Введение

Психодрама - метод психотерапии и психологического консультирования, созданный Якобом Морено. Классическая психодрама - это терапевтический групповой процесс, в котором используется инструмент драматической импровизации для изучения внутреннего мира человека. Это делается для развития творческого потенциала человека и расширения возможностей адекватного поведения и взаимодействия с людьми. Современная психодрама - это не только метод групповой психотерапии. Психодрама используется в индивидуальной работе с клиентами (монодрама), а элементы психодрамы широко распространены во многих областях индивидуальной и групповой работы с людьми.

История возникновения

Психодрама ведет свою историю с начала 1920-хх годов.1 апреля 1921 года в венском театре врач Якоб Леви Морено представил публике экспериментальную постановку "на злобу дня". В процессе игры актеры импровизировали и вовлекали в действие зрителей. Постановка с треском провалилась, тем не менее этот день, день смеха, считается днем рождения психодрамы.

После переезда в США Морено основал в г. Биконе Морено-институт, ставший центром развития психодрамы. Открытие центра в Биконе связано с историей, характеризующей Морено не только как философа, врача, психолога и социолога, но и как инженера. Морено вместе со своим другом разработал аппарат, являющийся прототипом магнитофона, и записывал на него свои группы. После переезда в США, Морено получил патент на свое изобретение, и на эти деньги открыл центр в Биконе.

В издаваемом Морено журнале "Имаго", посвященном психодраме, социометрии и групповой психотерапии, публиковались такие известные психотерапевты как Ф. Перлз, Э. Берн, и другие.

Психодрама - это первый в мире метод групповой психотерапии (собственно, сам термин "групповая психотерапия" введен в психологию Морено). Морено исходил из того, что, поскольку любой человек - существо социальное, то группа может более эффективно решать его проблемы, чем один человек. В 20-х годах прошлого века самым популярным методом психотерапии был психоанализ, где пациент, лежа на кушетке и не видя психотерапевта, рассказывал ему о своих сновидениях и вызванных ими ассоциациях их жизни. Морено развивал свои идеи в полемике с Фрейдом, ему не нравилась пассивная роль пациента и то, что психотерапевтический процесс происходил "один на один". Молодой Морено заявил Фрейду: "Я пойду дальше того места, где вы остановились. Вы разрешили пациенту говорить, я разрешу ему действовать. Вы проводите свои сеансы в условиях вашего кабинета, я приведу его туда, где он живет - в его семью и коллектив".

Теория

Группа, согласно Морено, представляет собой открытую систему, то есть живой, постоянно изменяющийся организм. Чтобы понять, что в данный момент происходит в группе, Морено придумал измерительный инструмент - социометрию. В простейшем виде социометрия представляет собой следующее: каждого человека в группе просят задуматься над заданным вопросом (критерием), например, "с кем бы я хотел провести выходные на море", затем подойти и положить руку на плечо тому человеку, который соответствует этому критерию. В результате исследователь получает "рисунок" группы, по которому видно, кто какое место занимает по этому критерию в группе. Видны "звезды притяжения" - люди, с которыми очень многие хотели бы провести время, "звезды отвержения" - те, с кем никто не хочет знаться, взаимные положительные и отрицательные выборы, разбиение группы на подгруппы и т.д. Умело подбирая критерий, можно влиять на ситуацию в группе. Морено попросили проконсультировать интернат для девочек-подростков. Несмотря на хорошее финансирование и благоприятные условия существования, в этом интернате было много конфликтов и побегов из него. Морено попросил провести его в обеденный зал и увидел следующую картину: девочки сидели за столами по четыре человека, к каждому столу было приставлено по воспитателю. Морено предложил воспитанницам рассесться так, как им хочется, чтобы сидеть вместе с тем, с кем хочется. Получился совершеннейший бардак, возмутивший воспитателей: за одним столом сидели по семь девочек, притянутые "звездой притяжения", за другими столами осталось по 2-3 человека, а за некоторыми не осталось никого. Тогда Морено попросил девочек повторить их выбор, но не выбирать того человека, которого они выбирали раньше. Получилась новая картинка. Морено в третий раз провел процедуру, а потом проанализировал выборы. В результате девочек рассадили по 4, но так, чтобы были максимально учтены выборы первого, второго и третьего порядков. Каждая девочка оказалась за столом с той, кто ей была более или менее приятна. Уровень агрессивности уменьшился, уровень конфликтности снизился.

Социометрия - это одна из теоретических основ психодраматической терапевтической работы. Двумя другими основами являются теория спонтанности и теория ролей. Морено применял социометрию и для очень больших групп.

Морено определял спонтанность как "новую реакцию на старую ситуацию, либо адекватную реакцию на новую ситуацию", но такое поведенческое определение спонтанности не лишено противоречий в контексте общей теории Морено. Для нас важнее, что под спонтанностью Морено понимал некую космическую энергию, посредством которой когда-то был создан этот мир и благодаря проявлениям которой он продолжает существовать. В развитии личности эта энергия играет равноправную роль наряду с генетической предопределенностью и социальным влиянием. Морено доказывает, что ребенок не мог бы развиваться, не обладай он энергией спонтанности.

В отличие от других "энергий", бытовавших в психологии 20-30-хх годов прошлого века спонтанность не может накапливаться, она существует только "здесь-и-теперь".

В поведенческом акте спонтанность может находить свой выход или подавляться. Подавление спонтанности - причина возникновения невроза (нет "новой реакции на старую ситуацию", реакции стереотипны). В то же время, не блокируемая спонтанность может быть как конструктивной, так и деструктивной ("неадекватная реакция на новую ситуацию"). Конструктивность реакции определяется креативностью, то есть способностью к творчеству, созданию нового материального или идеального продукта (в контексте психотерапии это может быть новое поведение или восприятие, то есть новая роль в терминологии Морено). Продукт творческого процесса имеет свойство превращаться в "культурный консерв", примером которого может служить стихотворение или нотная запись музыкального произведения. Морено резко отрицательно относился к культурным консервам, видя в них проявление косности, уничтожающей спонтанность.

Спонтанность, креативность и консервирование образуют три стадии творческого процесса. Спонтанность можно понимать как изначальный импульс, необходимую для творчества энергию; креативность придает ей форму, направление; культурный консерв сохраняет его во времени.

Теория ролей была создана Морено и позднее подробно разработана австралийской психодраматической школой.

С присущей ему туманностью, Морено определял роль как "актуальную на данный момент и осязаемую форму, которую принимает наша самость"; как "некоторый обобщенный характер или некоторую функцию, существующей в социальной реальности"; и как "окончательную кристаллизацию жизненных ситуаций человека, то есть специфическую область оперирования, которую человек в свое время освоил".

Сущность роли становится немного понятнее, если рассмотреть мореновскую классификацию ролей. Он выделял психосоматические роли (например, "едок"), роли (например, "обиженный ребенок", "спаситель", "проигравший") и социальные роли (например, "полицейский", "мать", "поставщик").

Анализ внутренних ролей производится с помощью схемы, разработанной австралийской школой. Выделяются три типа ролей: функциональные, дисфункциональные и коупинговые. Функциональные роли делятся на устойчивые и рождающиеся; дисфункциональные - на устойчивые и уходящие. Коупинговые роли, в зависимости от способа взаимодействия с объектом, делятся на "движение от", "движение к" и "движение против".

