю власть в стране с 1769 года императрица сосредоточила в созданном ею Совете при Высочайшем дворе – высшем совещательном органе, в котором она непременно председательствовала. Совет в числе 8 человек состоял из виднейших государственных деятелей – А.А.Вяземского, А.А.Безборобко, П.А.Румянцева, Г.А.Потемкина и др. (после войны Совет продолжал действовать как по вопросам военной и внешней политики, так и внутренней политики).

15 апреля 1769 года русская армия перешла Днестр с целью не допустить турок в Польшу. А.М. Голицын не стал осаждать крепость Хотин: не хватало артиллерии и продовольствия. Молдавия была разграблена турками, а русская армия возвратилась на левую сторону Днестра.

В июне 200-тысячная турецкое войско переправилось через Днестр, но генерал-майор Прозоровский оттеснил его. Голицын снова подошел к Хотину и окружил его. Турки направили сорок тысяч татар на помощь крепости. 22 июня крымский хан напал на русские войска, но отступил с большими потерями. К татарам присоединились турки, и теперь численность войска противника составила более 100-тысяч человек, тем не менее, решено было снова перейти на левый берег Днестра. 6 сентября русские войска нанесли сокрушительный удар по туркам, которые оставили Хотин и перешли к Яссам. А.М.Голицына отозвали в Санкт-Петербург. Его место занял П.А.Румянцев, который ранее командовал Второй армией, действовавшей между Доном и Днепром.

Боевые действия велись пассивно. В 1770 году П.А. Румянцев во главе первой армии развернул наступление к Дунаю. В упорном 8-часовом сражении на реке Ларга (приток Прута) русская армия обратила в бегство турецкие войска, нанеся особенно тяжелый урон коннице крымского хана. В следующем сражении на реке Кагул Румянцев, имея всего 27 тысяч солдат при 118 орудиях, атаковал и разгромил турецкую армию, насчитывавшую 150 тысяч и 180 орудий. Победа была достигнута благодаря искусному маневру русских войск, умелым действиям артиллерии и мужеству солдат в штыковом бою. После этой победы Румянцев овладел важными турецкими крепостями Измаилом, Килией и Браиловом. Вторая армия П.И Панина заняла Бендеры.

С самого начала войны Екатерина хотела отторгнуть Крым от турок и сделать его независимым. Поручение нанести сокрушительный удар по Крымскому ханству и заставить его отказаться от турецкого покровительства было дано командующему Второй армией графу Петру Ивановичу Панину. В Средиземноморье была послана эскадра, которая вышла из Кронштадта под командованием адмирала Г.А. Спиридова. Перед ней стояла задача оказания помощи греческому повстанческому движению против турецкого владычества и блокирования морских путей в Стамбул и из Стамбула.

Блестящая победа была одержана и на море. Балтийский флот под командованием адмирала Г.А. Спиридова, обогнув Европу, прибыл в Средиземное море и нанес жестокое поражение превосходящим силам турок в Чесменской бухте. Использовав скученность турецких кораблей, Спиридов применил против них брандеры – корабли-факелы. Огонь перекидывался с борта на борт, и вся турецкая эскадра была уничтожена. .

В 1770 и 1771 годах были достигнуты новые успехи. Войска Румянцева несколько раз переходили за Дунай. Русская армия заняла в 1771 г. Крым. Турки вынуждены были пойти на переговоры. Однако, опираясь на поддержку Франции и Австрии, они отказывались предоставить независимость Крыму, на чем настаивала Россия. В 1773 г. бои возобновились. Русские войска осуществили наступление вглубь Балкан, но потерпели неудачу под Варной и Шумлой. Между тем начавшаяся в России крестьянская война требовала скорейшего заключения мира. В 1774 году русские войска численностью около 24 тысяч человек под командованием А.В. Суворов разгромил сорокатысячный турецкий корпус при Козлудже. Турция вынуждена была возобновить переговоры . Переговоры с русской стороны вел князь Николай Васильевич Репнин. В Санкт-Петербурге были довольны заключенным миром.

