Фомин ефим моисеевич. Фомин Ефим Моисеевич: биография, фото



Ф омин Николай Петрович – командир 1-го батальона 272-го гвардейского стрелкового полка 90-й гвардейской Витебской стрелковой дивизии 6-й гвардейской армии 1-го Прибалтийского фронта, гвардии майор.

Родился 11 (24) ноября 1914 года в селе Большой Сурмет ныне Абдулинского района Оренбургской области в крестьянской семье. Мордвин. Окончил 6 классов.

В Красную Армию призван в октябре 1936 года, и в том же году стал офицером, окончив курсы младших лейтенантов.

На фронте в Великую Отечественную войну с октября 1941 года. Член ВКП(б) с 1942 года. Сражался с гитлеровскими захватчиками на Западном, Юго-Западном, Воронежском, 1-м Прибалтийском фронтах, активно участвовал в боях первого периода войны, являвшимися в основном оборонительными, бил врага на Курской дуге, освобождал Украину и Белоруссию. Был трижды ранен, но каждый раз после излечения возвращался в строй.

Командир 1-го батальона 272-го гвардейского стрелкового полка (90-я гвардейская стрелковая дивизия, 6-я гвардейская армия, 1-й Прибалтийский фронт) гвардии майор Николай Фомин особо отличился при освобождении Сиротинского района Витебской области Белоруссии, в ходе подготовки к проведению Витебско-Оршанской наступательной операции (23-28 июня 1944 года) и подготовки Полоцкой наступательной операции (29 июня - 4 июля 1944 года).

22 июня 1944 года вверенный гвардии майору Фомину стрелковый батальон прорвал сильно укреплённую глубокоэшелонированную оборону неприятеля и освободил деревни Картоши и Плиговки. Гитлеровцы встретили советских бойцов ураганным артиллерийско-пулемётным огнём. В критический момент, когда пал смертью храбрых наступавший в авангарде командир 171-й стрелковой роты, и ее бойцы залегли, гвардии майор Николай Фомин личным примером увлёк подразделение в атаку, поднявшись во весь рост и, невзирая на смертоносный огонь противника, устремился в боевые порядки залегшей роты, с возгласом «За Родину, вперед!» поднял весь её личный состав и двинулся на гитлеровцев, поливая их огнём из всех видов оружия. 171-я стрелковая рота и 1-й батальон в стремительном броске прорвали линию обороны противника.

Воины-гвардейцы гвардии майора Фомина во главе со своим отважным командиром захватили четыре вражеских орудия, миномётную батарею, три пулемёта, что способствовало успешному наступлению 272-го гвардейского стрелкового полка и освобождению 4 июля 1944 года города Полоцка Витебской области. Но до этого радостного дня гвардии майору Фомину Н.П. не суждено было дожить, как и узнать, что он удостоен высшей степени отличия...

У казом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июля 1944 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм гвардии майору Фомину Николаю Петровичу присвоено звание Героя Советского Союза.

В ожесточённом бою 28 июня 1944 года за освобождения Полоцка гвардии майор Николай Фомин был тяжело ранен, и скончался в 97-м отдельном медико-санитарном батальоне 3 июля 1944 года. Похоронен на братском кладбище в двухстах метрах юго-западнее деревни Картоши, а позже перезахоронен в деревне Горяны Полоцкого района Витебской области Белоруссии.

Награждён орденом Ленина, медалями.

Очерк о полковом комиссаре Ефиме Фомине, руководившем обороной Брестской крепости. Подвиг защитников. Геннадий Любашевский.

«Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина! 20.VII.41г.»

(Надпись на стене казармы 132-го батальона

конвойных войск НКВД в Брестской крепости)

В этот день я проснулся очень рано. Неясная тревога закралась в душу, заставила подняться с постели и подойти к распахнутому окну. Стояла та особенная тишина, которая бывает перед нарождающимся летним утром. Город, раскинув руки проспектов, крепко спал. Часы за стеной глухо пробили четыре раза. Низкий протяжный звук последнего удара постепенно затихал, растворялся в воздухе, а ощущение тревоги не проходило. Господи, да ведь сейчас четыре часа, сегодня 22 июня... 70 лет назад именно в это время по судьбам людей, как пулемётная очередь, прошла временнАя межа, разделив жизнь на «до войны» и «после войны». И я почти физически почувствовал рядом с собой человека, о котором хочу поведать вам в этом рассказе.

Я ощущал, как моего плеча касается его плечо в офицерском френче, слышал, как он тяжело дышит, вглядываясь в окно. Нас разделяло 70 лет, и мы видели за окном совсем разные картины: я – мирно спящий город, а он – силуэты немецких самолётов, разрывы бомб и снарядов. Я наслаждался тишиной, а он слышал крики и стоны раненых, треск автоматных очередей, разрывы гранат. Ещё мгновение – и моё видение пропало. Человек оторвался от окна и, на ходу застёгивая воротник, шагнул в дверной проём. Тридцатидвухлетний полковой комиссар Ефим Моисеевич Фомин ушёл 22 июня 1941 года в бессмертие – он возглавит героический гарнизон, оборонявший Брестскую крепость.

Он никогда не узнает ни о горечи нашего отступления, ни о битве под Москвой, ни о Курской дуге, ни о Сталинграде. Он не увидит руины поверженного Берлина и яркий, как капелька крови, кумач Знамени Победы над рейхстагом. И не доведётся ему стоять в парадных колоннах воинов-победителей на Красной площади. Хотя... кто знает, – может быть, оттого и споткнулся конь Маршала Жукова, что на правом фланге этих парадных колонн стояла невидимая человеческому глазу колонна тех, известных и неизвестных, кто не смог встать в строй живых... Поклонимся же им ещё раз и вспомним слова А. Твардовского:

«И у мёртвых, безгласных есть отрада одна:

Мы за Родину пали, но она – спасена».

Брестская крепость... О подвиге её защитников написано немало книг и снято несколько фильмов. Увы, чем дальше уходят от нас события тех героических дней, тем больше домыслов, а то и откровенной неправды о событиях первых дней войны появляется на страницах и киноэкранах. Я не стану полемизировать с теми, у кого хватило совести исказить историю, а поступлю так, как поступил в своё время при написании повести «Потомству в пример» о Герое Советского Союза подводнике-североморце Израиле Фисановиче: приведу выдержки из письма ко мне того человека, кому мы с вами можем доверять – сына Ефима Фомина. Я сумел разыскать Юрия Ефимовича, он оказался нашим с вами земляком, живёт и работает в Киеве. Юрий Фомин – кандидат исторических наук, Заслуженный юрист Украины. Мы не раз общались с ним по телефону, сын комиссара прислал свой рассказ об отце. Давайте вместе прочитаем его сыновние воспоминания.

«В моей памяти живёт светлый образ моего отца – полкового комиссара Е. М. Фомина. Он был одним из организаторов и руководителей героической обороны Брестской крепости и геройски погиб в самом начале Великой Отечественной войны в июле 1941 года.

Тогда мне было 11 лет, и мои воспоминания об отце, естественно, связаны с детством. Как все мальчишки моего возраста, я любил играть в “войну” и очень гордился, что отец у меня – военный. Когда мы жили в Харькове, помню, он вырезал для меня деревянную саблю с красивым эфесом. Правда, вскоре она сломалась, и я горько плакал, а отец, утешая, пообещал мне сделать новую и сдержал слово. Возвращаясь из командировок, он привозил подарки, интересные книжки, стремясь привить мне любовь к чтению.