Все психологические роли разделены на три большие категории: функциональные, дисфункциональные и коупинговые. Функциональные роли - это те роли, которые помогают человеку успешно разрешать конфликтные ситуации, сотрудничать с другими людьми, способствуют личностному росту. Они делятся на устойчивые и рождающиеся. Устойчивые роли давно обретены к моменту анализа, легко актуализируются при необходимости, они всегда "в доступе". Рождающиеся функциональные роли не столь устойчивы, в одной ситуации они могут сработать, в другой - нет.

Дисфункциональные роли мешают разрешению конфликтных ситуаций, сами могут порождать внешние и внутренние конфликты, ведут к разрушению личности. Они делятся на стабильные и проявляющиеся периодически (или уходящие). Стабильные дисфункциональные роли, как правило, выработаны давно, они проявляются постоянно в определенном типе ситуаций (например, уход от реальности при любой опасности или намеке на нее). Проявляющиеся периодически роли более специфицированы под ситуацию. Они называются также уходящими, потому что в процессе психотерапии часто достигается тот эффект, что дисфункциональная роль перестает проявляться всегда, становится менее генерализованой, она постепенно "уходит" из арсенала ролей.

Отдельное место занимают коупинговые роли, роли "совладания". Они не позволяют конструктивно разрешить ситуацию, они не столь креативны, как функциональные роли, но и не столь патологичны, как дисфункциональные. Коупинговые роли позволяют совладать с ситуацией, отчасти снять напряженность и отсрочить ее разрешение. Коупинговые роли делятся на три группы: "Движение к", "Движение от" и "Движение против". Имеется в виду отношение к ситуации, направление внутреннего движения в ситуации. Например, в ситуации агрессии можно попробовать "пристроиться" к агрессору, и такую роль мы отнесем к группе "Движение к"; можно выйти из ситуации, например убежать или попробовать игнорировать агрессивные действия - такие роли мы отнесем к группе "Движение от"; третий способ реагирования (неважно, внутреннего или внешнего), относящийся к группе "Движение против" - это проявить ответную агрессию.

Ролевой анализ используется главным образом как инструмент анализа терапевтического процесса. С его помощью можно увидеть взаимодействие ролей (их конфликт, склейки, переходы друг в друга) и результат, получаемый в конце работы. При благополучном протекании сеанса дисфункциональные и коупинговые роли преобразуются в функциональные.

«Весь мир – театр: Психодрама и XX век П. П. Горностай Возникновение и развитие психодрамы тесно связаны с историей человечества в XX столетии. Появлению этого вида психотерапии, который...»

Психодрама в контексте

культуры

Психодрама и современная психотерапия. – 2002. – № 1. – С. 21-26.

Весь мир – театр:

Психодрама и XX век

П. П. Горностай

Возникновение и развитие психодрамы тесно связаны с историей человечества в XX

столетии. Появлению этого вида психотерапии, который стал синтезом психологической практики и искусства режиссуры, способствовали научные и социальнокультурные предпосылки (в частности революционные изменения в театральном искусстве). Психодрама никогда не оставалась в рамках только психотерапевтического метода. Теория ролей Я. Л. Морено является образцом сочетания научной глубины и практической направленности. Успех психодрамы блистательно иллюстрируется ее возрастающей популярностью в мире.

Основоположник психодрамы и социометрии Якоб Леви Морено называл датой рождения своего метода 1 апреля 1921 года. Именно в этот «День Дураков» в Венском Театре Комедии состоялась первая в истории социодрама. Как и положено для гениального произведения, первое представление тогда провалилось. Публика, собравшаяся в тот день, не смогла увидеть в предлагаемых Морено спонтанных действиях путь к решению социальных и психологических проблем. Как пишет Р. Ф. Марино, в тот день «люди не были готовы встать на точку зрения других (то есть не хотели или не умели производить обмен ролями)» (Марино, 2001, с. 89). Но, тем не менее, это событие вошло в историю психотерапии как первый опыт публичного экспериментирования с методами действия.

Но самые первые идеи психодрамы начали появляться у молодого Морено значительно раньше. Будучи студентом, в 1908-1911 годах он импровизированно играл с детьми, гуляя в парках Вены. Еще раньше он Павел Петрович Горностай – доктор психологических наук, зав. лабораторией Института социальной и политической психологии АПН Украины. Психодрама-терапевт (сертификат Европейского института психодрамы).

E-mail: [email protected] Персональный веб-сайт: http://gorn.kiev.ua/ П. П. Горностай организовывал в детских компаниях различные ролевые игры (к счастью, дети были намного спонтаннее и креативнее, чем взрослые). Сам Морено называет своей первой «психодраматической сессией» игру в Бога, которую он играл с детьми в возрасте четырех с половиной лет (см. Морено, 2001б, с.

16-17). Ориентируясь на эти примеры, мы с полным правом можем считать психодраму ровесницей ХХ века, с историей которого непосредственно связано ее появление, развитие и мировое распространение.

Случайно ли что психодрама возникла именно в двадцатом столетии?

Думаю, что нет и по разным причинам. Во-первых, австрийская столица начала века, где в то время жил Морено, без преувеличения была родиной и мировой столицей психотерапии. Она стала точкой кристаллизации, где в атмосфере, насыщенной идеями о психологической помощи невротической личности, страдающей от внутренних конфликтов, неуверенности, чувства незащищенности, родились первые психотерапевтические школы, в том числе и психодраматическая. Эти настроения в значительной степени подкреплялись тяжелой социальной атмосферой довоенной Австро-Венгерской империи, сменившейся затем политической неуверенностью послевоенной Австрии. Достаточно назвать хотя бы такие значительные имена, как основоположник психоанализа Зигмунд Фрейд, автор учения о комплексе неполноценности Альфред Адлер и исследователь травмы рождения Отто Ранк, чтобы понять ту психотерапевтическую атмосферу, в которую была погружена тогдашняя Вена.

Во-вторых, именно в XX веке в мировой культуре сложилась такая социальная и духовная обстановка, в которой психодрама просто не могла не возникнуть. Это касается, прежде всего, театра – вида искусства, из которого (точнее, из синтеза его и психотерапии) родился психодраматический метод.

Если в прошлые века, начиная еще с античного театра, в центре театрального искусства была драматургия, то в XX столетии происходит невиданный взлет режиссерского искусства. Мы были свидетелями таких культурных феноменов, как «эпический театр» Бертольда Брехта, развитие режиссерских школ Константина Станиславского и Евгения Вахтангова, а также многих других художников, чье искусство состоит в творении действия на сцене. В то же время именно режиссура является наиболее близкой творчеству психодраматиста, который помогает родиться психодраматическому действию и, фактически, является режиссером ролевой психотерапевтической игры в психодраме.

Прошедшее столетие имело значение для мировой культуры развитием нового вида искусства – кино, где роль режиссуры приобретает особую важность. Кинорежиссер превращается в главного автора кинопроизведения, чего никогда не было в театральном искусстве. В лучших образцах мирового кинематографа, созданных такими художниками, как Ингмар Бергман, Луис Буньюэль, Андрей Тарковский и многими другими с помощью Весь мир – театр: Психодрама и XX век 23 кинодействия исследуются самые потаенные лабиринты человеческой души, моделируются сложнейшие драмы человеческой личности. Это кажется парадоксальным (в этом, наверное, парадоксальность и противоречивость прошедшего столетия), но искусство кинематографа наилучшим образом иллюстрирует то, что Морено назвал «культурными консервами», то есть творческий продукт, существующий не в момент своего творения, а зафиксированный и способный к воспроизведению. Справедливо противопоставляя культурным консервам живой творческий процесс, имеющий терапевтическую силу, Морено все же признавал их значение как одного из источников спонтанности и даже рассматривал понятие «терапевтический фильм».

