Дети маяковского их судьба. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой


«Две милые мои Элли. Я по вам уже соскучился… Целую вам все восемь лап», - это отрывок из письма Владимира Маяковского, адресованного его американской любви – Элли Джонс и их общей дочери Хелен Патрисии Томпсон. О том, что за океаном у поэта-революционера есть ребенок, стало известно только в 1991 году. До этого Хелен хранила тайну, опасаясь за свою безопасность. Когда стало можно говорить открыто о Маяковском, она посетила Россию и посвятила свою дальнейшую жизнь изучению биографии отца.


Русское имя Патрисии Томпсон – Елена Владимировна Маяковская. На закате жизни она предпочитала именовать себя именно так, ведь у нее, наконец, было законное право заявить о том, что она дочь известного советского поэта. Елена родилась летом 1926 года в Нью-Йорке. К этому времени американское путешествие Маяковского в США подошло к концу, и он был вынужден вернуться в СССР. За океаном у него случился трехмесячный роман с Элли Джонс, русскоязычной переводчицей, немкой по происхождению, семья которой вначале приехала в Россию по приказу Екатерины, а после – эмигрировала в США, когда грянула революция.



На момент знакомства Элли с Владимиром она состояла в фиктивном браке с англичанином Джорджем Джонсом (он и помог ей эмигрировать из России вначале в Лондон, потом в Америку). После рождения Патрисии Джонс проявил участие и дал девочке свою фамилию, так у нее появилось американское гражданство.

Патрисия всю жизнь была уверена, что мать хранила тайну ее происхождения, опасаясь преследований со стороны НКВД. По этой же причине, как ей кажется, сам поэт не упомянул их в завещании. С отцом Патрисия встретилась лишь раз, ей тогда было всего три года, они приезжали с матерью в Ниццу. Ее детские воспоминания сохранили трогательные моменты встречи, радость, которую испытал поэт, увидев собственную дочь.


Елена Владимировна посетила Россию в 1991 году. Тогда она с интересом общалась с дальними родственниками, литературоведами, исследователями, работала в архивах. Читала биографии Маяковского и пришла к мысли, что очень похожа на отца, тоже посвятила себя просветительству, служению людям. Елена Владимировна была профессором, читала лекции об эмансипации, издала несколько учебных пособий, редактировала романы фантастов и работала в нескольких издательствах. Все воспоминания, рассказанные о Маяковском матерью, сохранились у Елены Владимировны в качестве аудиозаписей. Основываясь на этом материале, она подготовила издание «Маяковский на Манхэттене».

https://static.kulturologia.ru/files/u12645/Patricia-Thompson-4.jpeg" alt="Портрет Елены Владимировны Маяковской. Фото: Peoples.ru" title="Портрет Елены Владимировны Маяковской. Фото: Peoples.ru" border="0" vspace="5">


Роджер надеется, что у него будет достаточно времени, чтобы со временем издать книгу о своей матери, название для нее уже есть – «Дочка». Именно это слово – единственное упоминание о Елене в дневниках Маяковского. Когда-то Елена Владимировна обмолвилась, что Лиля Брик сделала все возможное, чтобы уничтожить любые свидетельства об американской истории. Но, листая архивы, ей удалось в одном из дневников найти сохранившийся лист, на котором было написано лишь это слово.

Новые очень интересные материалы о Вл. Маяковском и роли Лили Брик в его жизни и биографии.

Анастасия Орлянская · 29/11/2010
интервью

Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой»

Единственная дочь певца революции Владимира Маяковского носит имя Патрисия Томпсон, живет в Верхнем Манхэттене и преподает феминизм в Нью-Йоркском университете.
Единственного внука певца революции зовут Роджер Томпсон, он модный нью-йоркский адвокат с Пятой авеню. При взгляде на дочь Маяковского становится не по себе. Кажется, что сам Маяковский сошел со своего мраморного постамента - высокая худощавая фигура и тот же сверкающий взгляд, знакомый по многочисленным портретам знаменитого футуриста. Ее квартира уставлена портретами и скульптурами Маяковского. Во время разговора Патрисия периодически поглядывает на небольшую статуэтку отца, подаренную ей Вероникой Полонской, как будто ожидая подтверждения («Правда папа?»). Кажется, что эти двое поняли бы друг друга и без слов. Сейчас ей 84 года. В 1991 году она открыла свою тайну миру и теперь просит называть себя Еленой Владимировной Маяковской. Она уверяет, что Маяковский любил детей и хотел жить с ней и ее матерью. Но история распорядилась по-другому. Он был певцом советской революции, а его любимая - сбежавшей от революции дочерью кулака.

- Елена Владимировна, вы встречались со своим отцом всего раз в жизни...

Да. Мне было всего три года. В 1928 году мы поехали с мамой в Ниццу, она там решала какие-то иммигрантские вопросы. А Маяковский в это время был в Париже, и наша общая знакомая сообщила ему, что мы во Франции.

И он сразу приехал к вам?

Да, как только он узнал, что мы в Ницце, то сразу примчался. У моей матери чуть не случился удар. Она не ожидала увидеть его. Мама рассказывала, что он подошел к дверям и сказал: «Вот я и здесь».

А сами вы что-нибудь помните?

Все, что я помню, - это длиннющие ноги. А еще, вы можете мне не поверить, но я помню, как я сидела у него на коленях, его прикосновения. Я думаю, это кинестетическая память. Я помню, как он обнимал меня. Еще мне мать рассказывала, как он умилялся, когда видел меня спящей в кроватке. Он говорил: «Наверное, нет ничего более притягательного, чем спящий ребенок». Был еще случай, когда я рылась в его бумагах, мама увидела это и шлепнула меня по рукам. А Маяковский сказал ей: «Ты никогда не должна бить ребенка».

Но вы больше никогда не встречались?

Нет, это была единственная встреча. Но для него она была очень важной. После этой встречи он послал нам письмо. Это письмо для моей мамы было самым главным сокровищем. Оно было адресовано «К двум Элли». Маяковский писал: «Две милые мои Элли. Я по вам уже соскучился. Мечтаю приехать к вам. Напишите, пожалуйста, быстро-быстро. Целую вам все восемь лап...». Это было очень трогательное письмо. Больше он никому не писал таких писем. Отец просил о новой встрече, но ее не случилось. Мы с мамой поехали в Италию. Но Маяковский увез мою фотографию, сделанную в Ницце, с собой. Его друзья рассказывали, что эта фотография все время стояла у отца на столе.

Но ее порвала Лиля Брик, не так ли?

Я знаю из авторитетных источников, что, когда он умер, Лиля Брик пришла в его кабинет и уничтожила мои фотографии. Я думаю, дело в том, что Лиля была наследницей авторских прав, и поэтому мое существование для нее было нежелательным. Однако одна запись в его записной книжке осталась. На отдельной странице там написано только одно слово «Дочка».

Но ведь и ваша мать тоже не спешила рассказывать о вашем существовании.

Моя мать очень боялась, что о моем существовании узнают власти в СССР. Она рассказывала, что еще до моего рождения к ней приходил какой-то гнусавый комиссар и спрашивал, от кого она беременна. И она очень боялась Лили Брик, которая, как известно, была связана с органами НКВД. Моя мать всю жизнь боялась, что Лиля достанет нас даже в Америке. Но, к счастью, этого не случилось.

Ваша мать фактически увела Маяковского у Лили Брик, верно?

Я думаю, на тот момент, когда Маяковский приехал в Америку, его отношения с Лилей были в прошлом. Любовь отца к моей матери, Элли Джонс, поставила точку в их отношениях.
- Биограф Маяковского Соломон Кемрад в одной из «американских» записных книжек поэта нашел запись на английском языке: 111 West 12 st. Elly Jones. Там жила ваша мать?

Да, у моей матери Элли Джонс была квартира на Манхэттене. В плане денег она всегда чувствовала себя свободно. Дед был успешным бизнесменом, состоятельным человеком. Кроме того, мать работала моделью и переводчиком: она знала пять европейских языков, выучила их еще в школе, в Башкирии, маленькой девочкой. Она работала с американской администрацией. Мать всю жизнь посвятила тому, чтобы попытаться объяснить американцам, что такое русская культура, кто такие русские люди. Она была настоящей патриоткой. И меня учила тому же.

А по происхождению она немка из Башкирии?

Да, ее русское имя - Елизавета Зиберт. История семьи со стороны матери вообще удивительная. Мои предки приехали из Германии в Россию по приказу Екатерины Великой. Тогда развивать Россию приехало очень много европейцев, Екатерина всем им обещала свободу вероисповедания. Дед был успешным промышленником. А потом произошла революция.