Я мало видел отца дома, особенно в тревожные предвоенные годы, когда мы жили в латвийском городе Даугавпилсе. Он уезжал на службу с рассветом и возвращался поздно вечером, когда я уже спал. Но, несмотря на большую занятость, отец интересовался моей учебой в школе и находил время поговорить с учителями.

Мне запомнились аккуратность и требовательность отца к себе. Он всегда был подтянут, по форме одет и побрит. Вместе с тем, отец не был сухим, чёрствым педантом. Его отличало жизнелюбие. При случае шутил и смеялся, увлекался игрой в шахматы, которую называл “боевой подготовкой”, радовался новой книге, кинофильму, хорошей песне.

Многие сослуживцы отца отмечали его искреннее внимание к людям, да и мы с мамой, Августиной Герасимовной, знали, что в любое время к нему мог обратиться с просьбой или за советом красноармеец, командир или политработник. Однажды в Даугавпилсе он узнал, что один боец, родом с Кавказа, очень переживает: заболела мать. Благодаря помощи отца парню предоставили отпуск. Отец всегда стремился ободрить человека, при необходимости помочь ему словом или делом.

В марте 1941 года отец получил новое назначение – на западную границу, в город Брест. Мы с мамой остались временно проживать в Даугавпилсе. Из писем отца было известно, что и на новом месте службы у него много работы: он стремился вывести свой полк в передовые. Не имея квартиры, отец жил в расположении полка в Брестской крепости, в служебной комнате, где стояли стол для работы и койка. Отец обещал при первой возможности приехать и забрать нас в Брест.

Последний телефонный разговор с ним состоялся ранним утром 19 июня 1941 года. Мама сообщила, что некоторые семьи военных уезжают из Даугавпилса, спрашивала, что нам делать. Отец ответил: “Поступай, как все...” Через три дня началась война...

Никаких вестей о судьбе отца долго не было. Лишь в 1942 году пришло извещение, что он числится пропавшим без вести с сентября 1941 года.

В 1951 году, уже будучи студентом Киевского университета, я поехал в Брест с надеждой узнать что-либо об отце. В военкомате мне показали окружную газету “Во славу Родины” с материалами об обнаруженных в развалинах крепости останках 34 советских воинов, их оружии и вещах. В командирской сумке был найден частично сохранившийся Приказ №1 по крепости от 24 июня 1941 года, где в числе руководителей обороны был назван полковой комиссар Фомин.

Из редакции названной газеты мне сообщили адрес одного из защитников Брестской крепости, бывшего писаря штаба 84 стрелкового полка А. М. Филя, проживавшего в Якутии. Я послал ему письмо и в январе 1952 года получил ответ. А. М. Филь рассказал, что сражался в крепости под командованием комиссара Фомина, ему известно, что контуженый комиссар с несколькими бойцами был схвачен фашистами и казнён.

После этого я обратился в Министерство обороны СССР и другие инстанции с просьбой принять меры для установления судьбы защитников Брестской крепости летом 1941 года, в частности, моего отца. Однако мне ответили, что военный округ не имеет возможности проводить раскопки в Брестской крепости. Тем не менее, я продолжил поиски.

Как известно, для исследования обороны Брестской крепости много сделал замечательный писатель-фронтовик, лауреат Ленинской премии Сергей Сергеевич Смирнов. Впервые мы увиделись с ним в июле 1956 года в Москве на встрече защитников Брестской крепости, посвящённой 15-й годовщине её героической обороны. Писатель подарил мне свою книгу “Крепость на границе” с надписью: “Сыну героя и руководителя обороны крепости Юрию Фомину на память о нашей встрече и с глубоким уважением к памяти отца-героя. С. С. Смирнов”.

Тогда же я познакомился с приехавшими в Москву участниками Брестской обороны. Они рассказывали, что с первых минут боя полковой комиссар Е. М. Фомин стал организатором обороны, проявил исключительное мужество, отвагу, личным примером увлекая воинов на борьбу с врагом.

Героический подвиг комиссара, конечно, не был случайным. Истоки его связаны с жизненным путем отца, к сожалению, коротким, но озарённым верностью идеям свободы и социальной справедливости, преданностью Советской Отчизне. Это подтверждают сжатые факты его биографии.

Ефим Моисеевич Фомин родился 15 января 1909 г. в местечке Колышки Лиозненского района Витебской области, в еврейской трудовой семье. Его родители – отец-кузнец, мать-швея – рано умерли, и он воспитывался сначала у тётки, потом у дяди. С 12 лет начал трудовую деятельность учеником, а вернее, прислугой у кустаря-парикмахера в г. Витебске, затем был учеником сапожника. Воспитывался в детском доме, работал на Витебской обувной фабрике, где в 1924 году был принят в комсомол.

В 1927 году Ефим переехал в г. Псков к старшему брату Борису. Здесь он поступил в окружную совпартшколу. Во время учёбы его приняли в ряды Коммунистической партии. После окончания совпартшколы отец работал в профсоюзных и партийных органах, заочно учился в Ленинградском Коммунистическом Университете.

По партийной мобилизации в марте 1932 года отец стал кадровым политработником Красной Армии. Служил сначала в Пскове, потом в Феодосии и Симферополе секретарём комсомольской организации зенитного полка, политруком роты, инструктором политотдела стрелковой дивизии, комиссаром стрелкового полка.

В августе 1938 года был назначен на должность военного комиссара 23-й Харьковской ордена Ленина Краснознаменной стрелковой дивизии. Вместе с этой дивизией в 1939 году принимал участие в освобождении Западной Украины. За успехи по службе дважды был досрочно повышен в воинском звании, в 1939 году ему было присвоено звание полкового комиссара, соответствовавшее званию полковника.

Прибыв в апреле 1941 года на новое месте службы в Брест, Е. М. Фомин за короткое время сумел завоевать доверие и любовь бойцов и командиров. Об этом впоследствии вспоминал его однополчанин А. М. Филь: “С первых дней своим вниманием, своей отзывчивостью и простотой он приобрёл в красноармейской среде доброе имя “отец”. К его помощи без робости в сердце прибегали все члены большого коллектива. Строгость и доброта, требовательность и практическая помощь были основными методами его работы по воспитанию личного состава”.

На рассвете 22 июня с первыми разрывами вражеских снарядов в Брестской крепости комиссар Фомин оказался в центре событий. Ввиду отсутствия командиров, он принял на себя командование подразделениями 84 стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии, находившимися в казарме, и приказал бойцам занять оборону в районе Холмских ворот цитадели. Попытка гитлеровцев прорваться через эти ворота была отбита. После этого он организовал контратаку против отряда немцев, прорвавшегося через соседние Тереспольские ворота в центре крепости. В результате этот отряд был разгромлен и отброшен. Первый успех окрылил защитников цитадели.

Чтобы бойцы видели в своих рядах ещё одного старшего командира, он приказал комсоргу полка С. М. Матевосяну надеть его запасную гимнастерку со знаками различия полкового комиссара. По его приказу комсорг пытался прорваться из крепости на броневике, чтобы связаться с командованием советских войск, но безуспешно. Фашисты блокировали все выходы из крепости.

