3.2. Г. М. Андреева. Атрибутивные процессы (Андреева Г.М. Психология социального познания. - М.: Аспект Пресс, 1997. - С. 64-88.)

В социальной психологии возникает особое направление исследований, посвященных анализу того, каким образом люди интерпретируют причины поведения другого человека в условиях недостаточности информации об этих причинах. При наличии достаточной информации поступки других людей тоже, конечно, интерпретируются, но здесь предполагается, что причины известны. Когда же они неизвестны, средством причинного объяснения выступает приписывание, т.е. осуществляется своеобразное достраивание информации. При этом сфера приписывания становится значительно более широкой - причины приписываются не только поведению отдельного человека, но вообще различным социальным явлениям. Поэтому можно сказать, что процесс атрибуции служит человеку для того, чтобы придать смысл окружающему.

Здесь очевидна связь с теориями когнитивного соответствия, где также ставился вопрос о природе Смысла. Однако заметны и различия этих двух подходов. В теориях когнитивного соответствия вопрос о природе смысла ставился на высоком, почти философском уровне, здесь же подчеркивается, что, не решая философских проблем, надо пытаться решить вопрос на операционном уровне, а именно определить, какого рода информацию люди берут в расчет, приписывая кому-либо что-либо? Кроме этого, теории атрибуции начинают с анализа мотивации индивида понять причины и следствия отношений, потребности людей понять характер окружающего для ориентации в нем и для возможности построить предсказание событий и поступков. Причина, которую человек приписывает данному явлению, имеет важные последствия для его собственного поведения, так как значение события и его реакция на него детерминированы в большой степени приписанной причиной.

Разработка этой проблематики не означает исследования процесса приписывания причин поведения другому человеку, как это следует делать, а, напротив, как это на самом деле делается обычным человеком, которого Ф. Хайдер назвал «наивным психологом». Хайдер отмечал, что люди в своих обыденных поступках, в обыденной жизни всегда не просто наблюдают явления, но анализируют их с целью осмысления сути происходящего. Отсюда их стремление прежде всего понять причины поведения другого человека, и если не хватает информации относительно этих причин, то люди приписывают их. Обычно они стремятся приписать стабильные, достаточно широко распространенные и типичные причины, хотя по-разному оценивают намеренное и ненамеренное поведение.

Чтобы определить в каждом конкретном случае, какую причину следует приписать, необходимо знать возможные типы причин. Для Хайдера - это причины личностные (т.е. когда причина приписывается действию субъекта) и причины, коренящиеся в «среде» (т. е. такие, которые приписываются обстоятельствам).

Это были первые «наброски» теорий каузальной атрибуции. Впоследствии теории эти были значительно обогащены, так что сегодня иногда говорят даже не об атрибутивной теории, а о «психологическом объяснении». Поскольку проблематика атрибуции связана с процессом объяснения человеком окружающего мира, необходимо развести понятия «научное объяснение» и «обыденное объяснение». Традиция исследования научного объяснения достаточна стара, особенно в логике и философии научного исследования. Объяснение рассматривается здесь как стержень научного познания. Точно так же и обыденное объяснение - стержень обыденного познания мира, основной способ осмысления мира «человеком с улицы»: вся система его отношений с миром опосредована именно обыденным объяснением. Поэтому атрибутивная теория, имеющая дело с этим обыденным объяснением, и может быть рассмотрена как самый яркий пример перехода от социального восприятия к социальному познанию.

При анализе атрибутивного процесса нужно иметь в виду отличия, которые существуют между научным и обыденным объяснением.

Научное объяснение выступает как бы «бессубъектным»: неважно, кто объясняет, важен результат. Хотя, как справедливо показал А. В. Юревич, в действительности все же указание на то, кто объясняет, в скрытой форме содержится: у всякого ученого, осуществляющего научное объяснение, свое «личное уравнение», свой «жизненный мир», то есть своя интерпретация объяснимого. Именно это и служит причиной многочисленных ошибок, известных в истории науки.