Как вашему деду удалось вывезти семью в разгар революции?

Оставаться в России было небезопасно. Если бы они не уехали, их в лучшем случае раскулачили бы и сослали в лагеря. Семья матери жила в Башкирии в большом доме. Это довольно далеко от Москвы, и революционные настроения туда дошли не сразу. Когда в столице произошла революция, один из друзей моего деда посоветовал ему уезжать из страны, сказал, что скоро придут люди с оружием. У деда оказалось достаточно денег, чтобы вывезти всех в Канаду. Мое личное мнение состоит в том, что если бы в Советском Союзе не преследовали так называемых кулаков, не ссылали их, а дали возможность работать, то это бы очень помогло тогда развить советскую экономику.

Однако ваша мать не поехала со всей семьей, не так ли?

Да она провела еще какое-то время в России. Мать работала на благотворительную организацию в Москве, никто не догадывался о ее кулацком происхождении. Тогда она и познакомилась с англичанином Джорджем Джонсом, работавшим на ту же организацию; вышла за него замуж и уехала в Лондон, а потом в Нью-Йорк. Думаю, что брак был скорее фиктивным. Мать хотела уехать к своей семье, Джордж Джонс помог ей. К тому времени как она встретила Маяковского, с мужем она уже не жила...

А как она познакомилась с Маяковским?

Впервые она увидела отца еще в Москве, на Рижском вокзале. Он стоял с Лилей Брик. Мать говорила о том, что ее поразили холодные и жестокие глаза Лили. Следующая встреча, в Нью-Йорке, произошла в 1925 году. Тогда Маяковскому чудом удалось приехать в Америку. Напрямую в США попасть было невозможно, он ехал через Францию, Кубу и Мексику, почти месяц ждал разрешения на въезд. Когда он прибыл в Нью-Йорк, его пригласили на коктейль к одному известному адвокату. Там же была и моя мать.

Что она рассказывала об этой встрече?

Мама интересовалась поэзией, читала ее на всех европейских языках. Она вообще была очень образованной. Когда их с Маяковским представили друг другу, она чуть не сразу же спросила его: «Как вы пишете стихи? Что делает стихи стихами?» Маяковский же почти не говорил на иностранных языках; естественно, ему понравилась умная девушка, которая говорит по-русски. К тому же мать была очень красивой, ее часто приглашали работать моделью. У нее была очень натуральная красота: у меня сохранился портрет работы Давида Бурлюка, сделанный, когда они все вместе были в Бронксе. Маяковский, можно сказать, влюбился в мою мать с первого взгляда, уже через несколько дней они почти не расставались.

Вы знаете, куда чаще всего они ходили? Какие любимые места были у Маяковского в Нью-Йорке?

Они вместе появлялись на всех приемах, вместе встречались с журналистами и издателями. Ходили в зоопарк в Бронксе, ходили смотреть на Бруклинский мост. И стихотворение «Бруклинский мост» было написано сразу после того, как он посетил его с матерью. Она первой это стихотворение услышала.

Вы наверняка проводили расследование, когда писали книгу про Маяковского в Америке. Кто-то видел ваших родителей вместе?

Да. Как-то я была в гостях у писательницы Татьяны Левченко-Сухомлиной. Она рассказала мне, как в те годы встретила Маяковского на улице и разговорилась с ним. Поэт пригласил ее с мужем на свой вечер. Там она увидела Маяковского с высокой и стройной красавицей, которую он называл Элли. Татьяна Ивановна рассказала мне, что у нее сложилось впечатление, что Маяковский испытывал к своей спутнице очень сильные чувства. Он ни на минуту не отходил от моей матери. Мне это было очень важно, мне хотелось подтверждения, что я родилась в результате любви, - хотя внутренне я знала это всегда.

Маяковский и Элли Джонс
- Ваша мать была единственной женщиной в жизни Маяковского на тот момент?

Да, я в этом вполне уверена. Мама рассказывала, что он был с ней очень бережен. Он ей говорил: «Будь верна мне. Пока я здесь - только ты одна». Отношения их продолжались все три месяца, пока он был в Нью-Йорке. Мать рассказывала, что он звонил ей каждое утро и говорил: «Служанка только что ушла. Твои заколки кричат о тебе!» Сохранился даже рисунок, сделанный Маяковским после ссоры: он нарисовал мать, со сверкающими глазами, а ниже свою голову, смиренно склоненную.

Нет ни одного стихотворения, напрямую посвященного вашей матери?

Она рассказывала, что один раз он ей говорил, что пишет про них стихотворение. А она запретила ему это делать, сказала: «Давай сохраним наши чувства только для нас».

Вы ведь не были запланированным ребенком?

Маяковский спрашивал маму, предохраняется ли она. Она тогда ему ответила: «Любить - это значит иметь детей». При этом она нисколько не сомневалась, что они никогда не смогут быть вместе. Он тогда сказал ей, что она сумасшедшая. Однако в одной из пьес эта ее фраза использована. «От любви надо мосты строить и детей рожать» - у него это говорит профессор.

Письмо Маяковского двум Элли
- Маяковский знал, что ваша мать беременна, когда уезжал из Америки?

Нет, он не знал, и она не знала. Они очень трогательно расставались. Она проводила Маяковского на корабль, идущий в Европу. Когда она вернулась, то обнаружила, что кровать в ее квартире была усыпана незабудками. На эти цветы он истратил все деньги, поэтому и возвращался в Россию четвертым классом, в самой плохой каюте. Мама узнала, что она беременна, когда Маяковский уже был в СССР.

В детстве вы носили фамилию Джонс...

Когда я родилась, мать формально еще была замужем за Джорджем Джонсом. И то, что она была беременна, это была очень деликатная ситуация, особенно для тех времен. Но Джонс был очень добр, он дал мне свое имя для свидетельства о рождении и вообще очень помог нам. Маму не осуждали за незаконнорожденного ребенка, а у меня появились американские документы: он стал юридически моим отцом, я ему очень благодарна. В наши дни люди прощают гораздо большее, чем внебрачный ребенок, но тогда все было иначе.
- Когда Маяковский узнал о вашем существовании, он хотел вернуться?

Я уверена, что Маяковский хотел иметь семью, хотел жить с нами. Все, что написано про него, контролировала Лиля Брик. Неправда, что он не хотел детей. Он очень любил детей, не зря же он для них писал. Конечно, была очень сложная политическая ситуация между двумя странами. Но был еще и личный момент. Когда Лиля узнала о нас, она захотела отвлечь его внимание... Она не хотела, чтобы рядом с Маяковским была еще какая-то женщина. Когда Маяковский был в Париже, Лиля попросила свою сестру Эльзу Триоле представить Маяковского какой-нибудь местной красавице. Ею оказалась Татьяна Яковлева. Очень привлекательная женщина, очаровательная женщина из хорошей семьи. Я этого совсем не отрицаю. Но я должна сказать, что это все была игра Брик. Она хотела, чтобы он забыл женщину и ребенка в Америке.

Многие думают, что именно Татьяна Яковлева была последней любовью Маяковского.

Ее дочь, американская писательница Френсис Грей, попала в Россию задолго до меня. И все думали, что это она дочь Маяковского. Френсис даже опубликовала статью в «Нью-Йорк таймс» - о последней музе Маяковского, о ее матери. Она рассказывает, что 25 октября он говорил о своей бесконечной любви к Татьяне Яковлевой. Но у меня сохранилось письмо к маме, датированное 26 октября, он просил ее о встрече. Я думаю, что он хотел прикрыть политически опасные отношения с моей матерью громким романом с Яковлевой.

В архиве Маяковского сохранились только письма, написанные Лиле Брик. Как вы думаете, почему она уничтожила переписку с остальными женщинами?

Лиля была тем, кем она была. Я думаю, она хотела войти в историю одна. У нее было влияние на общественность. Нельзя отрицать, что она была очень умной, опытной женщиной. Но, на мой взгляд, она была еще и манипулятором. Я не знала лично Бриков, но думаю, что они построили себе карьеру, используя Маяковского. Они говорили, что он грубый и неуправляемый. Но мать рассказывала о нем совсем другое, и его друг, Давид Бурлюк, говорил, что он был очень чувствительным и добрым человеком.

Вы думаете, Лиля плохо влияла на Маяковского?