Комиссар Фомин участвовал в боях с гитлеровцами, нередко сам возглавлял штыковые атаки, увлекая бойцов личным примером. В то же время он понимал, что разъединённые группы из разных воинских частей не смогут долго сопротивляться превосходящим силам фашистов, поэтому стремился объединить всех защитников крепости.

24 июня 1941 года по его инициативе и с его активным участием в перерыве между боями в одном из казематов собрались на совещание командиры отдельных групп, сражавшихся в цитадели. Они решили вопрос об объединении в сводную группу и создании единого командования и штаба обороны.

О моральных качествах Ефима Моисеевича говорит и тот факт, что он, будучи самым старшим по званию среди всех офицеров, предоставил право командования гарнизоном именно кадровому военному, имеющему боевой опыт. Командиром был назначен коммунист, участник гражданской войны, капитан Зубачёв, а его заместителем стал полковой комиссар Фомин.

Вместе с капитаном Зубачёвым отец руководил боевыми действиями организованного прорыва из окружения, однако они были безуспешными – уж слишком большим было преимущество противника. Силы защитников крепости, не получавших ниоткуда помощи, таяли, и их положение становилось все более тяжёлым.

Фашисты блокировали все подходы к реке Мухавец, омывающей крепость. В результате этого защитники крепости (а среди них много раненых) жестоко страдали от жажды. Не было воды, продовольствия, медикаментов, иссякли боеприпасы. Однако герои держались до последнего патрона, до последней капли крови.

По словам оставшихся в живых защитников крепости, комиссар Фомин в невероятно трудных условиях проявлял волю и выдержку. Недаром называли его душой обороны. Когда один из бойцов сказал, что последний патрон оставит себе, отец возразил: “Мы можем умереть и в рукопашной схватке, а патроны расстреляем в фашистов”. Тех, кто падал духом, он убеждал, что бесцельная смерть, самоубийство – это трусость, жизнь надо целиком отдать борьбе с лютым врагом.

Наравне со всеми защитниками крепости комиссар Фомин страдал от жажды и голода, но не допускал, чтобы ему оказывали какое-нибудь предпочтение. Фельдшер С. Е. Милькевич однажды принёс комиссару немного мутной воды, которую с трудом собрали в выкопанной под полом яме. Отца уже несколько дней мучила жажда, но он сказал: “Вода – только для раненых”. Когда его ранило в руку, он спустился в подвал, где несколько раненых ожидали перевязки. Фельдшер бросился к нему, однако отец сказал: “Сначала их”, – и стал ждать своей очереди. Разведчики приносили комиссару хлеб и галеты, найденные у убитых гитлеровцев, а он отдавал еду раненым, женщинам и детям, находившимся в подвалах.

В редких перерывах между боями Ефим Моисеевич стремился сердечным словом подбодрить бойцов, внушал им веру в нашу победу над врагом, призывал до конца выполнить свой воинский долг.

Когда гитлеровцы схватили группу израненных, голодных, измученных многодневными тяжёлыми боями бойцов, среди которых находился и раненый комиссар Фомин, предатель выдал его фашистам. Как рассказывали очевидцы, немцы расстреляли комиссара у крепостной стены. Перед смертью он успел крикнуть бойцам: “Не падайте духом, победа будет наша!”»

Что можно добавить к этим искренним сыновним воспоминаниям? Юрий Ефимович очень скупо пишет о подробностях гибели своего отца, и я понимаю, почему. Он – историк и привык доверять проверенным фактам. Для него отец до сих пор остаётся живым, таким, каким запомнился в те «сороковые роковые». Отец по сей день является примером для сына.

Мы тоже не можем с документальной точностью описать, что происходило в крепости в те жуткие дни. Построенная по всем правилам фортификационного искусства, она была способна пережить длительную осаду, если бы... Если бы у её защитников были в достатке оружие, боеприпасы, пища, вода, медикаменты, если бы в горячке отступления их просто не бросили на произвол судьбы. И как не вспомнить слова писателя Бориса Васильева: «Крепость не пала. Она истекла кровью».

Немцы не смогли сходу взять мощные укрепления, не смогли сломить сопротивления гарнизона. Тогда они приступили к методичной осаде. Нескончаемые бомбардировки, обстрелы из специально доставленных в Брест гигантских 600-миллиметровых мортир, использование огнемётов и отравляющих газов делали своё дело. Ряды защитников таяли. В конце фашисты стали сбрасывать на крепость сверхтяжёлые бомбы по полтонны весом, от разрывов которых содрогалась земля и рушились стены казематов. И, в довершение к этому кошмару, на крепость 29 июня была сброшена бомба-монстр весом почти две тонны. Ужасный по своей силе удар подобно землетрясению потряс не только крепость, но и весь город. Были разрушены многие укрепления, часть людей погибла под завалами, часть была ранена или контужена, засыпана землёй и обломками стен и уже не могла физически оказывать сопротивление врагу.

Видимо, в числе этих раненых и контуженных защитников оказался и Фомин. По воспоминаниям других чудом выживших защитников крепости, её комиссар был жив ещё 15 июля, после 24-х дней упорной обороны. Может быть, сила духа этого человека, его влияние на окружающих были так велики, что люди не хотели верить в его гибель и продолжали считать живым?.. Этого мы с вами уже никогда не узнаем. Одно доподлинно известно: Ефим Моисеевич Фомин пал смертью храбрых, но остался навсегда жить в памяти нашего народа.

Писатель С. С. Смирнов, раскрывший многие обстоятельства героической обороны и воскресивший из небытия имена героических защитников Брестской крепости, ходатайствовал о присвоении комиссару Фомину звания Героя Советского Союза. Однако Министерство Обороны СССР представило его к награждению лишь... орденом Отечественной войны. Вспомните мой рассказ «Комиссар», о подвиге комиссара ледокольного парохода «Сибиряков» – советского «Варяга»). Комиссар «Сибирякова» Элимелах тоже был награждён посмертно... только орденом Отечественной войны. Увы, Родина, щедро осыпая высшими наградами одних, явно поскупилась в отношении других, не менее достойных своих сыновей.

И тем не менее, Сергей Смирнов вновь и вновь обращался с ходатайствами. В результате Е. М. Фомин Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 января 1957 года был награждён орденом Ленина. Начиная с 1981 года, ветераны войны и их организации неоднократно обращались к высшему руководству СССР, Российской федерации, Республики Беларусь с ходатайствами о присвоении Е. М. Фомину посмертно звания Героя, но тщетно.

Память о верном сыне советского народа – комиссаре и по должности, и по призванию – Ефиме Фомине живёт. Его именем названы улицы в белорусских городах Бресте и Минске, в посёлке Лиозно Витебской области, откуда он родом, и в российском Пскове, три школы в Белоруссии и России, а в Брестской крепости, украинских городах Харькове и Симферополе установлены мемориальные доски.