Обыденное объяснение, напротив, целиком «субъективно»: здесь познает и, значит, объясняет конкретный «наивный субъект», который всегда находится в общении с другим, то есть они объясняют в конце концов вместе, привнося в этот процесс всю совокупность своих отношений. В отличие от научного объяснения, где сначала получается знание и лишь затем оно «накладывается» на действительность, в случае обыденного объяснения оно немедленно, несмотря на свою несовершенную форму, схватывает значение, то есть «подводит его под эталоны» и высвечивает смысл. Поэтому это весьма специфическая форма объяснения, которая существует в виде «приписывания» - атрибуции.

Однако важно последовательно проследить, как развивались идеи атрибуции. Во-первых, с самого начала подчеркивалась потребность человека понять окружающий его мир и атрибуция рассматривалось как одно из средств такого понимания. Во-вторых, само первичное понятие «каузальная атрибуция» было позже заменено более широким понятием «атрибутивные процессы», поскольку было установлено, что люди в процессе познания другого человека приписывают ему не только причины поведения, но часто и определенные личностные черты, мотивы, потребности и пр. В-третьих, в основном усилиями С. Бем, в число атрибутивных процессов были включены и явления самоатрибуции, то есть процессы, относящиеся к восприятию и познанию себя. Бем выступил против Фестингера с его теорией когнитивного диссонанса.

По Фестингеру, как мы помним, люди знают о несоответствии своих мнений, установок поведению, и отсюда у них диссонанс. Бем считает, что люди не знают обычно свои подлинные установки, напротив, они выводят их из своего поведения (узнают, таким образом, задним числом), поэтому сомнительно наличие у них диссонанса. Механизмы самоатрибуции нужно поэтому изучать специально. В-четвертых, были установлены и еще более сложные зависимости. Например, люди часто озабочены не столько поиском причин поведения другого человека, сколько поиском того, что в людях нам может быть полезно: для нас часто важнее ценности человека, чем понимание его природы; действия людей поэтому мы чаще оцениваем по их адекватности, а не по их причинной обусловленности.

Все сказанное служит доказательством того, что при развитии теорий атрибуции в анализ все больше и больше включается широкий круг вопросов познания, а не только восприятия. Это положение раскрывается с особой очевидностью в теории атрибуции, которая в последние годы предложена рядом социальных психологов в Европе. Эта теория получила название «теории социальной атрибуции». М. Хьюстон и И. Ясперс делают акцент на том, что в атрибутивных теориях должен рассматриваться процесс приписывания причин именно социального поведения. В традиционном подходе акцент делался на том, как индивид осуществляет атрибутивный процесс без учета принадлежности этого индивида к определенной социальной группе. В новом подходе подчеркивается, что индивид приписывает что-либо другому на основе представлений о группе, к которой принадлежит этот «другой». Кроме того, в атрибутивном процессе учитывается и характер взаимодействий, которые сложились в группе, к которой принадлежит субъект восприятия. Таким образом, умножается количество связей, которые должны быть учтены при процессе приписывания, и тем самым процесс еще более удаляется от «чистого» восприятия и дополняется целым комплексом мыслительных операций. При более подробном рассмотрении атрибутивных процессов нужно обсудить как минимум два кардинальных вопроса: как осуществляется сам процесс (т. е. какой логике подчиняется, каковы его компоненты, этапы и пр.) и откуда «берутся» приписываемые причины?

Таким образом, мы видим, что при разработке и продвижении брэндов активно применяются знания как личностной (индивидуальной), так и социальной психологии, изучающей социальные архетипы. Глава 3. Особенности формирования и функционирования брэндов в современной России. Отечественным производителям для формирования собственных брэндов требуются большие усилия и средства, чтобы “перехватить...

Термину «коммуникация», под которым понимается процесс передачи информации от отправителя к получателю. Таким образом, можно сделать вывод, что вышеперечисленные теоретические подходы не исчерпывают актуальность исследования проблемы общения в социальной психологии. Вместе с тем они показывают, что общение должно изучаться как многомерное явление, а это предполагает изучение явления с...