Я думаю, что роль Бриков очень неоднозначная. Осип помогал ему печататься в самом начале карьеры. Лиля Брик, можно сказать, входила в комплект. Когда Маяковский с ней познакомился, он был очень молод. И взрослая, зрелая Лиля была для него, конечно, очень привлекательна.

Елена Владимировна, скажите, а почему Маяковский в предсмертной записке определил свою семью так: мать, сестры, Лиля Брик и Вероника Полонская. Почему он ничего не сказал о вас?

Я сама об этом очень много думала, этот вопрос меня мучил. Когда я отправилась в Россию, я встречалась с последней возлюбленной отца, Вероникой Полонской. Я навестила ее в доме престарелых для актеров. Она очень тепло отнеслась ко мне, подарила мне статуэтку отца. Рассказала, что Маяковский говорил с ней обо мне, о том, как он скучает. Он показывал ей паркеровскую ручку, которую я подарила ему в Ницце, и говорил Полонской: «Мое будущее в этом ребенке». Я уверена, что она его тоже любила. Очаровательная женщина. Так вот, я задала ей этот самый вопрос: почему?

И почему же вас не было в завещании?

Полонская сказала мне, что отец сделал это, чтобы нас защитить. Ее он защитил, когда включил в завещание, а нас - наоборот, не упомянув. Я не уверена, что дожила бы спокойно до этих дней, если бы тогда НКВД стало известно, что у советского поэта Маяковского в Америке растет ребенок от дочери кулака.

Я знаю, что он любил меня, что ему в радость было стать отцом. Но он боялся. Быть женой или ребенком инакомыслящего было небезопасно. А Маяковский становился инакомыслящим: если вы прочитаете его пьесы, то увидите, что он критиковал бюрократию и то направление, в котором двигалась революция. Мать не винила его, и я не виню.

Вероника Полонская была единственной, кому Маяковский рассказывал о вашем существовании?

Еще одна подруга отца, Софья Шамардина, писала в своих воспоминаниях о том, что ей говорил Маяковский про свою дочь в Америке: «Я никогда не думал, что можно так тосковать о ребенке. Девочке уже три года, она больна рахитом, а я ничего не могу для нее сделать!» Маяковский говорил обо мне еще с одним своим другом, рассказывал, как тяжело для него не растить собственную дочь. Но когда в России печатали книгу воспоминаний, то они просто выбросили эти фрагменты. Возможно, потому, что Лиля Брик не хотела это публиковать. Вообще, я думаю, что в биографии отца еще много белых пятен, и считаю своим долгом рассказать правду о родителях.

Когда вы приезжали в Россию, вы нашли еще какие-то документальные подтверждения того, что Маяковский не забыл о вас?

Одну удивительную находку я сделала, когда была в Санкт-Петербурге. Я разбирала бумаги отца и нашла там рисунок цветка, сделанного детской рукой. Я думаю, это мой рисунок, я в детстве рисовала точно такие же...

Скажите, вы чувствуете себя дочерью Маяковского. Верите в генетическую память?

Я очень хорошо понимаю моего отца. Когда я впервые прочитала книги Маяковского, я поняла, что мы одинаково смотрим на мир. Он считал, что если у тебя есть талант, то ты должен использовать его для социального, общественного действия. Я считаю точно так же. И у меня была такая цель: создание учебников, книг, из которых дети узнают что-то о мире и о себе самих. Я писала учебники по психологии и антропологии, по истории, старалась представить все это так, чтобы дети поняли. Еще я работала редактором в нескольких крупнейших американских издательских домах. Редактировала фантастику, в том числе Рэя Брэдбери. Отличное, мне кажется, занятие для дочери футуриста - работать с фантастами.

У вас на стене висят написанные вами картины. Этот талант вы тоже унаследовали от отца?

Да, я люблю рисовать. В 15 лет поступила в художественную школу. Я, конечно, не профессиональный художник, но что-то получается.

А вы можете назвать себя революционеркой?

Я думаю, что идея отца о революции - это идея привнесения социальной справедливости. Я сама революционерка, в моем собственном понимании, то есть в связи с ролью женщины в обществе и в семье. Я преподаю философию феминизма в Нью-Йоркском университете. Я феминистка, но не из тех, кто стремится принизить роль мужчины (а это свойственно многим американским феминисткам). Мой феминизм - это стремление сохранить семью, работать на ее благо.

Расскажите о вашей семье.

У меня замечательный сын Роджер, адвокат в области интеллектуальной собственности. Он внук Маяковского. В его жилах течет удивительная кровь - кровь Маяковского и кровь борца за американскую независимость (предок моего мужа был одним из создателей Декларации независимости). У меня есть внук, Логан. Он сейчас заканчивает школу. Он из Латинской Америки, Роджер усыновил его. И хотя он и не родной правнук Маяковского, я замечаю, что у него точно такая же морщинка на лбу, как у моего отца. Забавно смотреть, как он глядит на портрет Маяковского и морщит лоб.

Если честно, я до сих пор очень скучаю по отцу. Мне кажется, что если бы он узнал меня сейчас, узнал бы о моей жизни, ему было бы приятно.

Почти всю жизнь вы прожили под именем Патрисия Томпсон, а сейчас на вашей визитной карточке стоит еще и имя Елена Маяковская.

У меня всегда было два имени: русское - Елена и американское - Патрисия. Подруга моей матери была ирландка Патрисия, и она помогала ей, когда я только родилась. Мою американскую крестную звали Елена, и бабушку тоже звали Елена.

Скажите, а почему вы почти не знаете русского языка?

Когда я была маленькой, я не говорила по-английски. Я говорила по-русски, по-немецки и по-французски. Но я хотела играть с американскими детьми, а они не играли со мной, потому что я была иностранкой. И я сказала маме, что не хочу говорить на всех этих бесполезных языках, а хочу говорить по-английски. Тогда мой отчим, англичанин, научил меня. А русский так и остался на детском уровне.

А с матерью вы совсем не разговаривали по-русски?

Я сопротивлялась, отказывалась читать по-русски. Может быть, потому, что для меня гибель отца была трагедией, и я неосознанно уходила от всего русского. К тому же я всегда была индивидуалисткой, думаю, что унаследовала это от отца. В этом меня поддерживала и мама, она была очень сильной, мужественной женщиной. Именно она объяснила мне, что нельзя оставаться в тени отца, быть его дешевой имитацией. Она научила меня быть собой.

Кем вы себя больше ощущаете, американкой или русской?

Я бы сказала - русской американкой. Мало кто знает, что даже во время холодной войны я всегда пыталась помочь Советскому Союзу и России. Когда я работала редактором в издательстве «Макмиллан», в 1964 году, я редактировала тест и подбирала фотографии к книге «Коммунизм: что это такое». Я специально сделала несколько правок в тексте, чтобы американцы поняли, какие хорошие люди живут в СССР. Ведь тогда американцам рисовался не совсем адекватный образ советского человека. Выбирая фотографии, я старалась найти самые красивые; показать, как советские люди умеют радоваться жизни. А когда я работала над детской книгой про Россию, я сделала акцент на том, что русские освободили крестьян еще до того, как произошла отмена рабства в Америке. Это исторический факт, и, я думаю, это важный факт.

Елена Владимировна, вы уверяете, что чувствуете и понимаете своего отца. А как вы думаете, почему он покончил жизнь самоубийством? У вас есть мысли на этот счет?

Во-первых, я бы хотела сказать, что даже если он и покончил жизнь самоубийством, то не из-за женщины. У него были причины жить. Бурлюк сказал мне, что он верит, что Маяковскому подложили пули в коробку из-под ботинок. В русской аристократической традиции получение такого подарка означало бесчестие. Бесчестие началось для него с бойкотом выставки, туда просто никто не пришел. Он понимал, что происходит. Это было послание: если ты не будешь себя хорошо вести, мы не будем печатать твои стихи. Это очень болезненная тема для творческого человека - быть свободным, иметь право. Он терял свою свободу. Маяковский видел во всем этом предсказание своей судьбы. Он попросту решил, что есть только один путь - смерть. И это, скорее всего, единственная причина его самоубийства. Не женщина, не разбитое сердце - это абсурд.

Скажите, вам нравятся биографические книги, написанные о вашем отце?

Я, конечно, не читала все, что было написано. Я ведь не его биограф. Но некоторые факты, которые я читала в переведенных на английский биографиях, явно не соответствовали действительности. Мне больше всего понравилась книга шведского автора Бенгта Янгфельдта. Человек действительно хотел найти ранее неизвестные факты о моем отце, и кое-что ему удалось раскопать.