Одной из особенностей противоречивого двадцатого века является, с одной стороны, изобретение самого «законсервированного» вида искусства, которым является кино, а с другой – невиданное возрастание динамизма всей жизни, скорость изменений в которой часто измеряется секундами и мгновениями. Два изобретения ХХ века – телевидение и Интернет представляют собой совершенно не характерное для прошлых столетий сращивание статики и динамики, консервов и импровизации, сплав многомиллионной растиражированности и уникальной единичности.

На рубеже XIX и XX веков появляется принципиально новый подход в музыкальной культуре, заключающийся в импровизации и творческом самовыражении музыканта, в создании уникального, возникающего в момент исполнения произведения вместо воспроизведения записанных раз и навсегда систем нотных знаков. Справедливости ради следует сказать, что музыкальная импровизация была всегда. Мало того, до изобретения нотного письма искусство исполнителя было фактически неразрывно с творчеством композитора, часто не только соединяясь в одном лице, но и совпадая по времени. Но только для двадцатого века характерно появление целого пласта музыкальной культуры, для которого импровизация становится не только элементом, но основным способом существования, философией, методологией и мировоззрением. Речь, конечно же, идет о джазе, который, используя терминологию Морено, отказался от «культурных консервов» в пользу живого и неповторимого чувства. Эта позиция как никакая другая близка психодраме, которая строится на импровизации рождающегося «здесь и теперь» действия, не важно, идет ли речь о театре спонтанности или психотерапевтической сессии.

В XX веке изменяется и сам театр, сама драматургия, которая все больше внимания уделяет процессам личностной трансформации. Вспомним такие замечательные примеры, как «Пигмалион» Бернарда Шоу, или «Визит старой дамы» Фридриха Дюрренматта, где мы оказываемся свидетелями глубоких изменений в личности человека, происходящих под влиянием умело организованной социальной среды.

П. П. Горностай ХХ век ворвался в тысячелетнюю историю культуры взрывом модернизма, который открыл, вывел наружу, во внешнее действие огромные глубины психологических пластов, которые в классических периодах развития культуры и искусства можно было прочитать только в подтексте. С точки зрения психологического содержания, наиболее значительным явлением модернизма и авангардизма стал сюрреализм, который вслед за психоанализом открыл в человеке и человечестве бессознательное и сделал его предметом исследования (если первый – научными методами, то второй средствами искусства). Модернизм и сюрреализм не обошел стороной и театр, в котором появились разнообразные новаторские формы, где одной из самых интересных был театр абсурда. Примерно то же самое, что и сюрреализм (то есть выведение душевной жизни во внешнее театрализованное действие, использование сверхреальности, фантастики и абсурда), только своими специфическими психотерапевтическими средствами делает психодрама.

Искусство начинает уделять много внимания игре – не только как одному из видов человеческой активности, но и как образу жизни человека и как социокультурному феномену. Один из героев Дюрренматта коммивояжер Трапс во время игрового судебного разбирательства высказывает интересную мысль: «Игра грозит превратиться в действительность». Его игра, превратившись в действительность, стоила жизни этому персонажу. Но игра, как мощное, но обоюдоострое оружие способно не только убивать, но и исцелять, превращаясь в действительность психотерапевтического процесса и создавая новую личностную реальность для человека, с которой он преодолевает казавшиеся ранее неразрешимыми жизненные проблемы.

По мнению Я. Л. Морено, «психодрама представляет собой попытку разрушить дуализм между фантазией и реальностью и восстановить изначальную целостность» (Цит. по: Лейтц, с. 216). Психодрама с самого начала своего развития не оставалась в рамках только психотерапевтического процесса, претендуя на статус методологии, философии, социокультурного феномена. Морено считал, что «наука о человеке должна начинаться с науки о вселенной». Неспроста в своей теории личности стадии развития он обозначил понятием «психическая вселенная». Будучи создателем соцодрамы, призванной, по мнению Морено, осуществить терапевтическое оздоровление общества, он был убежден, что «подлинно терапевтические мероприятия должны быть направлены на человечество в целом» (Цит. по: Лейтц, с. 21).

Живя в эпоху, когда политические и военные театры по своему масштабу превзошли все, существовавшие в прошлые столетия, он пытался по-своему влиять на политические процессы. Весьма интересной является его попытка устроить в 1959 г., во время визита в СССР, встречу советского и американского лидеров Н. С. Хрущева и Д. Эйзенхауэра, во время которой, по его плану, они должны были обменяться ролями.

Весь мир – театр: Психодрама и XX век 25 В психотерапевтической концепции Морено одним из ключевых является понятие «роль». Заимствованное из театральной терминологии, оно отражает гениальную шекспировскую мысль, что «весь мир – театр», в котором люди – «все актеры… и каждый не одну играет роль». Морено распространяет психодраматическую концепцию ролей на все измерения жизни, рассматривая не только социальные (как это делается в традиционной социологии), но и соматические, психические и трансцендентные ролевые категории. Он сделал участников своих терапевтических групп не зрителями, а актерами, справедливо считая, что «действовать целебнее, чем говорить» (Цит. по: Лейтц, с. 262). Он писал, что «состояние катарсиса восходит от зрителя к актеру и от актера назад к зрителю» (Морено, 1993, с.

36), полагая, что на эмоциональное потрясение актер способен не меньше, чем зритель, на чем, собственно, и строится один из важнейших психотерапевтических механизмов в психодраме.

«Не роль рождается из самости (self), но самость появляется из роли» (Морено 2001б, с. 211). Личность функционирует в ролях, ибо «непосредственно осязаемыми аспектами того, что называется «Я», являются роли, в которых оно действует» (Цит. по: Лейтц, с. 92). Эти соображения очень важны для психотерапии, так как работа с понятием «роль» как точкой отсчета обладает методическим преимуществом по сравнению с «личность» или «эго». Последние менее конкретны и ощутимы метапсихологической таинственностью.

Успех психодрамы как метода психотерапии, психологической помощи, самопознания и самосозидания как нельзя лучше иллюстрируется ее популярностью в мире. Родившись в Европе в начале века, она в 1925 годе вместе со своим создателем переместилась в Америку. Туда же «переехала» и мировая столица психодрамы, обосновавшись в маленьком городке Бикон (штат Нью-Йорк), где находился принадлежавший Морено частный психиатрический санаторий, и где он работал главврачом более 30 лет. В 1936 г. там был создан первый психодраматический театр. В 1940-х гг. в США при активном участии Морено начали создаваться аналогичные психодраматические сцены в различных клиниках Америки, а также институты социометрии и психодрамы, сыгравшие большую роль в популяризации метода. В 1941 г.

начало действовать созданное им Американское общество групповой психотерапии и психодрамы.

После Второй мировой войны психодрама выходит за пределы американского континента и начинает триумфальное шествием по миру. С начала 50-х гг. она «завоевывает» Европу, а также Латинскую Америку и Японию.

Одними из первых европейских стран, где начал активно применяться этот метод стали немецкоязычные страны, Франция и Чехословакия. В 60-х гг.

психодрама начинает осваиваться в Польше, Голландии, Бельгии, Испании, П. П. Горностай Италии и других европейских странах. В 1973 г. в Цюрихе была создана Международная ассоциация групповой психотерапии во главе с Я. Л.