Можно согласиться с тем, что процессы каузальной атрибуции действительно составляют существенную сторону межличностного восприятия, причем ту, которая значительно слабее проанализирована в предшествующий период, а именно характеристику самого процесса восприятия другого человека, его специфику.

Атрибутивные процессы. Г.М. Андреева (Андреева Г.М. Психология социального познания. М.: Аспект Пресс. 1997.)

В социальной психологии возникает особое направление исследований, посвященных анализу того, каким образом люди интерпретируют причины поведения другого человека в условиях недостаточности информации об этих причинах. При наличии достаточной информации поступки других людей тоже, конечно, интерпретируются, но здесь предполагается, что причины известны. Когда же они неизвестны, средством причинного объяснения выступает приписывание, т.е. осуществляется своеобразное достраивание информации. При этом сфера приписывания становится значительно более широкой - причины приписываются не только поведению отдельного человека, но вообще различным социальным явлениям. Поэтому можно сказать, что процесс атрибуции служит человеку для того, чтобы придать смысл окружающему.

Здесь очевидна связь с теориями когнитивного соответствия, где также ставился вопрос о природе Смысла. Однако заметны и различия этих двух подходов. В теориях когнитивного соответствия вопрос о природе смысла ставился на высоком, почти философском уровне, здесь же подчеркивается, что, не решая философских проблем, надо пытаться решить вопрос на операционном уровне, а именно определить, какогорода информацию люди берут в расчет, приписывая кому-либо что-либо? Кроме этого, теории атрибуции начинают с аначиза мотивации индивида понять причины и следствия отношений, потребности людей понять характер окружающего для ориентации в нем и для возможности построить предсказание событий и поступков. Причина, которую человек приписывает данному явлению, имеет важные последствия для его собственного поведения, так как значение события и его реакция на него детерминированы в большой степени приписанной причиной.

Разработка этой проблематики не означает исследования процесса приписывания причин поведения другому человеку, как это следует делать; а, напротив, как это на самом деле делается обычным человеком, которого Ф. Хайдер назвал «наивным психологом». Хайдер отмечал, что люди в своих обыденных поступках, в обыденной жизни всегда не просто наблюдают явления, но анализируют их с целью осмысления сути происходящего. Отсюда их стремление прежде всего понять причины поведения другого человека, и если не хватает информации относительно этих причин, то люди приписывают их. Обычно они стремятся приписать стабильные, достаточно широко распространенные и типичные причины, хотя по-разному оценивают намеренное и ненамеренное поведение. Чтобы определить в каждом конкретном случае, какую причину следует приписать, необходимо знать возможные типы причин. Для Хайдера - это причины личностные (т.е. когда причина приписывается действию субъекта) и причины, коренящиеся в «среде» (т.е. такие, которые приписываются обстоятельствам).

1. Андреева, Г.М. Психология социального познания / Г.М. Андреевна. – М.: Аспект-Пресс, 2000. – 288 с.

2. Бердяев, Н. Судьба России / Н. Бердяев. – М., 1990. – 346 с.

3. Бромлей, Ю.В. Очерки теории этноса / Ю.В. Бромлей. – М.: Наука, 1983. – 412 с.

4. Бромлей, Ю.В. Этносоциальные процессы: теория, история, современность / Ю.В. Бромлей. - М.: Наука, 1987. – 333 с.

5. Вундт, В. Проблемы психологии народов / В. Вундт. – СПб.: Питер, 2001. – 160 с.

6. Донцов, А.И. Язык как фактор этнической идентичности / А.И. Донцов, Т.Г. Стефаненко, Ж.Т. Уталиева // Вопр. психологии. – 1997. – № 4. – С. 75-86.

7. Дугарова, Т.Ц. Особенности этнического самосознания подростков бурят в современных условиях / Т.Ц. Дугарова // Этнопсихология и этнопедагогика. – 1999. – № 4. – С. 99-113.

8. Либин, А.В. Дифференциальная психология: на пересечении европейских, российских и американских традиций / А.В. Либин. – М.: Смысл, 1999. – 532 с.