Каждое лето 22 июня, в годовщину начала войны, наш сосед дядя Серёжа ранним утром, когда все ещё спали, надевал пиджак с пустым левым рукавом и орденом Отечественной войны с отколовшейся эмалью на одном из лучей пятиконечной звезды. Он выходил за ворота своего старенького домика, и, сложив лодочкой ладонь уцелевшей правой руки, долго смотрел в ту сторону, где рождался рассвет. Робкие лучи утреннего солнца скользили по его лицу и осушали слёзы, катившиеся по небритым щекам. Он стоял в одиночестве, пока на улицах не появлялись первые прохожие. Потом уходил к себе, садился под яблоней и затягивал глухим прерывающимся голосом одну и ту же песню:

«Двадцать второго июня, ровно в четыре часа

Киев бомбили, нам объявили, что началася война...»

Давно уже нет ни дяди Серёжи, ни его старенького домика. А песня жива. Как жива память. Память о тех героях, кто первыми принял бой и для кого передовой рубеж, на котором они сражались, стал последним. Память о миллионах павших за Победу и о тех, кто вернулся с Победой.

Я поставил последнюю точку в этом рассказе и поднялся. В полумраке летнего вечера я вновь увидел у окна силуэт комиссара и встал рядом с ним. Встаньте и Вы, мой читатель. Вспомните павших и помолчите. Все мы живём благодаря им. Они навсегда останутся с нами.

Избранное:

    © Геннадий Любашевский:
  • Читателей: 5 722
Ефим Моисеевич Фомин
200px
Период жизни

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Прозвище

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Псевдоним

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Дата рождения
Дата смерти
Принадлежность
Род войск
Годы службы
Звание
Часть

84-й стрелковый полк

Командовал

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Должность

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Сражения/войны
Награды и премии
Связи

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

В отставке

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Автограф

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ефи́м Моисе́евич Фоми́н (15.1.1909, Колышки Лиозненского уезда Витебской губернии - 26.6.1941, Брест) - советский офицер, полковой комиссар , заместитель командира 84-го стрелкового полка 6-й Орловской Краснознаменной дивизии. Один из руководителей обороны Брестской крепости в июне 1941 года.

Биография

Родился в местечке Колышки Витебского уезда (ныне деревня Колышки Лиозненского района) в бедной еврейской семье (отец - кузнец, мать - швея) . После смерти родителей воспитывался тёткой, потом дядей.

  • 1921 - Ученик парикмахера, затем сапожника в Витебске.
  • 1922 - Принят воспитанником в Витебский детский дом .
  • 1924 - Принят в комсомол .
  • 1927-1929 - Псковская окружная коммунистическая партийно-советская школа II ступени .
  • 1929 - Коломенская совпартшкола. По окончании работал инструктором Коломенского райкома партии.
  • 1930 - Вступил в ряды ВКП(б) .
  • 1932 - По партийной мобилизации направлен на партийно-политическую работу в РККА . Секретарь комсомольской организации зенитного полка, политрук роты, инструктор политотдела стрелковой дивизии, военный комиссар стрелкового полка.
  • 1938 - Окончил курсы при политуправлении Харьковского военного округа . За отличную учёбу и активную общественную работу получил благодарность от командования, а от политуправления - именные часы с надписью «За особые успехи в овладении большевизмом».
  • Август 1938 - Военный комиссар 23-й Харьковской ордена Ленина Краснознаменной стрелковой дивизии .
  • Сентябрь 1939 - В составе дивизии участвовал в походе в Западную Украину .
  • Лето 1940 - В составе дивизии вступил на территорию Латвии , находился в Даугавпилсе .
  • Март 1941 - По незаслуженному обвинению переведён в Брест на должность заместителя командира 84-го стрелкового полка 6-й Орловской Краснознаменной стрелковой дивизии .
  • 22 июня 1941 - Возглавил оборону Брестской крепости в кольцевой казарме на участке у Холмских ворот .
  • 24 июня 1941 - Заместитель командира штаба обороны крепости.
  • 26 июня 1941 - Попал в плен в казармах 33-го отдельного инженерного полка. В плену выдан предателем и расстрелян предположительно у Холмских ворот крепости.

Посмертная реабилитация

В кинематографе

  • В фильме «Брестская крепость » (2010) роль Ефима Фомина исполнил Павел Деревянко .
  • В фильме «Битва за Москву» (1985) роль Ефима Фомина исполнил Эммануил Виторган .

Документальные фильмы

2010 - документально-игровой фильм Алексея Пивоварова "Брест. Крепостные герои" (НТВ)

Напишите отзыв о статье "Фомин, Ефим Моисеевич"

Примечания

Ссылки

  • I.П. Шамякiн (галоўны рэдактар), I.I. Авiн, Г.К. Кiсялёў, Я.В. Малашэвiч i iнш. (рэдкал.). «Памяць. Лёзненскi раён». - Мн. : «Беларуская энцыклапедыя», 1992. - 592 с. - ISBN 5-85700-063-7. (белор.)