Морено. В 70-80-е гг. психодрама получила распространение практически во всех странах Центральной и Западной Европы. В начале 90-х годов она появляется в России, а в середине 90-х – в Украине.

Возвращение психодрамы в свою европейскую Alma mater к концу завершившегося столетия не просто символично. Ведь не случайно психодрама всегда приходила вместе с независимостью и освобождением от тоталитарных режимов, являющихся врагами всяческой спонтанности. Сейчас остро ощущается необходимость всестороннего взаимодействия между психодраматическими движениями, представленными различными международными институтами и ассоциациями, которых насчитывается все больше. Это понимают все психодраматисты, стремясь к интеграции в национальных рамках, на европейском и мировом уровнях. Ведь диалог, обмен опытом, впечатлениями и переживаниями, как психодраматический шеринг, всегда обогащает, развивает, и, главное, продвигает в понимании себя и других.

Возвращение психодрамы на европейскую родину аналогично возвращению протагониста в начальную сцену в завершенной психодраматической сессии. Подобное завершение должно сопровождаться катарсическим очищением, и психодрама сейчас переживает похожее состояние. Учитывая значительную позитивную динамику роста интереса к этому методу работы с личностью человека (во всех странах, где появлялись пионеры развития психодрамы, ее развитие шло только по нарастающей), мы должны стать свидетелями появления нового качества. Мы стоим перед началом нового этапа развития психодрамы, возможно, новой эпохи, которая наступает на рубеже тысячелетий.

Литература:

Дюрренматт Ф. Собрание сочинений. В 5 т. – Х.: Фолио; М.: Изд. Гр. «Прогресс», 1997-1998.

Лейтц Г. Психодрама: теория и практика. Классическая психодрама Я. Л. Морено:

Пер с нем.– М.: Прогресс; Универс, 1994.

Марино Р. Ф. История Доктора: Джей Л. Морено – создатель психодрамы, социометрии и групповой психотерапии / Пер. с англ. – М.: Класс, 2001.

Краснянский Н.
Клинический психолог, психотерапевт.

Создание и развитие психодрамы связано с исследованиями Якоба Леви Морено (1892–1974 г.г.), основателя социометрии и, как считают некоторые психологи, движения групповой психотерапии в целом.

Морено родился в Бухаресте, затем ребенком вместе с семьей переехал в Австрию, где изучал философию и медицину в Венском университете. В период учебы им был разработан проект организации групп самопомощи для одиноких проституток Вены, который, как считал сам Морено, положил начало движению групповой психотерапии.

Морено сосредоточил внимание на динамических внутригрупповых факторах как средствах оказания помощи женщинам в осознании ими своих личностных целей. Позднее он отмечал, что эти групповые занятия высветили четыре основных элемента, которые затем стали краеугольным камнем групповой психотерапии: автономность группы, наличие определенной групповой структуры, проблема коллективности и анонимности.

В 1916 г. Морено начал работать над вторым проектом организации групп самопомощи для итальянских крестьян, которые вынуждены были поменять место жительства, с целью помочь им адаптироваться к новым условиям. На основе данных, полученных благодаря осуществлению этих проектов, он разработал методики групповой социометрии, составившие фундамент его системы психодрамы и групповой психотерапии.

Понятие о драме как терапевтическом методе возникло в результате театрального эксперимента, начатого Морено в Вене после первой мировой войны и получившего название «спонтанный театр». Морено впервые задумался об игровых методиках, когда наблюдал, как дети в играх воплощают свои фантазии.

Таким образом, психодрама базируется на игровом принципе. Морено замысливал свой «спонтанный театр» как еще один вид развлечения и первоначально не ориентировался на практику личностных изменений и гармонизацию психического развития. Его основная идея носила духовный характер: реализация творческого «Я» в «театре жизни», который предоставляет безграничные возможности для свободного выражения эмоций. Свой театр он считал видом драматического религиозного опыта, получаемого в «храме театра».

Согласно Морено, идея о психодраме как лечебном методе возникла у него после того, как одна актриса рассказала ему о своих конфликтах с женихом. С помощью труппы театра Морено поставил историю актрисы на сцене. Этот опыт оказался значимым и успешным как для самой пары, так и для остальных членов труппы.

Затем Морено приступил к более формализованным экспериментам с подобными групповыми представлениями, разрабатывая разнообразные приемы, которые впоследствии стали существенной частью психодраматического подхода.

В 1925 г., переехав в США, Морено продолжал разрабатывать психодраматический подход, работая с детьми в Плимутском институте в Нью-Йорке. Одновременно он работал над методиками социометрического анализа, проводя обследования заключенных государственной тюрьмы Нью-Йорка и детей — правонарушителей, обучавшихся в подготовительной школе. Результатом исследований по терапии групповым воздействием явилось построение социограммы.

В 1929 г. Морено приступил к осуществлению первой крупномасштабной программы «открытой» психодрамы в любительской труппе Карнеги — холла. В 1934 г. он издал монографию «Применение группового метода для классификации», в которой определил содержание терминов «групповая терапия» и «групповая психотерапия», подробно описав специфический комплекс операций. Обсуждение этой работы на конференции по групповым методам явилось первой попыткой привлечь внимание Американской психиатрической ассоциации к групповой психотерапии.

27 сен 2008, 00:27

Журнал практического психолога №2-3, 2002 г. Специальный выпуск: История психодрамы в России

Е.З. Нифонт! Расскажи, пожалуйста, коротко о себе и о том, какой твой главный род занятий.

Н.Д. Я психотерапевт, тренер по психотерапии, т.е. обучаю гештальт-методу, психодраме, и особой своей специализации - футуропрактике (работе с будущим), основанной на гештальте и психодраме. Еще занимаюсь организационным консультированием и немного ему обучаю.

Занимаю некоторое организационное место в Московском Институте Гештальта и Психодрамы. Я так уклончиво говорю - “некоторое организационное место”, потому что сейчас фактически директором является Маша Лекарева-Бозененкова, а мое место называется каким-то странным словом, к которому я еще не могу привыкнуть... - Президент. Что это такое...

Е.З. Спасибо. Когда и как состоялась твоя первая встреча с психодрамой?

Н.Д. Когда и как… Про первую не могу сейчас вспомнить. Я знаю, что осмысленная встреча с психодрамой состоялась, когда приехал Йоран Хёгберг и начал обучать нас психодраме. Это 1989 год. У нас набралась разнообразная группа: с одной стороны, ведущие психотерапевты в разных областях, консультанты (Юля Алешина, Леонид Кроль, Лена Лопухина), с другой - только начинающие свою психотерапевтическую карьеру члены недавно созданной Ассоциации психологов -практиков. Инициаторами этой программы были Юля Алешина с Леной Новиковой, поскольку они соблазнили Йорана Хёгберга в 1988г. в Софии на приезд в Москву. А к тому времени Йоран уже начал программу в Болгарии, у него было достаточно подготовки для встречи с Россией....

С.К. А что было в Софии?

Н.Д. В Софии была одна из конференций, которые в пору “перестройки” назывались “Мостами” для сближения Востока и Запада.

Е.З. Что такое Восток и Запад? Это Восточные психотехники?