Скажите, а вы не собираетесь написать биографию Маяковского для американцев? Вообще в Америке знают, кто такой Маяковский?

Образованные люди, конечно, знают. И всегда очень интересуются, когда узнают, что я его дочь. А биографию я писать не буду. Но я хотела бы, чтобы биографию Маяковского написала женщина. Я думаю, именно женщина способна понять особенности его характера и личности так, как не поймет ни один мужчина.

Ваши родители решили никому не говорить о вашем существовании, а вы хранили тайну аж до 1991 года... Почему?

Вы представляете себе, что бы было, если бы в СССР узнали, что у Владимира Маяковского, певца революции, в буржуазной Америке растет внебрачная дочь?

И почему вы все-таки решили раскрыть секрет вашей матери и Маяковского?

Я посчитала своим долгом рассказать о родителях правду. Хорошо придуманный миф о Маяковском исключил меня и мать из его истории. Эта исчезнувшая часть истории должна вернуться.

Как вы считаете, как бы отнеслась к вашему решению рассказать эту тайну ваша мать, Элли Джонс?

Мама перед смертью, в 1985 году, сказала мне, что я должна принять решение сама. Она рассказала мне всю историю их любви, а я записала ее на магнитофон, получилось шесть кассет. Они позднее послужили мне материалом для книги «Маяковский на Манхэттене». Я думаю, она была бы рада узнать, что я написала книгу об истории их любви.

Кому первому вы раскрыли вашу тайну?

Впервые я рассказала об этом поэту Евгению Евтушенко, когда он был в Америке. Он мне не поверил, попросил предъявить документы. Я тогда сказала: посмотрите на меня! А уже потом все поверили. И я очень горжусь, что стала профессором, опубликовала 20 книг. Все это я сделала сама, никто не знал, что я дочь Маяковского. Я думаю, что, если бы люди знали, что у Маяковского есть дочь, все двери были бы открыты передо мной. Но ничего такого не было.

Сразу после этого вы посетили Россию?

Да, в 1991 году я со своим сыном Роджером Шерманом Томпсоном приехала в Москву. Мы встретились с родственниками Маяковского, с потомками его сестер. Со всеми друзьями и почитателями. Когда мы ехали в отель, я впервые увидела статую Маяковского на площади. Мы с сыном попросили шофера остановиться. Я не могла поверить, что мы там... Я была в его музее на Лубянской площади, в той комнатке, где он застрелился. Я держала в руках календарь, открытый на дне 14 апреля 1930 года... последнем дне жизни моего отца.

Вы были на Новодевичьем кладбище?

Я привезла с собой в Россию часть праха моей матери. Она всю жизнь любила Маяковского, до самой смерти. Ее последние слова были о нем. На могиле отца на Новодевичьем кладбище я раскопала землю между могилами отца и его сестры. Там я поместила часть праха матери, покрыла его землей и травой. Я думаю, мама надеялась когда-нибудь соединиться с человеком, которого любила так сильно. И с Россией, которая всегда была в ее сердце.

В свою очередь, Музей Маяковского в честь празднования 120-летия со дня рождения поэта преподнес Патрисии Томпсон подарок, для нее, пожалуй, никак не меньшей значимости. В выпущенном музеем альбоме «Семья Маяковского» опубликовано генеалогическое древо поэта, где впервые фигурируют его американская пассия Элли Джонс, их дочь Патрисия (Елена Владимировна) и внук Роджер Шерман-Томпсон. Таким образом, после многих лет недомолвок американская ветвь Маяковского официально признана в России.

Так случилось, что именно корреспонденту «Итогов» выпала почетная миссия лично вручить этот альбом Елене Владимировне Маяковской... Однако же все по порядку.

Как соединить точки?

Рядом с отцом. Патрисия Томпсон в мастерской художника Б. Коржевского на фоне картины «Последние минуты»

В гостях у Патриши - так по-американски произносят ее имя - я побывал в первый раз шесть лет назад. Как и прежде, она живет на Верхнем Манхэттене, в районе Вашингтон-Хайтс. Квартира ее - на первом этаже красивого жилого комплекса «Хадсон-вью гарденс», похожего на средневековую крепость. Баскетбольный рост, гордая осанка, крупные, резкие черты лица, брови вразлет, большие, чуть навыкате глаза. Ну просто копия Владимира Владимировича!


В жизни госпожи Томпсон - большие изменения. Два года назад, когда ей исполнилось 85 лет, она ушла на пенсию, оставив многолетнюю преподавательскую работу в Леман-колледже городского университета Нью-Йорка. Ее удостоили пожизненной почетной профессуры. Увы, Патрисия серьезно хворает, потому реже, чем раньше, выходит в свет.

Портрет Элли Джонс, нарисованный Маяковским,...
Фото: Государственный музей В.В.Маяковского

Рабочий стол завален бумагами. Хозяйка хочет, по ее выражению, «соединить все точки» и подарить архив Музею В. В. Маяковского в Москве, о контактах с которым говорила тепло и заинтересованно. Среди самых ценных «точек» - фотографии Элли Джонс русского и американского периодов, рисунки Маяковского, публикации в американской прессе, относящиеся ко времени пребывания Маяковского в Америке. Хозяйка с гордостью показывает шутливый рисунок Маяковского, на котором он заслоняет Элли Джонс «от прохожих». Этот рисунок в числе других включен в книгу Патрисии Томпсон «Маяковский на Манхэттене», выпущенную в Москве в 2003 году.

...и его же рисунок, на котором он закрывает свою любимую от взглядов других мужчин (из книги «Маяковский на Манхэттене. история любви»), - собственные свидетельства поэта об американском романе

Это в книжке - «от прохожих», а вслух она уточняет - «от других ухажеров»: «Моя мать была молодой и красивой, и он не хотел, чтобы кто-то занял его место в ее жизни». А вот рисунок, помещенный на обложку книжки: «Под молниями Элли Джонс Маяковский склоняет голову». Им Патрисия особо дорожит.


Несмотря на чисто американское имя, Элли Джонс - русская по крови. Настоящее ее имя - Елизавета Петровна Зиберт. Родилась в 1904 году в поселке Давлеканово в Башкирии в богатой семье потомков немецких протестантов-меннонитов (эту секту пригласила в Россию еще Екатерина Великая). Ее отец владел немалой недвижимостью. В один из приездов в Россию Патрисия побывала в Уфе, нашла особняк дедушки. Елизавета-Элли была «стройной, худой и хорошо сложенной, с густыми каштановыми волосами и огромными выразительными голубыми глазами» (цитирую по книжке «Маяковский на Манхэттене»). После революции работала в Уфе и Москве в гуманитарных американских организациях, где познакомилась и вышла замуж за англичанина бухгалтера Джорджа Джонса. Через какое-то время они уехали в Лондон, а потом в США.


В музее Маяковского об американской поездке рассказывают более официальные материалы
Фото: Александр Иванишин

Маяковский-путешественник ступил на американскую землю 27 июля 1925 года. Ему было 32 года. Через месяц на одной из вечеринок в Манхэттене поэт встретил Элли Джонс. 20-летняя русская эмигрантка к этому моменту жила отдельно от мужа-англичанина, хотя они и оставались друзьями.


«Да, конечно, Маяковский был влюбчив, - говорит Патрисия. - Новое чувство охватывало его мгновенно, он сгорал от страсти, не находил себе места, должен был быть рядом с объектом своего чувства ежечасно, ежесекундно. Именно так, стремительно, по восходящей, развивался его роман с моей мамой. Она мне рассказывала, как они гуляли по Нью-Йорку дни и ночи напролет, ходили в гости к Давиду Бурлюку и другим друзьям Владимира Владимировича, сидели на скамейках, слушали гарлемский джаз, ездили в летний лагерь для детей рабочих «Нит гедайге», в зоопарк в Бронкс, обедали в русских и армянских ресторанах, ссорились, мирились».



Юная Элли Джонс (Атланта, 1924 год). До встречи с Маяковским еще год...
Фото: Из личного архива Елены Владимировны.

Публикуется впервые.

Поэт придумал ей ласковые прозвища - Лозочка, Елка или Елкич. Элли Джонс вспоминала, что, когда у них уже некоторое время были близкие отношения, он спросил: «Ты что-нибудь делаешь - ты предохраняешься?» И она ответила: «Любить - значит иметь детей». На что Маяковский воскликнул: «О, ты сумасшедшая, детка!» Он уехал из Америки 28 октября 1925 года и больше никогда не возвращался. Через много лет Элли узнала, что Маяковский плыл в Россию худшим, четвертым классом. Свои последние доллары потратил на цветы, устлав на прощание всю ее кровать незабудками.