Отрывок, характеризующий Фомин, Ефим Моисеевич

Мы двинулись вглубь зала, проходя, стоящие по краям, какие-то огромные белые плиты с выбитыми на них письменами.
– Это не похоже на руны. Что это, Север? – не выдержала я.
Он опять дружески улыбнулся:
– Руны, только очень древние. Твой отец не успел тебя научить... Но если захочешь – я научу тебя. Только приходи к нам, Изидора.
Он повторял уже слышанное мною.
– Нет! – сразу же отрезала я. – Я не поэтому сюда пришла, ты знаешь, Север. Я пришла за помощью. Только вы можете помочь мне уничтожить Караффу. Ведь в том, что он творит – и ваша вина. Помогите же мне!
Север ещё больше погрустнел... Я заранее знала, что он ответит, но не намеревалась сдаваться. На весы были поставлены миллионы хороших жизней, и я не могла так просто отказаться от борьбы за них.
– Я уже объяснил тебе, Изидора...
– Так объясни ещё! – резко прервала его я. – Объясни мне, как можно спокойно сидеть, сложа руки, когда человеческие жизни гаснут одна за другой по твоей же вине?! Объясни, как такая мразь, как Караффа, может существовать, и ни у кого не возникает желание даже попробовать уничтожить его?! Объясни, как ты можешь жить, когда рядом с тобой происходит такое?..
Горькая обида клокотала во мне, пытаясь выплеснуться наружу. Я почти кричала, пытаясь достучаться до его души, но чувствовала, что теряю. Обратного пути не было. Я не знала, получится ли ещё когда-нибудь попасть туда, и должна была использовать любую возможность, прежде чем уйти.
– Оглянись, Север! По всей Европе пылают живыми факелами твои братья и сёстры! Неужели ты можешь спокойно спать, слыша их крики??? И как же тебе не сняться кровавые кошмары?!
Его спокойное лицо исказила гримаса боли:
– Не говори такого, Изидора! Я уже объяснял тебе – мы не должны вмешиваться, нам не дано такое право... Мы – хранители. Мы лишь оберегаем ЗНАНИЯ.
– А тебе не кажется, что подожди Вы ещё, и Ваши знания уже не для кого будет сохранять?!. – горестно воскликнула я.
– Земля не готова, Изидора. Я уже говорил тебе это...
– Что ж, возможно она никогда готовой не будет... И когда-нибудь, через каких-нибудь тысячу лет, когда ты будешь смотреть на неё со своих «вершин», ты узришь лишь пустое поле, возможно даже поросшее красивыми цветами, потому что на Земле в это время уже не будет людей, и некому будет срывать эти цветы... Подумай, Север, такое ли будущее ты желал Земле?!..
Но Север был защищён глухой стеной веры в то, что говорил... Видимо, они все железно верили, что были правы. Или кто-то когда-то вселил эту веру в их души так крепко, что они проносили её чрез столетия, не открываясь и не допуская никого в свои сердца... И я не могла через неё пробиться, как бы ни старалась.
– Нас мало, Изидора. И если мы вмешаемся, не исключено, что мы тоже погибнем... А тогда проще простого будет даже для слабого человека, уже не говоря о таком, как Караффа, воспользоваться всем, что мы храним. И у кого-то в руках окажется власть над всеми живущими. Такое уже было когда-то... Очень давно. Мир чуть не погиб тогда. Поэтому – прости, но мы не будем вмешиваться, Изидора, у нас нет на это права... Наши Великие Предки завещали нам охранять древние ЗНАНИЯ. И это то, для чего мы здесь. Для чего живём. Мы не спасли даже Христа когда-то... Хотя могли бы. А ведь мы все очень любили его.
– Ты хочешь сказать, что кто-то из Вас знал Христа?!.. Но это ведь было так давно!.. Даже Вы не можете жить так долго!
– Почему – давно, Изидора?– искренне удивился Север. – Это было лишь несколько сотен назад! А мы ведь живём намного дольше, ты знаешь. Как могла бы жить и ты, если бы захотела...
– Несколько сотен?!!! – Север кивнул. – Но как же легенда?!.. Ведь по ней с его смерти прошло уже полторы тысячи лет?!..
– На то она «легенда» и есть... – пожал плечами Север, – Ведь если бы она была Истиной, она не нуждалась бы в заказных «фантазиях» Павла, Матфея, Петра и им подобных?.. При всём при том, что эти «святые» люди ведь даже и не видели никогда живого Христа! И он никогда не учил их. История повторяется, Изидора... Так было, и так будет всегда, пока люди не начнут, наконец, самостоятельно думать. А пока за них думают Тёмные умы – на Земле всегда будет властвовать лишь борьба...
Север умолк, как бы решая, стоит ли продолжать. Но, немного подумав, всё же, заговорил снова...
– «Думающие Тёмные», время от времени дают человечеству нового Бога, выбирая его всегда из самых лучших, самых светлых и чистых,… но именно тех, которых обязательно уже нет в Круге Живых. Так как на мёртвого, видишь ли, намного легче «одеть» лживую «историю его Жизни», и пустить её в мир, чтобы несла она человечеству лишь то, что «одобрялось» «Думающими Тёмными», заставляя людей окунаться ещё глубже в невежество Ума, пеленая Души их всё сильнее в страх неизбежной смерти, и надевая этим же оковы на их свободную и гордую Жизнь...
– Кто такие – Думающие Тёмные, Север? – не выдержала я.
– Это Тёмный Круг, в который входят «серые» Волхвы, «чёрные» маги, денежные гении (свои для каждого нового промежутка времени), и многое тому подобное. Проще – это Земное (да и не только) объединение «тёмных» сил.

Он стал первым, кто спросонья в первые часы войны смог организовать отчаянную и упорную оборону Брестской крепости. Он не был командиром, но вдохновил своим примером всех солдат. Через неделю крепость все-таки пала. Ефима Фомина расстреляли первым как «комиссара и еврея».

«Миром и счастьем веяло в этот чудесный вечер. Крепость отдыхала», - вспоминал один из участников обороны Брестской крепости вечер 21 июня 1941 года. Утро следующего дня отобразил в своей книге пастор немецкой 45-й пехотной дивизии: «Ровно в 3.15 начался ураган и пронесся над нашими головами с такой силой, какую мы ни разу не испытывали ни до этого, ни во всем последующем ходе войны. Этот гигантский концентрированный огневой вал буквально привел в содрогание землю. Над цитаделью, как грибы, вырастали густые черные фонтаны земли и дыма. Так как в этот момент нельзя было заметить ответного огня противника, мы считали, что в цитадели всё превращено в груду развалин. Сразу же за последним артиллерийским залпом пехота начала переправляться через реку Буг и, используя эффект внезапности, попыталась быстрым и энергичным броском захватить крепость сходу. Тут-то сразу и обнаружилось горькое разочарование… Русские были подняты нашим огнём прямо с постели: это было видно по тому, что первые пленные были в нижнем белье. Однако они удивительно быстро оправились, сформировались в боевые группы позади наших прорвавшихся рот и начали организовывать отчаянную и упорную оборону».

Разбуженный обстрелом, он выбежал из кабинета, где буквально дневал и ночевал, постоянно находясь на рабочем месте. Через считанные секунды кабинет разнесет в щепки зажигательным снарядом. Но в это время он уже несся по лестнице вниз - в штаб полка, расположенный в подвале. Спустившись, держа обмундирование под мышкой, он увидел таких же, как и он, полураздетых и опасливо вслушивавшихся в раздававшиеся со всех сторон звуки взрывов людей. Молча и непонимающе они смотрели друг на друга, словно ожидая объяснений происходящего и ответа на вопрос, который никто не задавал, но который читался у всех в глазах: «Неужели война?» В растерянности находился и он, судорожно застегивая на себе гимнастерку. Но надев ее и увидев взгляды людей, обращенные к нему с надеждой как к старшему офицеру, комиссар Ефим Фомин спокойным и твердым голосом отдал свое первое указание, выведя людей из оцепенения.

Подвиг этих людей, оборонявших Брестскую крепость, стал легендой, он воодушевил многих в последующие годы войны. И среди тех, кто первым подал пример стойкости и самоотверженности, был Ефим Моисеевич Фомин. Хотя до момента разрыва первых вражеских снарядов тем утром у Ефима Фомина толком даже не было и боевого опыта за плечами, но именно он оказался, как отмечалось во многих, даже советских энциклопедиях, не раз замалчивавших вклад евреев в годы войны, «душой и сердцем защитников».

Ефим Фомин родился в январе 1909 года в селе Колышки Лиозненского района Витебской области в бедной еврейской семье, отец которой трудился кузнецом, а мать швеей. Родители умерли рано, и какое-то время находившись на попечении родственников, мальчик принял самостоятельное решение уйти в детский дом. Начав работать с 12 лет, со временем он вступил в комсомол, затем в ряды ВКП(б), а в 1932 году по партийной мобилизации ушел в Красную армию. За благодарностями по службе следовали и должности: комсомольский работник, политрук роты, инструктор политотдела стрелковой дивизии, военный комиссар стрелкового полка. Но в 41-м на основании несправедливого обвинения, снятого потом в 1957 году, полковой комиссар Фомин Ефим Моисеевич был понижен в должности и переведен на должность заместителя командира 84-го стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии по политчасти. Так за три месяца до начала войны Ефим Моисеевич и оказался в Бресте.