Н.Д. Нет, это куцая (по историческим причинам) психотерапия Восточной Европы и психотерапевтические мэтры Запада - Европы, Америки. Под Востоком имелись в виду бывшие соцстраны Восточной Европы, которые только что вышли из-за “железного занавеса”. Я имею в виду не сталинский “железный занавес”, когда вообще нельзя было выехать, а “ гуманитарный занавес”, когда блокировались живые культурные контакты между “капиталистическим” лагерем и соцстранами. Когда я рос (я родился в 1953 г.) выезжать было можно, но, строго говоря, под очень сильным государственным контролем, но уже в 1988-1989 годах выезду на какую-нибудь конференцию практически не препятствовали. “Конференции - мосты” по психотерапии привлекали западных звезд, в основном из сферы семейной психотерапии, и “новых русских психотерапевтов”, выезжавших за свой счет, движимых жгучим любопытством, а не административными обязанностями, и говоривших на своем ломаном английском, а не с помощью официальных переводчиков...

С.К. А что Вы раньше видели - психодраму или гештальт?

Н.Д. Обучаться начал раньше, но не намного, психодраме у Йорана (осень 1989). Психодраму от “мастера” я видел впервые у Анны Шутценбергер в августе 1989 году - она показывала свою психодраму на Амстердамском конгрессе по групповой психотерапии и психодраме. Меня очень сильно впечатлило, как она работала - блестяще, уверенно, “не глядя”.
Затем уже видел психодраматическую презентацию Хёгберга в Психологическом Институте “на Моховой”.
С гештальт-терапией был знаком раньше, потому что моя жена - Ольга Долгополова - начала заниматься гештальтом давно (она ходила с 1986 г. в группу, которую вел американец Джеф. И еще я видел работу Роя Парсонса (в 1987-1988гг..) .

Е.З. Что тебе ближе сейчас, с кем ты себя больше идентифицируешь - с гештальт-психологами или с психодраматистами? Или с кем-то еще?

Н.Д. Если ребенка спросить, кого он больше любит - папу или маму... Для меня это примерно такой же вопрос, потому что начал обучаться этим методам, как я уже говорил, примерно в одно время -в конце 80-х и в равной мере был ими увлечен. Так это и продолжается...
А если говорить про мои специальные пристрастия, то это работа с будущим - футуропрактика, собственно и она в равной степени корнями упирается и в гештальт, и в психодраму... Так что, чей это больше ребенок, то тоже не ясно: по внешнему виду - больше психодрама, а по внутреннему содержанию - работа с потребностями заимствована из гештальта.

Е.З. А кого ты считаешь своими учителями в психотерапии?

Н.Д. В психотерапии вообще?

Е.З. Да, в психотерапии вообще.

Н.Д. Моего учителя музыки. У нас с ним были глубокие личные отношения. Он был профессором Московской консерватории. Звали его Исаак Рабинович. И он меня, начиная с семилетнего возраста, обучал музыке. Я ему очень благодарен, потому что многие навыки психотерапии я получил от него. Во-первых, он был великолепный мастер Контакта. Во-вторых, он не рассматривал игру на рояле как техническое исполнение, а как существование человека в музыке. И соответственно, музыкальные образы возникают не от того, что пианист пальцами что-то делает (техническим способом), а создаются магией переживания играющего. Я помню, что даже когда он меня учил, как держать руку, основным наставлением было -“воспринимать руку не как технический инструмент, а как инструмент творения -легкий, свободный, своенравный...”.
Для меня это очень близко перекликается с психотерапией: я воспринимаю свои действия не как технический инструмент, а как акт творения. Хотя как тренер много времени уделяю обучению технике.
Среди психотерапевтических учителей.... Это ведь странная субъективная вещь, кого называешь учителем, а кого не называешь. Для меня три вещи важны при определении учителя: кто тебе близок по духу, от кого воспринял какое-то существенное знание, перед кем готов смириться - называя его Учителем, он всегда будет первым...
Первым тренером- гештальтистом был для меня Рой Парсонс, но я не могу его назвать своим учителем, хотя на его семинаре произошло сильное событие в моем обучении. Я впервые начал работать на английском языке с западным клиентом... До сих пор помню этого негра, который начал что-то делать со своим телом, независимо от меня, и закончил раньше, чем я мог понять, что он делает... Я был поражен, насколько я отстаю от процесса...
Я с огромным уважением и благодарностью отношусь к Сигрид Паппе и Вильфриду Шлею - тренерам Гамбургского Перлзовского Института, выдавшим мне первый гештальт- сертификат после четырехлетнего обучения, но к своим Учителям также их не причисляю... А Учителем по гештальт- методу считаю Жана Мари Робина, директора Французского Гештальт Института, которого в 1993 году вместе с Данилой Хломовым осознанно приглашал в Москву на трехлетнюю программу. От Робина я впервые начал воспринимать теорию гештальта. И еще к Учителям отношу Боба Резника и Тода Бэрли (Лос-Анджелесское Объединение Гештальт-тренеров), которых пригласил в 1998 году вести образовательную программу в Московском институте гештальта и психодрамы и у которых продолжаю обучаться до сих пор.
В психодраме Йоран Хёгберг для меня является основным Учителем, и он же был первым тренером. Какие еще Учителя? Зерка Морено, безусловно, хотя она и не являлась моим московским тренером - я видел ее работу за рубежом, Анна Щутценбергер, Марша Карп, Моника Зуретти (Аргентина), Сью Дэниэлс (Австралия), Йорг Бургмайстер(Швейцария), Элла Мей Шеарон (Германия). К Наталии Новицки (Финляндия), Полу Холмсу (Англия), Эве Стремберг-Фальстрем (Швеция), много вложившим в мое образование, очень уважительно отношусь, но к своим учителям не причисляю. Для меня все-таки многое зависит от какой-то моей идентификации с личностью Учителя, с его стилем, идеями.

Е.З. А ученики у тебя есть в психодраме?

Н.Д. Это тоже сложный вопрос. Если учениками называть всех, кто просто закончили мои образовательные программы, получили сертификат, то таковых очень много, потому что я уже сертифицировал в Москве и в регионах более 30 программ (и по гештальту и по психодраме), т.е. это минимум пятьсот человек, которым я выдал сертификаты “психодраматист”, “гештальтист”.
А вот ученики, с которыми у меня действительно какая-то личная связь, общность идей, их меньше, существенно меньше, и с многими из них я как раз организовал Московский Институт Гештальта и Психодрамы.

Е.З. Ты можешь их назвать?

Н.Д. Да, могу. Например, по гештальту - Маша Бозененкова-Лекарева, Лена Шуварикова, Вика Дубинская, Миша Дубинский и много других.
По психодраме - Таня Бессонова, Ира Дьяченко, Миша Кряхтунов, Вера Ряшина из первого выпуска. Не все они работают в институте, но, по крайней мере, их я причисляю к первым своим ученикам. А дальше уже следующие поколения - Жанна Лурье, Наташа Кокуркина, Женя Кузнецова, Алла Носкова, Лена Морозова и другие...

Е.З. А можешь ли ты выделить этапы на своем психодраматическом пути?