15 июня 1926 года в Нью-Йорке, в районе Джексон-Хайтс, родилась Элен Патрисия Джонс. Согласитесь, довольно просто «соединить точки», вспомнив даты пребывания Маяковского в Нью-Йорке.



Свидетельство о рождении Патрисии Томпсон
Фото: Государственный музей В.В.Маяковского

Патрисия показывает фотографию, на которой Элли Джонс запечатлена на пляже в купальном костюме, держащей за руку маленькую дочку. Снимок сделан в 1928 году в Ницце, куда «две Элли», как их ласково называл Маяковский, приехали отдыхать, а он нагрянул из Парижа их проведать. По данным биографов, могли они встретиться там же на следующий год, в конце марта 29-го, но, приехав в Ниццу, Маяковский не застал Элли и, расстроенный, отправился в Монако, где проиграл (есть такое свидетельство) все до последнего сантима. В его записной книжке записан их итальянский адрес. Планировал ли он туда приехать? Кто знает...

Любопытно, что второй муж матери Генри Питерс удочерил «маленькую» Элли, когда ей было уже 50 лет. Именно тогда она взяла себе теперешнее полное имя - Патрисия Дж. Томпсон. «Во мне много кровей и культур перемешалось, - говорит она. - Мать родилась в Башкирии, отец - в Грузии, первый мой отчим - британец, второй - немец».

Патрисия окончила Барнард-колледж, работала редактором в журналах. В 1954 году вышла замуж за Уэйна Томпсона-Шермана. Тот происходил из знатной американской семьи. После двадцати лет семейной жизни они развелись. Уэйн умер восемь лет назад. Роджер, ее сын от брака с Уэйном, по профессии адвокат, живет в двух кварталах от матери. Они очень дружны, часто общаются. Роджер женат, но своих детей у него не было, в начале 90-х он с женой ездил в Россию, хотели усыновить мальчика, не получилось. Вояж в Колумбию с этой же целью оказался успешнее: они привезли оттуда малыша, которого назвали Логан. Ему сейчас 20 лет, он учится бизнесу в университете. Бабушка Патрисия в нем души не чает. Под ее влиянием в школе Логан написал сочинение о Маяковском. Бабушка в шутку называет правнука поэта «революционером с двух сторон».

Рассказывая мне о своей профессиональной деятельности, Патрисия почти каждую тираду замыкала на Маяковском. «У нас с ним общие представления о метафоре». «В его стихах тоже борьба между публичным и интимным». «Он тоже любил детей».

ДНК и «версийки»

С момента трагического выстрела в 30-м и до начала 90-х в Советском Союзе об американской дочери поэта мало кто знал. Ну, целовал неистовый большевистский Дон Жуан каких-то заморских дамочек, с этим скрепя сердце мирились, но вот чтобы дети... Долгие годы хранилось санкционированное свыше глухое молчание, оберегавшее глянцевый имидж «лучшего, талантливейшего поэта нашей советской эпохи» (формулировка Сталина). Разве что в поэме его близкого друга Николая Асеева «Маяковский начинается» натыкались на такие вот странные строчки: «Только ходят слабенькие версийки, слухов пыль дорожную крутя, будто где-то, в дальней-дальней Мексике, от него затеряно дитя».

Но никаких свидетельств, никаких документов не находили. Грешили на Лилю Брик, чьи колдовские чары магнетизировали поэта вплоть до рокового выстрела. Поговаривали, что, мол, пришла Лиля в опустевшую квартиру поэта и уничтожила все «сторонние» любовные письма и фотографии. Впрочем, не только ревность Лили Брик предположительная причина скудости документов, но и сама тогдашняя опасливая жизнь, когда, боясь навредить любимому, Элли призывала «дорогого Владимира» рвать все ее письма. Что же касается ее самой, то, как говорит Патрисия, «она была леди и хранила молчание, рассказала только мужу, и тот тоже вступил в заговор молчания». И лишь в начале 90-х американский роман Маяковского вместе с его отцовством из «слабенькой версийки» трансформировался в непреложный факт. В одной из записных книжек Маяковского на совершенно чистой странице карандашом написано только одно слово: «дочка».

Во время своего первого визита к Патрисии я имел неосторожность затронуть тему генов. Вы можете раз и навсегда заткнуть скептиков, сказал я, пройдя тест на ДНК, который подтвердит ваше биологическое родство. «Это оскорбительно для моей матери, и я никогда не сделаю этого, - парировала хозяйка, и я заметил, что она прерывисто задышала. - Оскорбительно об этом спрашивать, достаточно просто посмотреть на меня». Но ведь, продолжал я, скептики могут интерпретировать ваше нежелание пройти тест как... «Меня не интересуют их интерпретации! - закричала в полный голос Патрисия. - Мне они не нужны!» И с силой бросила о стол книжку, которую держала в руках. Раздался звук, похожий на выстрел. «Я им нужна, они мне не нужны. Это жестоко! Это несправедливо! Я профессор и добилась кое-чего в жизни сама! Если бы я была меркантильна, если бы меня интересовали деньги, я бы делала то, что сделала Франсин дю Плесси Грей. Она опубликовала фотографию моего умершего отца в каком-то идиотском журнале. Все почему-то думают, что его роман с Татьяной Яковлевой, матерью Франсин, был великим. Она спекулирует на связи ее матери с Маяковским, она на этом зарабатывает деньги! Я никогда такими вещами не занималась, мои мотивы бескорыстны. И, пожалуйста, не задавайте мне больше этот глупый вопрос! Меня он приводит в ярость».

Мне стало не по себе. Глаза ее сверкали молниями, вроде тех, которые рисовал ВВ. Но гнев пошел на спад, и я больше не лез на рожон. С одной стороны, получилось ужасно: я наступил на мозоль. С другой - воочию убедился, что темперамент у нее отцовский и лицо в момент ярости точь-в-точь как на знаменитой родченковской фотографии революционного поэта, где к губам его прилипла папиросина. Сама Патрисия соглашается, что взрывной темперамент - от отца: «Если отец - облако в штанах, то я - грозовая туча в юбке».

«Его убили»

Элли Джонс никогда больше в Россию не приезжала (она умерла в 1985 году). А вот ее дочь начиная с 1991 года, с наступлением perestroika, стала наведываться в страну, вроде бы победившую воспетый ее отцом социализм, но продолжающую ценить, пусть и без прежней державной истерии, гений поэта. За несколько приездов в Россию Патрисия с научной дотошностью изучила архивы, встретилась с несколькими людьми, знавшими Маяковского, участвовала во многих научных и общественно-культурных мероприятиях, ему посвященных. Она показывает массивный орден Михаила Ломоносова, которым награждена за укрепление российско-американских культурных и образовательных связей. «Я очень горжусь этой честью и в особенности тем, что получателем награды в сопровождающих бумагах я названа как Елена Владимировна Маяковская».

Заметила ли она перемены в отношении к Маяковскому в России? «Он выступал за социальную справедливость, честность, за уважение к труду, к людям, добывающим хлеб насущный, - говорит Патрисия. - Да, он атеист или заявлял, что был таковым, но, полагаю, проживи дольше, мог изменить отношение к Богу. Коммунизм, в идею которого он верил, разительно отличался от коммунизма, который практиковал Сталин. В поразительной пьесе «Клоп» заметно его разочарование в революции. Ведь идеи равенства и справедливости так и не реализовались. Это была трагедия Маяковского. Он посвятил свой огромный талант и страсть революции, но в какой-то момент увидел, что идеалы рухнули. Неудача юбилейной выставки «20 лет работы Маяковского», личные проблемы. Все наслоилось. Но он не покончил жизнь самоубийством. Я полагаю, его убили».

А как же, спрашиваю, знаменитая предсмертная записка, где про любовную лодку, разбившуюся о быт? «Записка заложническая, неправдивая. Он явно что-то скрывал. Он даже не упомянул в ней, что оставил нас с матерью без средств к существованию. Маяковский не мог совершить самоубийство из-за женщины, это абсурдно. Но если он и покончил с собой, что я оставляю как возможный вариант, то свел счеты с жизнью по другим причинам. Ведь он попал в немилость к властям. В чем я убеждена - о моем отце рассказывают массу небылиц, и к ним во многих случаях причастна Лиля Брик. Он любил многих женщин, в том числе и саму Лилю, любил очаровательную Полонскую...»