«Ниже среднего роста, плотный, свежевыбритый, румяный, он с первых дней своим вниманием к каждой мелочи, к самому незначительному недостатку, своей отзывчивостью и простотой приобрел доброе имя красноармейской среды - “отец”», - вспоминал в своем письме о командире бывший однополчанин. В Брестской крепости он жил один, ведь помотавшись до этого по гарнизонам, еще не успел перевезти на новое место службы сына и супругу. Они остались в одном из городков Латвии. Понимая опасность положения на границе, где было уже очевидным чрезмерное скопление немецких войск, он, позвонив жене, услышал от нее, что семьи других офицеров отправляются вглубь страны. «Делай то, что будут делать все, - как можно глубже вдавливая эмоции в себя, чтобы не посеять панику, сказал он ей. - А я скоро приеду и заберу вас». Вечером 21 июня он уехал на вокзал, чтобы отправиться за ними, но возвратился в полк, сетуя на странность того, что билетов нет - все они раскуплены. К счастью, его семью эвакуировали. Он же уже вечером следующего дня, организовав и возглавив оборону силами оставшихся после жуткой атаки подразделений, передавал в открытый эфир: «Я крепость, ведем бой, потери незначительные, ждем указаний…»

Столь «бодрая» радиопередача была адресована тут же перехватившему ее врагу, который уже проник во двор казарм цитадели - оплот ее внутреннего укрепления. Вековая крепость, опоясанная рвами, заполненными водой из Буга и Мухавца, строения, прикрывавшие казармы, мосты - все это было уже подконтрольно немецким войскам. Ничего удивительного, учитывая, что воинские части двух дивизий, дислоцирующихся в крепости, включая артиллерийские и танковые, были выведены из крепости в летние лагеря. На пути немцев встали лишь дежурные подразделения полков, противостоявшие, как известно, по сути, трем полноценным немецким дивизиям.

Подробности первых часов обороны известны, как и количество жертв среди тех, кто, даже не проснувшись, погиб под развалинами. Из тех же, кто выжил и прорвался в казармы, сформировали сводную группу, возглавил которую капитан Зубачев. Его заместителем стал комиссар Фомин, и он тут же предложил первый приказ, появившийся 24 июня - «О создании единого руководства и организованного боевого действия для дальнейшей борьбы с противником...».

По этому приказу, обнаруженному в его планшетке, а также по другим документам и показаниям оставшихся в живых позже и восстановят события тех дней. Преклонения заслуживают уже сама воля и выдержка, проявленные оборонявшимися под натиском врага. По воспоминаниям выживших, передавалась эта воля всем во многом именно от Фомина: «Если слезы бессильного гнева, отчаяния и жалости к гибнущим товарищам выступали у него на глазах, то это было только в темноте ночи, когда никто не мог видеть его лица. Люди неизменно видели его суровым, но спокойным и глубоко уверенным в успешном исходе этой трудной борьбы».

Его все время видели там, где было опасней всего. Он водил солдат в атаки, подбадривал раненых и заботился о них. Когда его ранило самого и фельдшер ринулся к нему, вошедшему в комнату медчасти, Фомин отстранил его, сказав: «Сначала их», - и показал на раненных солдат, а сам присел в сторонке, ожидая своей очереди. Принесенные ему разведчиками продовольственные запасы он неизменно приказывал отдать детям и женщинам. Точно так же, как и отказался от первого стакана воды, который собирали в вырытой ямке колодца по часу. Он отдал его раненым, хотя сам к тому времени был уже с растрескавшимися от жары губами, без росинки воды после двухдневной осады.

Положение ухудшалось с каждым днем и часом. Фашисты несколько раз на дню предлагали гарнизону сдаться. Но белого флага они так и не увидели. При планировании штурма они отводили на захват цитадели восемь часов. Крепость не сдавалась более недели. Во время одного из штурмов немцы захватили группу солдат, среди которых был и тяжело раненный комиссар Фомин. Он был расстрелян 30 июня у Холмских ворот. По утверждению части выживших, на Фомина как комиссара и еврея активно указывал фашистам один из тех, «кто выбрасывал белый флаг уже в первые минуты атаки». На какое отношение фашистов он рассчитывал - неизвестно, но он явно просчитался. Фашисты оставили его вместе со всеми в бараке для пленных, ночь в котором стала последней в его жизни. Большую часть этих сведений по крупицам, архивам и воспоминаниям однополчан собирал сын Ефима Фомина. Люди, отвечавшие на его письма, рассказывали об отце на десятках страниц, при том что знали его всего несколько дней, а кто-то и вовсе несколько часов. А некоторые еще и извинялись, что не смогли рассказать большего, так как «воспоминания пережитого все еще встают перед глазами, волнующие, страшные».

Одно из первых ответных писем начиналось так: «Если Вы сын Ефима Моисеевича Фомина, прошу Вас, перед чтением письма моего встаньте. Пусть светлой памятью в Вашем сердце встанет образ честного воина, мужественного защитника земли русской, героя Отечественной войны с черными силами врага, бесстрашного руководителя героической обороны крепости Брест-Литовск в июне 1941 года...»

4 ноября первый кинопроект Союзного государства Беларуси и России «Брестская крепость» выходит в широкий прокат. Пока только в кинотеатрах России. В Беларуси фильм показывают точечно. Одним из первых в середине июня ленту Александр Лукашенко, в ночь на 22 июня в Брестской крепости состоялась официальная премьера картины, затем фильм вне конкурса был представлен на фестивале белорусского кино, а 5 ноября «Брестской крепостью» откроется кинофестиваль «Лістапад». Вопрос, увидят ли фильм белорусские кинозрители, пока остается без ответа.

По словам автора идеи фильма и его генерального продюсера Игоря Угольникова, фильм, повествующий о событиях героической обороны Брестской крепости, принявшей на себя первый удар фашистских захватчиков 22 июня 1941 года, снят исторически точно и в строгом соответствии с документальной книгой-расследованием Сергея Смирнова «Брестская крепость» .

Во время съемок фильма на территории Брестской крепости были построены уникальные по сложности и объему декорации - Тереспольские и Холмские ворота, мост, казармы, клуб, крепостные стены и т.д. В результате, как заметил генеральный директор киностудии «Беларусьфильм» Владимир Заметалин, получилось не что иное, как «кинолетопись о правде войны» .

В одном ошибся Игорь Угольников: из основных действующих лиц картины - Фомина, Кижеватова и Гаврилова Героями Советского Союза являются только два. Полковой комиссар звания Героя СССР так и не получил, а его сын Юрий надеется, что после выхода фильма отцу дадут хотя бы звание Героя Беларуси.

полковой комиссар Ефим Фомин

На премьеру фильма, которая состоялась 22 июня этого года, Юрий Фомин приезжал вместе с сыном Олегом. При этом оба родственника легендарного Фомина от фильма в восторге и благодарны Игорю Угольникову и режиссеру Александру Котту за создание фильма.

«Из всех фильмов о войне, что я смотрел, этот кажется наиболее исторически достоверным, - говорит внук защитника крепости Олег Фомин , помощник-консультант депутата Верховной Рады Украины. - Много компьютерных эффектов, но они не перебивают основной идеи. Очень хорошо подобраны актеры, причем так, что изначально я и не подумал бы, что, например, Павел Деревянко может быть похож на моего деда. А сравнил с фотографией - правда, похож! После премьеры я общался с ним и спросил: «Тяжело ли было вживаться в роль?» На что он ответил, что и тяжело, и долго . Я знаю, что Деревянко не просто много читал, с ним еще работал научный сотрудник Брестской крепости, посвящал в историю 84-го полка, в котором служил мой дед».