Н.Д. “Этапы драматического пути”. Звучит так, знаешь, монументально, я ощущаю себя “мамонтом”. Я их до сих пор не выделял… Обычно, когда человек умер, выделяют этапы его жизни. Но попробую поиграть в “этапность”...
Первый. Это было, когда я еще начал обучаться на факультете психологии МГУ, в 1974 году. Слова про психодраму там звучали в разных контекстах. Например, при упоминании о театре Гротовского, где зрителю позволялось быть активным. Или при чтении книги Морено “Социометрия”, находившейся раньше в “спецхране”... Это отрывочные сведения и впечатления о психодраме - первый этап, до 1988 года.
Второй... С 1989 по 1990 годы - это пора чистого ученичества - когда я впитывал профессиональные психодраматические знания и...воздерживался от применения психодрамы в своей профессиональной деятельности. Это сладостная безответственная пора личных встреч с психодрамой и “профессионально-психодраматической девственности”.
Третий... С 1990 по 1996 гг.. Поскольку я все равно преподавал в педагогическом институте (сейчас это МПГУ, а раньше назывался МГПИ), то я спросил у Йорана, имею ли я право каким-то элементам психодрамы начать обучать. На что он мне ответил, что, собственно, права себе дает каждый человек сам. Это был нормальный ответ учителя: “В той мере, в которой ты отвечаешь за свои действия, ты и можешь обучать”. Тогда у нас вообще не было профессионалов-психодраматистов, а запрос на знакомство с психодрамой был сильный, и поэтому был такой выбор: или знакомят студентов с основами психодрамы психотерапевты, находящиеся в профессиональном обучении, или вообще непрофессионалы. (Сейчас ситуация принципиально изменилась - ограничения на преждевременное использование методов гораздо более сильное - поскольку профессиональное сообщество уже сложилось).
Во всяком случае, с согласия Йорана, я начал вести психодраматические занятия со студентами, обозначал, что пока что я являюсь учебным директором. года. Моя первая группа закончилась в 1992 году, причем я специально обсуждал с Йораном, как же я им выдам сертификат, ведь у меня самого сертификат “старшего лаборанта” (наш первичный сертификат - сертификат помощника директора (Director assistant). В переводе на наш язык я называл его сертификатом “старшего лаборанта”, потому что в права помощника директора не входила возможность самостоятельного проведения драмы...) и просил его ускорить мне выдачу основного сертификата. На что он мне сказал: “Ничего страшного. Выдавай сертификат. Будет подписан “лаборантом”. У меня тогда существовала организация - Психологический центр “Альф” , и это организация должна отвечать за “лаборантские” подписи. Я ему благодарен за то, что он поддержал меня. Я выдал сертификаты от Центра за своей подписью: я все равно был директором этого центра. Центр уже начал к тому времени называться психодраматическим. На этом этапе я закончил свое первичное обучение, продолжил обучение у Пола Холмса и Наташи Новицкой. И в 1996 году я получил сертификат “психодрама -терапевта” от всей команды тренеров -за подписью Хёгберга, Новицки, Холмса, Карп, Шутценбергер, Зуретти и др. Третий этап - этап своего профессионального становления и становления себя как тренера по психодраме.
Четвертый этап - 1996...
С 1996 года, поскольку я получил свой официальный сертификат, я уже имел моральное право открыть специализированный институт, и началась новая эпоха: в рамках Московского Института Гештальта и Психодрамы я вместе со своими учениками начали реализовывать психодраматические образовательные и терапевтические программы.
Мы с Леной Лопухиной, каждый со своим институтом, вступили в 1996г. в Федерацию Европейских Психодраматических Тренинговых Институтов (FEPTO). И каждый год мы участвуем в собрании FEPTO. Закончился ли этот этап?.. Нет, наверное, он еще продолжается

Е.З. Нифонт, а у тебя сертификат психодраматиста или тренера по психодраме, или и того, и другого?

Н.Д. Наш первичный сертификат - ассистент директора, а второй - психодраматерапевт. Через 6 лет обучения нам его выдали, но выдали не всем, а тем, кто защитил тезисы и выполнил другие сертификационные требования. Но, по крайней мере, из первой группы Лена Лопухина, Катя Михайлова и я его получили. Я не знаю, собственно говоря, кто еще, потому, что это происходило в индивидуальном порядке. Сертификат тренера по психодраме упомянутые трое получили по факту реального тренерства от Российской Ассоциации Психодрамы.

С.К. А у вас было какое-то достаточно явное завершение группы?

Н.Д. Конечно, но сертификация была индивидуальной. Мне и Лене Лопухиной выдали сертификат на очередной конференции по психодраме в Европе.

Е.З. А может быть у тебя есть какое-то представление о планах на будущее?

Н.Д. Ты знаешь, по крайней мере, по работе с будущим у меня есть задумки какого-то более детального оформления этой специализации. И я даже начал вести сейчас курс психодрамы со специализацией по футуропрактике. Мои планы связаны с развитием футуропрактики, что предполагает оформление текстов в виде небольшой книжки.

Е.З. Спасибо. А помнишь ли ты, как ты был Протагонистом в первый раз?

Н.Д. Нет, не помню. Я вообще первые разы в своей жизни плохо помню, а помню лучше вторые... Два своих протагонистских опыта я хорошо помню. Один -когда я разводился в 1990 году, я делал драму про свои отношения с женщинами, про сексуальность, и я очень хорошо помню эту драму. Я помню, сколько в ней было боли и сколько было энергии и освобождения... Помню свою признательность Директору (Йорану) .
И очень хорошо я помню еще одну свою драму (это было в 31 аудитории на педфаке МГПИ, на драматической площадке, которую я сам построил и где проходила часть нашего обучения). Эту драму я делал через неделю после смерти моего двухмесячного сына. Не знаю, смог бы я выжить и продолжать работать, если бы не было этой драмы... Вот это две драмы, которые больше всего запомнились.

Е.З. Спасибо. А помнишь ли ты, как ты был Директором в первый раз?

Н.Д. Нет, не помню. Я очень хорошо помню мою первую серьезную супервизию, которую давала Наталия Новицкая. Я “был в ударе” , клиент был очень доволен, вся группа очень меня поддерживала, у клиента были очень сильные инсайты и катарсические переживания. Я сел, ужасно довольный, а Наташа Новицки, поскольку отличалась, как бы это публично выразиться, “достаточно стервозным характером”, жестко мне сказала, что все было отлично, только никакого отношения к психодраме это не имеет. В общем, обидела меня ужасно, но с другой стороны, я ей очень благодарен, потому что запомнил эту супервизию на всю жизнь. Она пояснила, что метод психодрамы предполагает, в отличие от гештальта, “осознавание в процессе действия”, а я занимался “осознаванием” клиента в ущерб драматической игре. По содержанию критики я с ней полностью согласен. И поскольку я обучаю сейчас и психодраме, и гештальту, то эту фразу (правда с большей поддержкой терапевту) я уже воспроизводил неоднократно.
Я еще помню свою первую драму вне обучения. Это было, когда я руководил интенсивом в г.Нарва по “авангардным” психологическим методам в рамках движения инновационных учителей - “Эврика” (А.И.Адамский). На этот сбор приехало множество учителей, школьных психологов, просто психологов... А в команде тренеров интенсива - лучшие в то время специалисты в определенных психотерапевтических направлениях... Например, Фарида Ассадулина презентировала психосинтез, Юля Алешина презентировала психоанализ. Я был не только организатором, но и сам презентировал психодраму.
Трехчасовая “мастерская” прошла бурно... В зале было человек 70-80, не меньше, может быть, даже чуть больше. Моя клиентка-протагонист рассказала, что ей “представляется картинка, в которой я вижу бассейн, и в нем тонет человек”. Я это все материализую: на полу большого зала обозначаю “бассейн”, из зрителей выбираем “дополнительное Я”, который “тонет” в бассейне, а мы с протагонистом стоим на “бортике” бассейна. После каждого ролевого взаимодействия она бросалась в слезы бурные и выбегала из зала... При этом аудитория замирала и в ужасе на все это таращилась. Я как “директор” старался сохранять “приличное лицо” - “мол все идет по плану”, но находился сам в эти моменты в панике: то ли мне за ней бежать, то ли публику “откачивать”... Я выбирал все-таки первое: медленно продвигался за ней к двери, находил ее в коридоре, возвращал... И так каждая сцена сопровождалась побегом протагониста... Причем убегала она с таким леденящим душу криком, что было ясно, что она вот-вот выкинется в окно где-то в коридоре. И каждый раз я ее возвращал, успокаивал зрителей, и мы продолжали драму. Три раза она выбегала... Финал был тоже душераздирающий. Она попросила как-то “засыпать” этот бассейн, на что уже совершенно измотанная публика спонтанно начала его закидывать кто чем горазд: снимали с себя вещи, ручки кидали, деньги … На что клиентка в очередной раз побежала из зала, на бегу говоря, что это действие ее сильно ранит. Публика тут совсем умерла от страха и прошептала: “А как надо?” Тогда она показала, как “надо” засыпать, и все благополучно закончилось.
Слава богу, никто не сошел с ума, я в том числе, но вообще-то я до сих пор помню эту драму, всегда рассказываю ее своим ученикам как пример того, что бывает, когда количество эмоций в Драме превосходит то количество эмоций, которое может выдержать Протагонист, Директор и Аудитория. И как пример того, как не надо делать небезопасные драмы.
Хотя в некотором смысле эффект был положительный, так как большинство школьных психологов и инновационных учителей, которые до того бодро подходили и требовали: “А дайте нам техники психодрамы, мы их будем использовать!”, после этого “действа” уже с менее фанатическим взглядом и со следами ужаса на лице подходили и клятвенно обещали, что они сами никогда не будут использовать психодраму без специального обучения и разрешения...