Кстати, старенькую Веронику Полонскую, последнюю любовь поэта, Патрисия навестила в Доме ветеранов сцены в Москве. Тогда, при встрече, рассказывает она, Полонская обронила: «Маяковский любил тебя и твою маму». - «А почему же, упомянув в предсмертной записке вас, не упомянул нас с мамой?» - «Он упомянул меня, чтобы защитить, и не упомянул вас, потому что не хотел привлекать к вам внимания. Он не стеснялся вас, он за вас боялся». Про упомянутую выше дочь Яковлевой писательницу Франсин дю Плесси Грей тоже одно время шептались, что она плоть от плоти любвеобильного русского поэта. Но даты никак не сходятся, получаются какие-то несуразные 17 месяцев беременности. Сама Франсин шутила: «Слоновье вынашивание».

По известной версии, которую мне озвучила Патрисия, не обошлось без интриги: встречу Маяковского с Татьяной в Париже устроили сестры Лиля Брик и Эльза Триоле, чтобы отвлечь его от Элли Джонс. Больше всего Брик опасалась возможной эмиграции Маяковского в США, что обрушило бы ее и Осипа благополучие. Но дата этой встречи и любви с первого взгляда - 25 октября 1928 года, а днем позже он пишет нежное письмо «двум Элли». «Много вокруг моего отца творилось необъяснимого, - говорит Патрисия. - В Америке и во Франции за ним следили, знали каждый его шаг. И в Нью-Йорке, и в Париже у него украли деньги. Такое нечасто случается, какое-то странное совпадение. Принимавший его в Нью-Йорке Хургин (советский работник Исайя Хургин, председатель правления Амторга. - «Итоги») утонул при подозрительных обстоятельствах в озере под Нью-Йорком, где ему было по колено. Что-то подобное могло и с ним, и с моей матерью произойти».

Несколько лет назад в зале манхэттенского центра «92 Y» Франсин дю Плесси Грей презентовала свою мемуарную книгу «Они» (Them) - о ее матери и приемном отце Алексе Либермане, легендарном арт-директоре журнала Vogue. Я не мог пропустить событие. В переполненном зале Патрисия махнула мне рукой - мол, есть местечко рядом, справа от нее. Так я оказался свидетелем ее переживаний. Франсин рассказывала о своих замечательных во многих отношениях родителях и, конечно же, коснулась романа ее матери с Маяковским и вообще его личности. Моя соседка то возмущалась, то недоумевала, то вздыхала, то - редко - одобрительно кивала. Когда же Франсин обронила, что Маяковский выстрелил себе в висок (оговорилась: он прострелил грудь), надо было видеть, как бурно отреагировала Патрисия. Она что-то шептала мне в ухо, но я не разобрал, поскольку слушал бенефициантку. Но вот Франсин сказала суховато: «У него, очевидно, была и есть американская дочь, имя которой я забыла (?!), она профессор и живет в Нью-Йорке». «Я здесь!» - громко объявила моя соседка. Ее час пробил. «Она здесь!» - крикнул Джулиан Лоуэнфелд, нью-йоркский адвокат и переводчик Пушкина, сидевший по левую руку от Патрисии. «И мать у меня русская!» - торжествующе добавила Патрисия. Головы недоуменно повернулись в ее сторону, раздались робкие аплодисменты... Американская дочь тянула руку, чтобы высказаться, но осторожные организаторы встречи ее «не заметили», видимо, опасаясь эксцессов. По завершении презентации Патриция подошла к Франсин за автографом на книгу, терпеливо выстояв очередь. Никакого скандала, никакой дуэли почтенного возраста русские американки, объединенные любовью русского поэта к двум красивым женщинам, их матерям, не устроили.

«Маяковскому нравилось ощущать себя отцом, - сказала мне при нашей первой встрече Патрисия. - Ему нравилось держать на коленях маленькую девочку. В одной из его рукописей в архиве я увидела нарисованный им цветок. Поразительно, именно такие цветы я рисовала с детства. Вот она, генетическая память. Я не соревнуюсь, кого он любил больше. Но если меня спрашивают, кто любил его больше, то я утверждаю: моя мать. Она хранила молчание. Она могла сделать аборт и не сделала. И вот родилась я - свидетельство ее любви к нему...»



Дочь похожа на отца так, что все сомнения рассеиваются с первого взгляда (Патрисия Томпсон в колледже, 1948 год)
Фото: Государственный музей В.В.Маяковского

В Музее Маяковского в Москве хранятся вещи, переданные Патрисией Томпсон во время ее приездов в Россию. Это, например, рубашка, вышитая Элли Джонс в русском стиле, деревянная ложка, ее сапоги и пепельница из лагеря отдыха «Нит гедайге», где они с ВВ побывали. Но директор музея Надежда Морозова считает, что и предложенный Патрисией дар может оказаться очень важным. Пока же «американский уголок» экспозиции выглядит довольно скромно. «В наших нескольких изданиях, приуроченных к 120-летию Маяковского, мы, конечно же, касаемся его американской поездки, - сказала Надежда Морозова. - Уверена, их бы очень украсили подробности из мемуаров Элли Джонс, фотографии и документы из архива Патрисии. Ведь именно Джонс как переводчица сопровождала поэта в его поездках по Америке. Ее воспоминания о поэте, надиктованные дочери, для нас особенно ценны».

Вернувшись из Москвы в Нью-Йорк, я заехал к Патрисии. Вручил ей по просьбе Надежды Морозовой юбилейный альбом с генеалогическим древом Маяковского, где теперь уже есть ее мать, она сама и ее сын. «Моя мамочка», - прошептала она по-русски и заплакала. Немного успокоившись, сказала: «Это такой важный момент моей жизни. Мама все годы, вплоть до смерти, очень страдала - от невозможности открыться, из-за боязни поставить под угрозу мое благополучие. Два моих приемных отца знали от нее эту тайну, но тоже держали рот на замке и очень тактично и нежно ко мне относились. Маяковский, мой отец, нас тоже оберегал, хранил все связанное с нами в строжайшей тайне. Но я знаю, он очень любил мою маму».

Москва - Нью-Йорк

Хелен Патрисия Томпсон родилась 16 июня 1926-го, в Нью-Йорке (New York City). Ее мать - русская эмигрантка, переводчица Элли Джонс, рожденная как Елизавета Петровна Зиберт, была дочерью крупного землевладельца. Элли свободно владела русским, французским, немецким и английским языками.

Владимир Маяковский прибыл с визитом в Нью-Йорк в 1925-м, к художнику Давиду Бурлюку (David Burliuk), одному из основоположников русского футуризма. Российский поэт влюбился в Джонс, роман с которой продлился три месяца. Влюбленные были неотделимы друг от друга, но решили сохранить свою связь в тайне.

Проводив Маяковского на корабль, отплывающий в Европу, Элли вернулась домой, где обнаружила, что вся ее кровать усыпана незабудками. Поэт израсходовал практически все свои средства, чтобы так красиво попрощаться с Джонс. Из-за этого ему пришлось возвращаться в Советский Союз "в самой плохой каюте", четвертым классом.

Вскоре после возвращения Маяковского на родину, Джонс родила Патрисию. Бывший муж переводчицы, Джордж Джонс, поставил в свидетельстве о рождении девочки свою фамилию. Он стал "юридическим отцом" Патрисии, которая получила статус "законнорожденной", и обращался с ней как с родной.

Узнавший о рождении дочки, Маяковский попытался вновь добраться до Америки, но это оказалось невозможно. В 1928-м поэт получил разрешение на поездку в Париж (Paris); его дочь и Джонс в то же самое время прибыли на отдых в Ниццу (Nice), чтобы "уладить иммигрантские вопросы". Маяковский приехал из Парижа в Ниццу к дочери, тогда трехлетней. Она подарила биологическому отцу паркеровскую ручку и с тех самых пор никогда больше его не видела.

Джордж Джонс обучил Патрисию английскому, которая также немного говорила по-русски, по-немецки и по-французски. Американские дети поначалу отказывались играть с Томпсон, потому что она была иностранкой. Девочка решила, что не хочет больше говорить "на бесполезных языках" и принялась учить английский. С этого момента она перестала пополнять русскую лексику.

Патрисия узнала правду о своем настоящем отце в девятилетнем возрасте, однако отчим и мать просили до их смерти никому не раскрывать семейной тайны. Элли как-то сказала Патрисии, что однажды Маяковский заявил, что пишет стихотворение об их любовной связи. Джонс запротестовала и сказала, что хочет, чтобы их чувства сохранились только дня них.