сын и внук полкового комиссара Фомина - Юрий и Олег Фомины

Юрий и Олег Фомины единодушны и в том, что таких фильмов должно быть больше, а молодежь должна знать о подвигах предков.

«У нас на Украине уже столько раз переписали историю, что, наверное, сами уже не знают, где правда, - говорит Олег Фомин. - Я раньше историю знал очень хорошо, а теперь с трудом отвечу на какие-то школьные вопросы. В этой связи фильму надо отдать должное - он на самом деле исторически достоверный».

А ведь не окажись полковой комиссар Ефим Фомин в марте 1941-го в Бресте - а такое вполне могло быть - и фильм «Брестская крепость» лишился бы части сценария. Причем уехал Фомин в Брест, по словам его сына, униженным - по приказу его понизили в должности и неожиданно для всех направили из Литвы в Брестскую крепость.

Но кто и почему накануне Великой Отечественной оклеветал полкового комиссара Фомина? Каким образом спустя годы сыну Юрию удалось отменить этот приказ, а также о многих других фактах из биографии отца рассказывает в интервью для сайт Юрий Фомин, ныне консультант парламентской комиссии по вопросам правовой политики Верховной Рады Украины, автор книги об отце «Человек из легенды».

- Юрий Ефимович, вы по-прежнему считаете, что подвиг вашего отца оценен недостаточно?

Многие участники обороны крепости получили высокие звания Героев СССР - в том числе, так сказать, герои-соратники отца по фильму Гаврилов и Кижеватов. Но мой отец тоже достоин звания Героя! Правда, многие друзья отца недоумевали: они помнили, что еще в крепости сам Смирнов представлял его к этому званию, но он его так и не получил… В свое время я с ветеранами обращался в Президиум Верховного совета СССР за тем, чтобы ему присудили звание Героя посмертно, но звания не дали. Обращались мы и к президенту вашему, Лукашенко. Раз уж нет у отца звания Героя СССР, так дали бы хоть звание Героя Беларуси, ведь он уроженец Беларуси и сражался на ее территории в таких невероятно тяжелых условиях. Но в Беларуси тоже дали отказ, обоснованный тем, что события того времени происходили, когда самой Беларуси еще не было как самостоятельного государства. Но я уверен, если бы Александр Григорьевич проявил свое упорство, звание Героя Беларуси отцу могли бы дать!

Чтобы восстановить все подробности жизни отца вы долго искали его сослуживцев, изучали архивные документы, общались с родственниками… Что удалось узнать в процессе долгих поисков? Каким был ваш отец?

Мой отец рос сиротой, любил учиться, много читал, особенно о войнах, исторических событиях, легендарных личностях. В 1929 году он познакомился со своей будущей женой и моей мамой - Августиной Муравской. Через год родился я, а еще через два в Германии начал зарождаться фашизм, был объявлен партийный призыв в армию, и отец откликнулся на него. Он не имел специального военного образования, но его выручали начитанность и эрудиция, готовность взять на себя самое трудное и одновременно настоящая забота о людях. По многочисленным воспоминаниям его сослуживцев, в неполные 30 лет бойцы называли его «Батя», «отец»! А это о многом говорит…

Служил отец и в 23-й Харьковской стрелковой дивизии, которую называли еще Краснознаменной, а ее бойцы в свое время громили войска Краснова, Деникина, Врангеля и т.д. Во времена Великой Отечественной эта дивизия воевала под Сталинградом, на Курской дуге, освобождала родину отца - Витебщину.

- А что вы помните об отце лично?

- К сожалению, мне только исполнилось 11 лет, когда я видел его в последний раз. Может, именно потому, что отца видел урывками, я помню каждое мгновение нашего общения: и игру в шахматы, и занятия музыкой, и проверку домашних заданий. Я даже помню запах его гимнастерки и портупеи, хрустящих ремней и мыла. Как жаль, что он ушел из моей жизни так рано… Он был строгим и одновременно внимательным, чутким. Очень хорошо помню один момент: я, как и все мальчишки того времени, любил играть «в войну», и отец сделал мне деревянную саблю, которой я очень гордился. Но при игре с ребятами сабля поломалась. Когда отец пришел с работы, я в отчаянии плакал. Увидев это, он сказал: «Не плачь! Сделаю тебе новую». Я с трудом верил в это - ведь он так занят! Не знаю, как он нашел время, но он сделал мне саблю. А я до сих пор жалею, что тогда усомнился в нем, не поверил…

Известно, что отец ваш в Брест попал из-за того, что его оклеветали. Как вы считаете, почему на пике казалось бы блестящей карьеры его неожиданно переводят в Брест с понижением в должности?

Да, действительно, в марте 1941-го перевод отца в Брест был неожиданным. Его сослуживцы рассказали, что тогда перевод Фомина восприняли как выражение доверия к нему: раз переводят в Брест, значит, укрепляют западную границу. Слухи о том, что там неспокойно, уже были. Но нас с мамой мучил вопрос: почему отца унизили накануне войны незаслуженным понижением в должности - сделали заместителем командира по политической части с мотивировкой, что он якобы не справлялся с обязанностями замполита дивизии. Кстати, звание полковой комиссар все-таки оставили.

Изучая архивы Министерства обороны, я долго не мог разобраться - почти везде хорошие характеристики! Но в одной из литовских аттестаций утверждалось, что у комиссара Фомина кабинетный стиль работы и в целом он занимается «гнилым либерализмом». Но сослуживцы утверждали обратное: если отца и можно было застать в кабинете, то очень редко, ведь все время он проводил с бойцами! Кстати, саму дивизию, одну из лучших в Харькове, в этом документе назвали отстающей по всем видам боевой и политической подготовки, и всю вину взвалили на отца. В общем, несоответствие между тем, что я узнал об отце от его сослуживцев, и тем, о чем прочел в архивных документах, было разительным. Все знали: это - оговор. Вероятно, он кому-то сильно мешал, возможно, тем, что часто проявлял несогласие с высшим начальством и был слишком инициативным и самостоятельным.

- Но вы же добились отмены этого приказа о понижении в должности. Расскажите, как!

Я еще успел связаться с одним из тех, кто подписал негативную аттестацию отца, - бывшим заместителем начальника отдела политпропаганды 2-го стрелкового корпуса, в состав которого в 1940-41 годах входила дивизия отца. Первый его ответ был однозначен: «Не знаю, ничего не подписывал». Второй: «Да, подписал». Мол, материалы представила комиссия, сам же в дивизии никогда не был, к Фомину лично претензий не имел. И вдруг неожиданно признался: «По содержанию подписанной мной на вашего отца аттестации видно, что на меня было оказано авторитетное давление. Иначе я бы ее не подписал».

Замначальника отдела так и не сказал этого. Но одного признания в том, что на него оказали давление, было достаточно. Я хотел добиться отмены приказа о понижении в должности, поэтому в сентябре 1989-го направил письмо министру обороны СССР Язову и просил пересмотреть дело отца. После того, как письмо походило по разным управлениям и отделам, мне ответили: оснований для пересмотра дела нет и отмены приказа, соответственно, не будет. Но за честь отца вступились его сослуживцы. По мнению ветеранов, в Министерстве обороны просто не захотели вникнуть в суть дела. Они потребовали от министра еще раз вернуться к делу полкового комиссара Фомина - отправили повторное письмо в 90-м году. В ответном письме из министерства шла речь об отмене ложных обвинений и восстановлении отца в прежней должности военного комиссара посмертно.