С.К. То есть, получилась социодрама с сообществом?

Н.Д. Да,это была психодрама с социальными последствиями, очень полезная для сообщества, хотя и очень опасная.

Е.З. Нифонт, у нас к тебе еще несколько вопросов. Как ты думаешь, существует ли в России психодраматическое сообщество?

Н.Д. Непростой вопрос… Что ты имеешь в виду под психодраматическим сообществом?

Е.З. Что ты имеешь в виду, так и ответь.

Н.Д. Хитрая какая… Психодрама в России играет важную роль как психотерапевтическое направление - это безусловно. Все больше психологов и непсихологов интересуются психодрамой, в разных регионах заказывают учебные курсы. Например, я веду (а некоторые сертифицировал) психодраматические группы в Красноярске, в Новосибирске, в Барнауле, в Нижнем Новгороде, в Питере, в Москве, Киеве... Это пролонгированные сертификационные программы. Не оскудевает интерес к этому методу и к его приложениям - психотерапевтическим, педагогическим, организационным. Я знаю, что и другие тренеры, - среди основных -Катя Михайлова и Лена Лопухина - проводят много групп. В этом смысле сообщество существует и расширяется. Сообщество в этом смысле - это люди, интересующиеся и занимающиеся психодрамой.
Другой смысл словосочетания “психодраматическое сообщество” - это профессионалы - психодраматисты, которые признают и уважают друг друга, и занимаются своей профессиональной психодраматической деятельностью. В этом смысле, сообщество тоже существует. Безусловно, я очень уважительно отношусь к другим тренерам, к тому, что они делают, к их ученикам и сертификатам, к психодраматическим центрам, которые развивают метод, и сам стараюсь не лениться в этом.
Чего не существует, на мой взгляд, - и это третий смысл слова “сообщество”, - не существует интеграции, полноценного взаимодействия внутри этого сообщества ни среди ведущих тренеров, ни среди этого сообщества в целом. Это не упрек, а просто констатация. Например, связи между психодраматическими институтами - Московским Институтом Гештальта и Психодрамы, Институтом Психодрамы и Ролевого Тренинга, Институтом Семейной и Групповой Терапии - пока еще очень слабые. Не существует общероссийского банка сертифицированных психодраматистов. Я не думаю, что это только информационные трудности, это говорит о том, как вообще живет профессиональное сообщество, - оно не интегрировано.

С.К. А у тебя есть предположения, почему это так сейчас?

Н.Д. Есть объективные причины и субъективные. Среди объективных, конечно, за годы советской жизни сильно упал статус разных интегрирующих организаций. Ассоциации сильно себя дискредитировали как организации, являющиеся инструментом обогащения и политической борьбы лидеров, и “использующие” рядовых участников. В свое время, когда я пытался создать Ассоциацию российского гештальта (1994 г.), я общался с гештальтистами и получал один и тот же вопрос: “Это хорошо было бы, но где гарантия, что я буду с этого что-то иметь?”. Ясно, что это не принцип, на основе которого может развиваться ассоциация. Таким образом, первая объективная причина - то, что интегрирующие организации-ассоциации еще не реабилитированы в общественно-профессиональном сознании.
Среди других объективных причин - то, что наше профессиональное сообщество держится на отдельных центрах, институтах, которые вынуждены сами бороться за свое существование, государственных дотаций на их существование мало или практически нет, финансовых и временных ресурсов на межинституциональные отношения не хватает, конкурентные отношения преобладают над кооперационными. Поэтому с одной стороны профессиональные институты - развивают профессиональное психотерапевтическое движение и являются его основой, а с другой стороны, они блокируют интегрирующие ассоциативные организации. (Поэтому мы с Леной Лопухиной где точно встречаемся, так это на Федерации Европейских Психодраматических Институтов, в Европе, или на случайных событиях, как, например, когда недавно приезжал Берт Хеллингер… А жаль...)

С.К. То есть в метапозиции…

Н.Д. Да. А среди субъективных причин я бы назвал следующие. Лидеры институтов и основные тренеры - уже люди немолодые, со сложившимся статусом, с устойчивыми личностными привычками... Чем больше статус, возраст и объем занятости, тем меньше возможностей для взаимных отношений и интеграции. Хотя, могу признаться, что изредка у меня возникают фантазии, - как бы скооперироваться, но …

С.К. А в какие моменты у тебя возникают такие фантазии?

Н.Д. Каждый раз после посещения ФЕПТО такое ощущение появляется. Я думаю: “Ведь они же собирают людей из разных государств, посвящают этому время, деньги, - потому что у них тоже нет никаких спонсоров и дотаций!...”

Л.З. Как тебе кажется, Нифонт, каково место российской психодрамы в мировом психодраматическом пространстве ?

Н.Д. В этом году я был на ежегодном собрании ФЕПТО, которое проходило на родине Шутценбергер, под Ниццей. Ей воздавали всяческие почести за ее вклад в психодраматическое движение - и в том числе рисовали “генеалогическое древо” психодрамы по воспоминаниям присутствующих “мэтров”. Я был очень сильно поражен, когда увидел, что ведущие российские тренеры по психодраме (Лена Лопухина, Катя Михайлова и я) занимают уже не место молодых веточек на верхушке дерева- как это было 10 лет назад, а чуть ли не срединное место в основном стволе... Радостно, что мы смогли занять достойное место, грустно, что беззаботная безответственная пора профессиональной молодости исчезает в дымке времени.
Испытываю огромную признательность ко всем членам ФЕПТО за колоссальную поддержку, которую они всегда оказывают российской психодраме и лично мне... Чего стоит только поддержка в презентации моего психодраматического воркшопа в Буэнос-Айресе (1995 г.) (я работал на английском языке в условиях жесткой конфронтации англо- и испаноговорящих участников - и друзья-психодраматисты последовательно переводили на французский-испанский-португальский!) или защита от “принудительного равноправия” в Лондоне(1998г.) (на этом конгрессе была попытка снять финансовые регистрационные льготы с участников из Восточной Европы).