14 апреля 1930-го Маяковский застрелился, о чем Джонс узнала из газет. В предсмертной записке поэт ничего не упомянул о Патрисии. Она считает, что это помогло ей уберечься от преследований НКВД, поскольку комиссариат вряд ли бы испытал восторг, узнав, что "у советского поэта в Америке растет ребенок от дочери кулака".

Лучшие дня

После смерти отца дочка наотрез отказывалась говорить с матерью по-русски. Вероятно, Томпсон неосознанно уходила от всего русского, хотя это не мешало ей в дальнейшем чувствовать себя русской американкой, работать над детской книгой про Россию и преподносить американцам "адекватный образ советского человека".

Патрисия была зачислена в художественную школу в 15 лет, по окончании которой поступила в Барнард-колледж. Она получила диплом в июне 1948-го и получила работу редактора. Томпсон работала в нескольких широко издаваемых журналах, включая "Macmillan Publishers".

Патрисия писала обзорные статьи, посвященные кинофильмам и музыкальным записям, а также редактировала произведения различных направлений, включая научную фантастику, вестерны, романы и детективы. Пером Томпсон написано более 20 книг.

В 1954-м дочь Маяковского связала себя узами брака с американцем Уэйном Томпсоном-Шерманом. Брак распался в 1974-м. От союза остался сын Роджер, ставший адвокатом в области интеллектуальной собственности. Роджер женился и усыновил колумбийского мальчика по имени Логан.

Патрисия была профессором философии и женских исследований в Лемановском колледже в Нью-Йорке. Она преподавала философию феминизма в Нью-Йоркском университете. Томпсон признавала себя феминисткой, но отнюдь не из числа тех, кто стремится принизить роль мужчины. Патрисия рассматривала свой феминизм как "стремление сохранить семью, работать на ее благо".

Она опубликовала книгу "Маяковский на Манхэттене, история любви", описывающую роман ее родителей, взяв за основу неопубликованные воспоминания ее матери и беседы с ней. Чтобы не забыть материнские истории, Патрисия воспользовалась магнитофоном и надиктовала целых шесть кассет.

В 1991-м, после смерти Элли Джонс и распада Советского Союза, Патрисия вместе со своим сыном побывала в России, где пара была встречена с большим уважением. Мать и сын познакомились с родственниками Маяковского - с потомками его сестер, с его друзьями и почитателями его творчества.

Томпсон раскопала землю между могилами Маяковского и его сестры на Новодевичьем кладбищ и поместила часть праха своей матери, который привезла в Россию.

Согласно данным от 2015-го, Патрисия хотела выучить русский язык, на котором более не могла изъясняться, и получить российское гражданство.

Патрисия Томпсон умерла 1 апреля 2016 года, о чем сообщил Государственный музей В. В. Маяковского на своей странице в Facebook.

Ее тело было кремировано в США. Дочь Маяковского завещала развеять ее прах над могилой отца.

- Когда Маяковский узнал о вашем существовании, он хотел вернуться?

Я уверена, что Маяковский хотел иметь семью, хотел жить с нами. Все, что написано про него, контролировала Лиля Брик. Неправда, что он не хотел детей. Он очень любил детей, не зря же он для них писал. Конечно, была очень сложная политическая ситуация между двумя странами. Но был еще и личный момент. Когда Лиля узнала о нас, она захотела отвлечь его внимание... Она не хотела, чтобы рядом с Маяковским была еще какая-то женщина. Когда Маяковский был в Париже, Лиля попросила свою сестру Эльзу Триоле представить Маяковского какой-нибудь местной красавице. Ею оказалась Татьяна Яковлева. Очень привлекательная женщина, очаровательная женщина из хорошей семьи. Я этого совсем не отрицаю. Но я должна сказать, что это все была игра Брик. Она хотела, чтобы он забыл женщину и ребенка в Америке.

- Многие думают, что именно Татьяна Яковлева была последней любовью Маяковского.

Ее дочь, американская писательница Френсис Грей, попала в Россию задолго до меня. И все думали, что это она дочь Маяковского. Френсис даже опубликовала статью в «Нью-Йорк таймс» - о последней музе Маяковского, о ее матери. Она рассказывает, что 25 октября он говорил о своей бесконечной любви к Татьяне Яковлевой. Но у меня сохранилось письмо к маме, датированное 26 октября, он просил ее о встрече. Я думаю, что он хотел прикрыть политически опасные отношения с моей матерью громким романом с Яковлевой.

В архиве Маяковского сохранились только письма, написанные Лиле Брик. Как вы думаете, почему она уничтожила переписку с остальными женщинами?

Лиля была тем, кем она была. Я думаю, она хотела войти в историю одна. У нее было влияние на общественность. Нельзя отрицать, что она была очень умной, опытной женщиной. Но, на мой взгляд, она была еще и манипулятором. Я не знала лично Бриков, но думаю, что они построили себе карьеру, используя Маяковского. Они говорили, что он грубый и неуправляемый. Но мать рассказывала о нем совсем другое, и его друг, Давид Бурлюк, говорил, что он был очень чувствительным и добрым человеком.

- Вы думаете, Лиля плохо влияла на Маяковского?

Я думаю, что роль Бриков очень неоднозначная. Осип помогал ему печататься в самом начале карьеры. Лиля Брик, можно сказать, входила в комплект. Когда Маяковский с ней познакомился, он был очень молод. И взрослая, зрелая Лиля была для него, конечно, очень привлекательна.

- Елена Владимировна, скажите, а почему Маяковский в предсмертной записке определил свою семью так: мать, сестры, Лиля Брик и Вероника Полонская. Почему он ничего не сказал о вас?

Я сама об этом очень много думала, этот вопрос меня мучил. Когда я отправилась в Россию, я встречалась с последней возлюбленной отца, Вероникой Полонской. Я навестила ее в доме престарелых для актеров. Она очень тепло отнеслась ко мне, подарила мне статуэтку отца. Рассказала, что Маяковский говорил с ней обо мне, о том, как он скучает. Он показывал ей паркеровскую ручку, которую я подарила ему в Ницце, и говорил Полонской: «Мое будущее в этом ребенке». Я уверена, что она его тоже любила. Очаровательная женщина. Так вот, я задала ей этот самый вопрос: почему?

- И почему же вас не было в завещании?

Полонская сказала мне, что отец сделал это, чтобы нас защитить. Ее он защитил, когда включил в завещание, а нас - наоборот, не упомянув. Я не уверена, что дожила бы спокойно до этих дней, если бы тогда НКВД стало известно, что у советского поэта Маяковского в Америке растет ребенок от дочери кулака.

Я знаю, что он любил меня, что ему в радость было стать отцом. Но он боялся. Быть женой или ребенком инакомыслящего было небезопасно. А Маяковский становился инакомыслящим: если вы прочитаете его пьесы, то увидите, что он критиковал бюрократию и то направление, в котором двигалась революция. Мать не винила его, и я не виню.

- Вероника Полонская была единственной, кому Маяковский рассказывал о вашем существовании?

Еще одна подруга отца, Софья Шамардина, писала в своих воспоминаниях о том, что ей говорил Маяковский про свою дочь в Америке: «Я никогда не думал, что можно так тосковать о ребенке. Девочке уже три года, она больна рахитом, а я ничего не могу для нее сделать!» Маяковский говорил обо мне еще с одним своим другом, рассказывал, как тяжело для него не растить собственную дочь. Но когда в России печатали книгу воспоминаний, то они просто выбросили эти фрагменты. Возможно, потому, что Лиля Брик не хотела это публиковать. Вообще, я думаю, что в биографии отца еще много белых пятен, и считаю своим долгом рассказать правду о родителях.

Когда вы приезжали в Россию, вы нашли еще какие-то документальные подтверждения того, что Маяковский не забыл о вас?

Одну удивительную находку я сделала, когда была в Санкт-Петербурге. Я разбирала бумаги отца и нашла там рисунок цветка, сделанного детской рукой. Я думаю, это мой рисунок, я в детстве рисовала точно такие же...

Скажите, вы чувствуете себя дочерью Маяковского. Верите в генетическую память?