9. Налчаджян, А.А. Этнопсихологическая самозащита и агрессия: учеб. пособие. - Ереван, Изд-во Огебан, 2000. – 408 с.

10. Педагогика межнационального общения: учеб. пособие / под ред. проф. Д.И. Латышиной. – М.: Гардарики, 2004. – 320 с.

11. Пищик, В.И. Исследование понятия «коллективизм/индивидуализм» / В.И. Пищик. // Вопр. психологии. – 2004. – №2. – С. 30-36.

12. Поршнев, Б.Ф. Социальная психология и история / Б.Ф. Поршнев. – М.: Наука, 1979. – 232 с.

13. Поштарева, Т. В. Формирование этнокультурной компетентности / Т.В. Поштарева // Педагогика. – 2005. – № 3. – С. 35-42.

14. Психология XXI века: учеб. / под ред. В.Н. Дружинина. – М.: ПЕР СЭ, 2003. – 863 с.

15. Психология толп. – М.: Инст. психологии РАН, Изд. «КСП+», 1998. – 416 с.

16. Психология национальной нетерпимости: Хрестоматия / сост. Ю.В. Чернявская. – Мн.: Харвест, 1998. – 560 с.

17. Русские. (Этносоциологические очерки). – М.: Наука. 1992. – 464 с.

18. Садохин, А.П. Этнология: учебник / А.П. Садохин. – М.: Гардарики, 2000. – 256 с.

19. Солдатова, Г.У., Жить в мире с собой и другими: Тренинг толерантности для подростков / Г.У. Солдатова, Л.А. Шайгерова, О.Д. Шарова – М.: Генезис, 2000. – 112 с.

20. Сухарев, А.В. Особенности этнической идентичности подростков в этнически ориентированных учебных центрах / А.В. Сухарев, С.Л. Бухарева // Вопр. психологии. – 2005. – №6. – С. 82-90.

21. Татарко, А.Н. Роль модернизации образа жизни в трансформации этнической идентичности / А.Н. Татарко, Н.М. Лебедева, М.А. Козлова // Вопр. психологии. – 2006. – №2. – С. 156-166.

22. Хотинец, В.Ю. Формирование этнического самосознания студентов в процессе обучения в вузе / В.Ю. Хотинец // Вопр. психологии. – 1998. – № 3. – С. 31-43.

23. Хотинец, В.Ю. Этническое самосознание / В.Ю. Хотинец. – СПб.: Алетейя, 2000. – 240 с.

24. Этнические и этносоциальные категории: Свод этнографических понятий и терминов. Вып.: – М.: РАН, 1995. – 216 с.

25. Этнические стереотипы мужского и женского поведения. – СПб.: Наука, 1991. – 318 с.

26. Этнографическое изучение современного общества: прикладные аспекты. – Научно-аналитический обзор. – М.: Инион РАН, 1998. – 36 с.

27. Этносоциология: учеб. пособие / Ю.В. Арутюнян, Л.М. Дробижева, А.А. Сусоколов. – М.: Аспект Пресс, 1999. – 271 с.

28. Юденко, О.Н. Особенности формирования национального самосознания дошкольников: монография / О.Н. Юденко. – Красноярск: РИО КГПУ, 2003. – 114 с.

Тувинцы:

1. Анайбан, З.В. Республика Тува: модель этнологического мониторинг / З.В. Анайбан. - Москва, 1997. – 96 с.

2. Анайбан, З.В. Межнациональные отношения в Туве в 90-е годы (по материалам этносоциологических исследований) / З.В. Анайбан. – М.: 1999. – 334 с.

3. Балакина, Г.Ф. Современная Тува: социокультурные и этнические процессы / Г.Ф. Балакина, З.В. Анайбан. – Новосибирск: Наука; Сиб. изд. фирма РАН, 1995. – 140 с.

4. Бартан, О.О. Тыва дылда кижинин психологиязын илереткен состер / О.О. Бартан, Н.О. Товуу. - ТывГУ, 2006; Центр разв. нац. школы, 2006. – 43 с.