С.К. А чем, по-твоему, отличается российская психодрама от зарубежной?

Н.Д. Психодрама любого мастера отличается существенно от других, независимо от национальности психодраматиста. Более того даже у одного мастера психодрамы не похожи друг на друга... Индивидуальный стиль мэтра перекрывает различия в сообществах.
Тем не менее можно пофантазировать, что поскольку первая психодраматическая российская группа проходила обучение у команды тренеров (а не у одного базового базового тренера - как большинство западных психодраматистов), то и индивидуальный диапазон регистров у российского мастера должен быть шире, чем в среднем у западного. В этом смысле нам парадоксально повезло- мы более широко образованы в психодраме, чем сами западные мэтры.
Еще одно отличие - ортодоксальная Мореновская драма в России не занимает того места, которое она имеет на Западе - ведь у нас нет “прямых” его наследников.
Образование строится тренерами по западным стандартам и скорее отличается в содержательных нюансах - в сборнике ФЕПТО “Психодраматическое обучение”(1999) я писал, например, что использую приемы футуропрактики в обучении психодраматистов.

Л.З. Ты можешь как-то кратко охарактеризовать состояние психодраматического сообщества в России сейчас и предложить образ его желаемого состояния?

Н.Д. Я уже говорил, что реальный образ пока - это частично пересекающиеся микросообщества, поддерживаемые “удельными княжествами-институтами”, идеальный - сочетание институциональной энергии и ответственности за обучение качественных специалистов по психодраме с межинституциональной интеграцией с помощью Ассоциации или Конфедерации институтов.

Л.З. Как ты думаешь, где можно применять психодраму?

Н.Д. Психодраме около ста лет - она же почти ровесница психоанализу. За это время метод как губка впитал достоинства других подходов и скорее правильным является другой вопрос - где она не может быть применена.
Ответ один: она не может быть применена там, где нет хорошо обученных психодраматистов. Хорошо обученный специалист может работать и в клинике, и с организациями (диагностические расстановки, индивидуальное консультирование руководителей, тренинг персонала), и в педагогике (наша программа психодраматической подготовки социопсихологов в УВК “Измайлово” показала эффективность психодрамы в обучении учителей и школьников), и с группами клиентов, и с отдельными клиентами в жанре монодрамы.

Л.З. Ты можешь набросать прогноз относительно развития психодрамы в России?

Н.Д. Жить будет точно. А темп развития и вес на “психологическом рынке” будет сильно зависеть от усилий сообщества...

Е.З. А ты сам лично можешь что-то для этого сделать?

Н.Д. Продолжать обучать и поддерживать молодых психодраматистов, продолжать обучаться самому... Продолжать жить...

Л.З. Я хочу сделать обмен ролями. Какой вопрос ты задал бы сам себе, если бы был на нашем месте?

Н.Д. “Какое самое радостное психодраматическое событие было бы для меня в будущем?”. Ответ - общероссийская психодраматическая конференция с участием всех психодраматистов России.

С.К. Наш последний вопрос. Чем было для тебя это интервью?

Н.Д. Приятно в этом участвовать, ведь это тоже межинституциональный проект. К молодому энтузиазму интервьюеров отношусь с теплой симпатией.
К концу интервью устал - слишком много вопросов, заметил, что на последние вопросы стараюсь отвечать лаконично.
Благодарен Виктору Семенову за организацию этого проекта и Саше Лидерсу за его издательскую поддержку.
С нетерпением буду ждать публикации.

Психодрама - это метод групповой психотерапии, основанный Я. Л. Морено, который объединяет в себе диагностические возможности, сценические представления (театр спонтанности, групподинамические сеансы и аналитическую работу группы.

С помощью различных технических приемов, таких как смена ролей, дублирование, "пустой стул", зеркало и т.д., конфликты индивида и общества не только и не столько обсуждаются в групповых дискуссиях, но и разыгрываются на сцене с учетом различных ролевых позиций.

На сцену выносится пережитое в прошлом, ожидаемой в будущем, насыщенные конфликтным содержанием фантазии, мечты, сны, идеи (acting out). Эти действия способствуют осознанию и преодолению (пере-живанию) конфликта.

Не только главное действующее лицо (протагонист), но и его партнеры по игре ("вспомогательные Я"), а также другие члены группы приобретают новый личностный опыт, который способствует развитию спонтанности и креативности.

Когда Якоб Морено в возрасте 24-х лет наблюдал в городском парке Вены за тем, как играют дети, спонтанно выбирая себе роли, и в игре находят решение своим конфликтам, он еще не знал, к чему приведут его эти наблюдения.

Он просто начал играть вместе с детьми, и вместе с ними пришел в лагерь беженцев - в их семьи и к их родителям. Он столкнулся с ужасающей нищетой, горем и озлобленностью.

Морено попробовал помочь взрослым людям выйти из жизненного кризиса тем способом, который он подсмотрел в детских играх. Он основал театр спонтанности, который позже вырос в метод групповой психотерапии, получивший широчайшее распространение и признание во всем мире.

Морено основал психодраму и заложил основу групповой психотерапии.

В настоящее время созданная Морено психодрама широко используется в целях личностного развития, психокоррекции, в педагогике и медицине.

Человек, который любил играть

Играя в Бога, будущий всемирно известный психотерапевт Якоб Леви Морено (1892-1974), понял, что в игре с декорациями и при поддержке единомышленников можно прожить то, чего на самом деле не существует. И что проверять, насколько ты соответствуешь той или иной взятой на себя роли, нужно, играя ее не только "про себя", но и "вслух" - всем телом.

Будучи уже студентом и изучая психиатрию в Австрии, Морено любил наблюдать за детьми, играющими в парках Вены. И уже приступив к врачебной практике, он не смог удержаться от игры с пациентами. Они проигрывали эпизоды, которые случились с ними в жизни и вызвали негативные эмоции. В такой игре им удавалось высказать то, что осталось невысказанным, сделать то, что не удалось когда-то, быть тем, кем хотелось. В игре пациенты учились жить по-другому. После таких "развлечений" начинался их путь от болезни к выздоровлению.

А "игривый" Морено стал основателем такого психотерапевтического метода, как психодрама.

Мы знаем, что переместиться на часик в прошлое или будущее, посмотреть на мир глазами своего мужа или ребенка, можно в фантастических фильмах с помощью телепортации. Но, оказывается, это можно сделать и на сеансе психодрамы. Соблазнительно? Тогда телепортируйтесь!

В различных техниках психодрамы обнаруживается родство с такими подходами, как гештальт-терапия (Фриц Перлс и Морено в течение многих лет работали вместе), кататимное переживание воспринимаемого (общим знаменателем служит аутотренинг и имажинация) и телесно ориентированной психотерапии. Особенность психодрамы состоит в том, что материал для переживания, например, конфликта или проблемной ситуации, а также желаний и надежд создается при помощи терапевта и других членов группы на сцене в групповых сценках, которые разыгрываются и затем обсуждаются. Особых дарований, например, актерских способностей, для психодрамы не требуется, они скорее даже препятствуют психодраме.