Я очень хорошо понимаю моего отца. Когда я впервые прочитала книги Маяковского, я поняла, что мы одинаково смотрим на мир. Он считал, что если у тебя есть талант, то ты должен использовать его для социального, общественного действия. Я считаю точно так же. И у меня была такая цель: создание учебников, книг, из которых дети узнают что-то о мире и о себе самих. Я писала учебники по психологии и антропологии, по истории, старалась представить все это так, чтобы дети поняли. Еще я работала редактором в нескольких крупнейших американских издательских домах. Редактировала фантастику, в том числе Рэя Брэдбери. Отличное, мне кажется, занятие для дочери футуриста - работать с фантастами.

- У вас на стене висят написанные вами картины. Этот талант вы тоже унаследовали от отца?

Да, я люблю рисовать. В 15 лет поступила в художественную школу. Я, конечно, не профессиональный художник, но что-то получается.

- А вы можете назвать себя революционеркой?

Я думаю, что идея отца о революции - это идея привнесения социальной справедливости. Я сама революционерка, в моем собственном понимании, то есть в связи с ролью женщины в обществе и в семье. Я преподаю философию феминизма в Нью-Йоркском университете. Я феминистка, но не из тех, кто стремится принизить роль мужчины (а это свойственно многим американским феминисткам). Мой феминизм - это стремление сохранить семью, работать на ее благо.

- Расскажите о вашей семье.

У меня замечательный сын Роджер, адвокат в области интеллектуальной собственности. Он внук Маяковского. В его жилах течет удивительная кровь - кровь Маяковского и кровь борца за американскую независимость (предок моего мужа был одним из создателей Декларации независимости). У меня есть внук, Логан. Он сейчас заканчивает школу. Он из Латинской Америки, Роджер усыновил его. И хотя он и не родной правнук Маяковского, я замечаю, что у него точно такая же морщинка на лбу, как у моего отца. Забавно смотреть, как он глядит на портрет Маяковского и морщит лоб.

Если честно, я до сих пор очень скучаю по отцу. Мне кажется, что если бы он узнал меня сейчас, узнал бы о моей жизни, ему было бы приятно.

Почти всю жизнь вы прожили под именем Патрисия Томпсон, а сейчас на вашей визитной карточке стоит еще и имя Елена Маяковская.

У меня всегда было два имени: русское - Елена и американское - Патрисия. Подруга моей матери была ирландка Патрисия, и она помогала ей, когда я только родилась. Мою американскую крестную звали Елена, и бабушку тоже звали Елена.

- Скажите, а почему вы почти не знаете русского языка?

Когда я была маленькой, я не говорила по-английски. Я говорила по-русски, по-немецки и по-французски. Но я хотела играть с американскими детьми, а они не играли со мной, потому что я была иностранкой. И я сказала маме, что не хочу говорить на всех этих бесполезных языках, а хочу говорить по-английски. Тогда мой отчим, англичанин, научил меня. А русский так и остался на детском уровне.

А с матерью вы совсем не разговаривали по-русски?

Я сопротивлялась, отказывалась читать по-русски. Может быть, потому, что для меня гибель отца была трагедией, и я неосознанно уходила от всего русского. К тому же я всегда была индивидуалисткой, думаю, что унаследовала это от отца. В этом меня поддерживала и мама, она была очень сильной, мужественной женщиной. Именно она объяснила мне, что нельзя оставаться в тени отца, быть его дешевой имитацией. Она научила меня быть собой.

© Из личного архива Елены Маяковской

- Кем вы себя больше ощущаете, американкой или русской?

Я бы сказала - русской американкой. Мало кто знает, что даже во время холодной войны я всегда пыталась помочь Советскому Союзу и России. Когда я работала редактором в издательстве «Макмиллан», в 1964 году, я редактировала тест и подбирала фотографии к книге «Коммунизм: что это такое». Я специально сделала несколько правок в тексте, чтобы американцы поняли, какие хорошие люди живут в СССР. Ведь тогда американцам рисовался не совсем адекватный образ советского человека. Выбирая фотографии, я старалась найти самые красивые; показать, как советские люди умеют радоваться жизни. А когда я работала над детской книгой про Россию, я сделала акцент на том, что русские освободили крестьян еще до того, как произошла отмена рабства в Америке. Это исторический факт, и, я думаю, это важный факт.

Елена Владимировна, вы уверяете, что чувствуете и понимаете своего отца. А как вы думаете, почему он покончил жизнь самоубийством? У вас есть мысли на этот счет?

Во-первых, я бы хотела сказать, что даже если он и покончил жизнь самоубийством, то не из-за женщины. У него были причины жить. Бурлюк сказал мне, что он верит, что Маяковскому подложили пули в коробку из-под ботинок. В русской аристократической традиции получение такого подарка означало бесчестие. Бесчестие началось для него с бойкотом выставки, туда просто никто не пришел. Он понимал, что происходит. Это было послание: если ты не будешь себя хорошо вести, мы не будем печатать твои стихи. Это очень болезненная тема для творческого человека - быть свободным, иметь право. Он терял свою свободу. Маяковский видел во всем этом предсказание своей судьбы. Он попросту решил, что есть только один путь - смерть. И это, скорее всего, единственная причина его самоубийства. Не женщина, не разбитое сердце - это абсурд.

- Скажите, вам нравятся биографические книги, написанные о вашем отце?

Я, конечно, не читала все, что было написано. Я ведь не его биограф. Но некоторые факты, которые я читала в переведенных на английский биографиях, явно не соответствовали действительности. Мне больше всего понравилась книга шведского автора Бенгта Янгфельдта. Человек действительно хотел найти ранее неизвестные факты о моем отце, и кое-что ему удалось раскопать.

Скажите, а вы не собираетесь написать биографию Маяковского для американцев? Вообще в Америке знают, кто такой Маяковский?

Образованные люди, конечно, знают. И всегда очень интересуются, когда узнают, что я его дочь. А биографию я писать не буду. Но я хотела бы, чтобы биографию Маяковского написала женщина. Я думаю, именно женщина способна понять особенности его характера и личности так, как не поймет ни один мужчина.

- Ваши родители решили никому не говорить о вашем существовании, а вы хранили тайну аж до 1991 года... Почему?

Вы представляете себе, что бы было, если бы в СССР узнали, что у Владимира Маяковского, певца революции, в буржуазной Америке растет внебрачная дочь?

- И почему вы все-таки решили раскрыть секрет вашей матери и Маяковского?

Я посчитала своим долгом рассказать о родителях правду. Хорошо придуманный миф о Маяковском исключил меня и мать из его истории. Эта исчезнувшая часть истории должна вернуться.

- Как вы считаете, как бы отнеслась к вашему решению рассказать эту тайну ваша мать, Элли Джонс?

Мама перед смертью, в 1985 году, сказала мне, что я должна принять решение сама. Она рассказала мне всю историю их любви, а я записала ее на магнитофон, получилось шесть кассет. Они позднее послужили мне материалом для книги «Маяковский на Манхэттене». Я думаю, она была бы рада узнать, что я написала книгу об истории их любви.

Кому первому вы раскрыли вашу тайну?

Впервые я рассказала об этом поэту Евгению Евтушенко, когда он был в Америке. Он мне не поверил, попросил предъявить документы. Я тогда сказала: посмотрите на меня! А уже потом все поверили. И я очень горжусь, что стала профессором, опубликовала 20 книг. Все это я сделала сама, никто не знал, что я дочь Маяковского. Я думаю, что, если бы люди знали, что у Маяковского есть дочь, все двери были бы открыты передо мной. Но ничего такого не было.

- Сразу после этого вы посетили Россию?

Да, в 1991 году я со своим сыном Роджером Шерманом Томпсоном приехала в Москву. Мы встретились с родственниками Маяковского, с потомками его сестер. Со всеми друзьями и почитателями. Когда мы ехали в отель, я впервые увидела статую Маяковского на площади. Мы с сыном попросили шофера остановиться. Я не могла поверить, что мы там... Я была в его музее на Лубянской площади, в той комнатке, где он застрелился. Я держала в руках календарь, открытый на дне 14 апреля 1930 года... последнем дне жизни моего отца.

Вы были на Новодевичьем кладбище?

Я привезла с собой в Россию часть праха моей матери. Она всю жизнь любила Маяковского, до самой смерти. Ее последние слова были о нем. На могиле отца на Новодевичьем кладбище я раскопала землю между могилами отца и его сестры. Там я поместила часть праха матери, покрыла его землей и травой. Я думаю, мама надеялась когда-нибудь соединиться с человеком, которого любила так сильно. И с Россией, которая всегда была в ее сердце.

Поделитесь с друзьями или сохраните для себя:

Загрузка...