5. Даргын-оол, Ч. Резкая континентальность тувинцев / Ч. Даргын-оол // Центр Азии. – 2004. – 13-19 авг. – № 32. - С.1, 4, 9.

6. Донгак, В.С. Этническая идентичность тувинцев: автореф. дис. … канд. социол. наук. / – СПб., 2003. – 25 с.

7. Доржу, З.Ю. Этнополитическая ситуация в Республике Тыва. Этносоциальные процессы в Сибири: тематический сборник / под ред. Ю.В. Попкова. – Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000. – Вып. 3. – С. 249-252.

8. Дьяконова, В.П. Детство в традиционной культуре тувинцев и теленгитов / В.П. Дьяконова // Традиционное воспитание детей у народов Сибири. - М.: Изд-во Наука, 1988. С. 152-185.

9. История Тувы: В 2 т. – Т.1. / под общ. ред. С.И. Вайнштейна, М.Х. Маннай-оола. – Новосибирск: Наука, 2001. – 367 с.

11. Кан, В. Этносоциальная ситуация в Туве / В.Кан // Плюс Информ. – 2009. - № 26. – С. 5-6.

12. Кенин-Лопсан, М.Б. Тыва чоннун бурунгу ужурлары. Традиционная этика тувинцев / М.Б. Кенин-Лопсан. – Кызыл: Институт усовершенствования учителей Респ. Тыва; Изд-во «Новости Тувы», 1994. – 345 с. – (на тув. яз.).

13. Кенин-Лопсан, М.Б. Тыва чанчыл. Тыва чоннун ыдыктыг чанчылдары. – Тувинские традиции. Книга вторая: Священные традиции тувинского народа / М.Б. Кенин-Лопсан. – Кызыл: Изд-во Новости Тувы. – 1999. – 352 с. – (на тув. яз.).

14. Кенин-Лопсан, М.Б. Традиционная культура тувинцев: учеб. пособие / М.Б. Кенин-Лопсан. – Тув. книж. изд-во, 2006. – 230 с.

15. Кужугет, А.К. Традиционные нормы поведения и общения тувинцев: структура и трансформация / А.К. Кужугет. – Кемерово: КемГУКИ, 2006. – 320 с.

16. Кужугет, А.К. Духовная культура тувинцев в быту // Культура тувинцев: традиция и современность / А.К. Кужугет. - Кызыл, 1989. - С. 65-73.

17. Курбатский, Г.Н. Тувинцы в своем фольклоре (историко-этнографические аспекты тувинского фольклора) / Г.Н. Курбатская. – Кызыл: Тув. книж. изд-во, 2001. – 464 с.

18. Ламажаа, Ч. Правители степного бала. Возможна ли модернизация в Туве? / Ч. Ламажаа // Центр Азии.- № 21 (26 мая-1 июня 2006 г.), № 22 (2-8 июня 2006 г.).

19. Ламажаа, Ч. Когорты века / Ч. Ламажаа // Центр Азии.- № 11 (21 марта 2008 г.), № 12 (28 марта 2008 г.).

20. Ламажаа, Ч.К. Клановость в политике регинов России: тувинские правители / Ч.К. Ламажаа. – СПб: Алетейя, 2010. – 208 с.

21. Ламажаа, Ч.К. Тува между прошлым и будущим / Ч.К. Ламажаа. – М.: Изд-во ООО НИПКЦ Восход-А, 2008. – 500 с.

22. Маннай-оол, М.Х. Тувинцы: Происхождение и формирование этноса / М.Х. Манннай-оол. – Новосибирск: Наука, 2004. – 166 с.

23. Маркус, С.В. Тува: Словарь культуры / С.В. Маркус. – М.: Академический проект, Трикста, 2006. – 832 с.

24. Монгуш, М.В. Ламаизм в семейной жизни тувинцев / М.В. Монгуш // Культура тувинцев: традиция и современность. - 1989. - С. 58-64.

25. Монгуш, М.В. Тувинцы Монголии и Китая: Этнодисперсные группы: (История и современность) / М.В. Монгуш. – Новосибирск: Наука, 2002. – 126 с.