- Когда вы видели отца в последний раз?

Вот тогда, на вокзале, когда провожали его 29 марта 1941 года в Брест. Больше - ни разу, ни живого, ни мертвого. Но весточки от него два-три раза доходили: то письмо, то телефонный звонок. Из трех писем, что он написал из Бреста, одно до сих пор как реликвия хранится в моей семье. Он писал маме, что обстановка вокруг трудная, работы в полку очень много, но он постарается вытянуть полк в передовые. Отец верил в лучшие времена, ради чего и трудился. А рано утром 19 июня 1941-го мама в последний раз слышала в трубке голос отца. Отец поинтересовался нашей жизнью, моей учебой, обстановкой в целом.

Мама тогда ему рассказала, что многие командиры отправляют свои семьи на восток, вглубь Союза, и спросила, как нам быть. Отец ответил, что в случае чего, делать как все. И еще пообещал, если получится, приехать за нами. На следующий день он и ордер на квартиру получил, и разрешение на поездку дали. В субботу вечером, 21 июня 1941-го, он уже отправился на вокзал. Только ни на один из поездов не было билетов! Прождал почти до полуночи, а потом, почувствовав неладное, вернулся в крепость. Получается, только лег спать, как сразу, в 4 утра - война. Кстати, именно бойцы 84-го полка, где старшим был мой отец, нанесли первый контрудар немцам!


- Что Вам далось узнать о последних минутах жизни отца?

Есть неточности в дате его смерти. В Брестской крепости на мемориальной доске это 30 июня 1941. Но у меня есть сведения, что погиб он позже - в начале июля. Об этом говорили и его сослуживцы, и есть это в одном из сообщений Министерства обороны. Его расстреляли… Но, наверное, не расстрелять вряд ли могли, ибо роль комиссаров в Красной Армии фашисты хорошо знали. Комиссарами были и Киров, и Куйбышев, и Орджоникидзе и многие другие деятели советского государства. Фашисты боялись их и ненавидели.

Но ваш отец долгое время считался пропавшим без вести. Как вам удалось узнать, что он-то на самом деле - герой?

Пока я не приехал в Брест в июле 1951 года, мы ничего не знали. Но были уверены: без вести пропасть не мог, не такой он был человек! В Бресте узнал, что в результате раскопок в Брестской крепости, проводившихся осенью 1950 года, в одной из казарм в центральной части крепости обнаружены останки 34 советских воинов, сражавшихся с фашистами. Тогда же нашли и командирскую сумку - планшетку, а в ней - полуистлевшие листки ставшего впоследствии знаменитым Приказа № 1 от 24 июня 1941 года, где говорилось об объединении защитников крепости в единый сводный отряд и о создании единого командования во главе с Зубачевым и Фоминым.

Одно оставалось неясным - почему планшетка с приказом найдена в развалинах не у Холмских ворот, где первоначально воевал отец? Уже позже я выяснил с помощью живых соратников отца, что в ночь на 24 июня фашисты подтянули к насыпи Южного острова специальную батарею и прямой наводкой ударили по казармам, обороной которых руководил Фомин. Помещение было полуразрушено, а в его подвалах - тяжелораненые, женщины и дети. Именно поэтому комиссар отдает приказ отходить. К тому же, рядом, справа от Брестских ворот, легче было объединяться и тем самым усилить оборону. Именно здесь он проводит совещание командиров и отсюда рассылает связных с сообщением об образовании единого командования.

Именно после того, как был найден Приказ № 1, мир узнал имена героев обороны Брестской крепости. Вы кого-нибудь из них видели?

Я послал в Москву на имя Ворошилова, тогда заместителя председателя Совета Министров СССР, и в Министерство обороны СССР письмо с просьбой принять меры к розыску оставшихся в живых защитников Брестской крепости и проведению раскопок ее руин, чтобы установить истинную картину обороны крепости. От Ворошилова ответа я не получил, а из Минобороны сообщили, что округ, в котором находится Брест, не имеет возможности для проведения раскопок в крепости. Видимо, чиновников военного ведомства не очень беспокоила судьба героев Брестской крепости. Хотя, скорее всего, для них самым важным было то, что многие из этих воинов вынуждены были пройти фашистский плен, а на любой информации о пленных тогда лежало табу.

Лишь после смерти Сталина писатель и исследователь-историк защиты крепости Сергей Смирнов, по книге которого и снимался фильм, смог докопаться до правды. Я познакомился с ним в 1956 году, когда в Москве впервые собрались вместе защитники Брестской крепости и отмечали 15-летие обороны. Уже в Бресте я встретился с Петей Клыпой, Гавриловым, Филем, Матевосяном. Гаврилова я видел несколько раз, спрашивал, видел ли он отца. Он мне рассказал, что лишь несколько раз получал через связного от него записки о том, что надо объединять силы. По фильму, конечно, трудно понять, что они были в разных частях крепости, а на самом деле это так. Крепость-то большая. Отец и Зубачев были в центральной части, а Гаврилов - в северной.


- Как вы считаете, каких еще героев стоило бы показать в фильме, о ком не сказали?

Конечно, всех показать невозможно, многих героев мы просто не знаем! Достаточно прогуляться по Брестской крепости, чтобы увидеть, сколько там «могил» неизвестным солдатам. В фильме войну мы видим как бы глазами мальчика - прототипа Пети Клыпы - воспитанника музыкального взвода, который под огнем проникал в самые отдаленные уголки крепости, выискивал и приносил бойцам оружие, боеприпасы, продовольствие, воду раненым и детям. Но был еще и его друг Коля Новиков, тоже воспитанник музыкального взвода. Была и Валя Зенкина, дочь старшины музвзвода, которая переходила мост под огнем с обеих сторон, чтобы передать защитникам крепости сообщение о том, что им надо сдаваться или они будут уничтожены. Была и дочь одного из старших политруков - 12-летняя Лида Синаева, доставившая ценнейшие сведения, которые помогли советским войскам предотвратить взрывы многих зданий и промышленных предприятий Бреста, а также железнодорожного моста. Кстати, подвигу Зубачева, мне кажется, надо было тоже уделить внимание, ведь он был руководителем группы бойцов вместе с отцом.

- Известно ли вам что-то о семьях соратников отца?

О судьбе жены и сына майора Гаврилова сам Гаврилов долгое время ничего не знал и не смог узнать даже после окончания войны. Приезжал в Брест, делал запросы в разные инстанции, но напрасно. Предположений было высказано два: или погибли в крепости, или расстреляны в Жабинке вместе с другими семьями командиров.

Демобилизовавшись, Гаврилов уехал на Кубань и со временем снова женился. И вдруг в Бресте, когда его имя было названо среди имен других героев обороны крепости, к нему в гости пришла местная жительница и сообщила, что его первая жена жива, но находится в доме инвалидов, поскольку уже несколько лет парализована. Гаврилов сразу навестил ее и узнал, что сын тоже жив, служит в армии. Он забрал жену с собой в Краснодар, где ее, как родную сестру, встретила вторая жена Гаврилова. Она же и ухаживала за ней до самой ее смерти…

Поделитесь с друзьями или сохраните для себя:

Загрузка...