10 июля 1774 года в болгарской деревне Кючук-Кайнарджи был подписан мир. Россия получила полоску черноморского побережья между устьями Днепра и Южного Буга с крепостью Кинбург, Керчь и Еникале в Крыму, Кубань и Кабарду. Крым был признан независимым от Османской империи. Молдавия и Валахия фактически встали под российское покровительство. Турция уплатила также контрибуцию в четыре миллиона рублей.

Таким образом, итоги напряженной войны имели для России огромные последствия: плодородные земли северного Причерноморья стали объектом хозяйственного освоения; Крым, откуда в течение многих столетий ханы совершали грабительские набеги, перестал быть вассалом Османской империи, что укрепило безопасность южных границ России.

Присоединение Крыма и Прикубанья .

Присоединение Крыма к России су лило несколько выгод: предоставляло свободу плавания на Чер ном море, освобождало Россию от содержания на полуострове множества крепостей, удаленных от материка. Но убеждать им­ператрицу в целесообразности присоединения Крыма не было резону, ибо она прекрасно понимала, во сколько возрастет ее слава в результате подобного события. Екатерина сама несколь ко раз напоминала Потемкину о его замысле.

30 мая 1783 года она писала князю: «Дай Боже, чтоб татар ское или, лучше сказать, крымское дело скоро кончилось»; 9 июня: «Не мешкай с занятием Крыма»; 13 июня: «Желатель но, чтоб ты скорее занял Крым, дабы супротивники как-нибудь в чем излишнее препятствие не учинили».

Но у Потемкина были веские мотивы не спешить - он счи тал более выгодным для России, чтобы «бородавка на носу», как он называл Крым, была ликвидирована неоперационным путем, то есть без применения оружия. Императрицу он изве щал: «Я сторонник, чтобы они сами просили подданства, ду маю, что тебе то угоднее будет». На этот раз Потемкин оказал ся прозорливее Екатерины, вероятно, потому, что имел возмож ность наблюдать события в Крыму с близкого расстояния.

Хан Шагин-Гирей, посаженный на трон Суворовым, вско ре вынужден был бежать от преследований своего очередного соперника в Петровскую крепость под защиту русских войск. Здесь Потемкин и Суворов убедили Шагин-Гирея доброволь но принять подданство России. Бывший хан справедливо рас судил, что куда предпочтительнее жить на полном пансионе императрицы, чем коротать время в далекой Сибири в качест ве ссыльного. Тем более что Екатерина, получив известие об отречении хана, дала Потемкину такие указания: «Хан отказал ся от ханства. И о том жалеть нечего, только прикажите с ним обходиться ласково и со почтением, приличным владетелю, и выдать то, что ему назначено».

Оформление присоединения Крыма к России должно было последовать после того, как Шагин-Гирей покинет полуостров. Но бывший хан медлил с отъездом, рассчитывая на то, что у него за рубежом появятся защитники. Таковых, однако, не ока залось.

Наконец, 10 июля императрица получила от Потемкина дол гожданную депешу: «Я чрез три дни поздравляю вас с Крымом. Все знатные уже присягнули, теперь за ними последуют и все».

Одновременно с крымскими татарами присягнули на вер ность России ногайские. Церемония состоялась в небольшой крепости в устье реки Еи - Ейском укреплении, являвшемся ставкой Суворова. Там собралось около шести тысяч крымских и ногайских татар, присутствовал и Шагин-Гирей, объявивший им, что он добровольно слагает с себя ханское достоинство, да ет право избрать себе преемника, а сам решил вести частную жизнь.

Началось празднество, продолжавшееся три дня. Было съе дено сто быков, восемьсот овец, выпито пятьсот ведер простой водки.

Так был присоединен Крым. Суворов в награду получил ор ден святого Владимира первой степени, а Потемкин - звание фельдмаршала и Таврического генерал-губернатора. Не остав лен был без наград и Шагин-Гирей - размер его пенсиона со ставлял 200 тысяч рублей в год; императрица обещала соблю дать в неприкосновенности веру новых подданных. Все доходы (таможенные, соляные, а также поземельные) разрешалось рас ходовать на нужды края.