26. Монгуш, М.В. Тувинцы в Китае: проблема истории, языка и культуры. Ученые записки. Серия историческая. Выпуск 18. / М.В. Монгуш. - Кызыл, 1995. - С.30-56.

27. Москаленко, Н.П. Основные проблемы этнополитической истории Тувы в 20 веке: Автореф. дис. …канд. ист. наук. - М.: 2000. – 25 с.

28. Ондар, Л.М. К проблеме изучения национального самосознания / Л.М. Ондар
// Башкы. – Кызыл, 2000. – №2. – С.57-60.

29. Ондар, Л.М. Особенности национального самосознания студентов ТывГУ / Л.М. Ондар // Становление и развитие науки в Туве. – Часть 2. – Кызыл: ТывГУ, 2000. – С.8-9.

30. Ондар, Л.М. О формировании национального самосознания в онтогенезе / Л.М. Ондар // Актуальные проблемы сохранения и развития языков, культур и истории народов Саяно-Алтая. – Абакан: ИСАТ, 2001. – С. 209-214.

31. Ондар, Л.М. Этапы развития национального самосознания тувинцев / Л.М. Ондар // Россия и Тува: 60 лет вместе. – Кызыл: ТывГУ, 2004. – С. 152-156.

32. Ондар, Л.М. Национальное самосознание личности: монография /
Л.М. Ондар. – Абакан: ООО «Книж. изд-во Бригантина, 2009. – 172 с.

33. Ондар, Л.М. О результатах исследования этнической идентичности в старшем школьном возрасте / Л.М. Ондар // Вестник Тывинского государственного университета. Социальные и гуманитарные науки. № 1. – Кызыл, 2009. – С. 90-95.

34. Ондар, Л.М. Воспитание толерантности: взаимодействие школы и семьи / Л.М. Ондар // Педагогика любви: Материалы международной научно-практической конференции «Этнопедагогическое наследие народов Сибири и Центральной Азии». 8-12 июля 2009 г. / под науч. ред. А.С.Шаалы, Г.Д.Сундуй – Кызыл: Издательско-полиграфический отдел Билиг, Института развития национальной школы. – 2009. – С. 102-104.

35. Ондар, Л.М. Методики исследования национального самосознания личности в подростковом возрасте / Л.М. Ондар // Башкы. – 2009. – № 3. – С. 84-89.

36. Ондар, Т.А. К вопросу о национальном этикете тувинцев / Т.А. Ондар // Башкы. - 2007. - № 2. – С. 53-61.

37. Ондар, Т.А. Социализация детей в тувинской традиционной культуре / Т.А. Ондар // Научные труды Тывинского государственного университета /Материалы ежегодной научно-практической конференции. Выпуск 5, том II. – Кызыл: Издательство ТывГУ, 2007. - С.212-215.

38. Резников, Е.Н., Этнопсихологические характеристики народа тыва: теория и практика / Е.Н. Резников, Н.О.Товуу – М.: ПЕР СЭ, 2002. – 223 с.

39. Салчак, К.Б., Краткий русско-тувинский толковый словарь психологических терминов / К.Б. Салчак, Л.М. Ондар, К.К. Сотпа. – Кызыл: ТывГУ – 2002. – 78 с.

40. Сердобов, Н.А.. История формирования тувинской нации / Н.А. Сердобов. - Кызыл: Тув. кн. Изд-во, 1971 – 481 с.

41. Социально-психологические исследования: этнос тыва на рубеже веков (XX-XXI вв.): коллективная монография / под редакцией Н.О. Товуу. – Кызыл: Изд-во ТывГУ, 2009. – 271 с.

42. Сувандии, Н.Д. Наречение именем у тувинцев. Этносоциальные процессы в Сибири: Тематический сборник / под ред. Ю.В. Попкова. – Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000. – Вып. 3. – С. 72-74.

43. Традиционная культура тувинцев глазами иностранцев (конец 19 – нач.
20 в.) / сост. А.К. Кужугет. – Кызыл: Тув. кн. изд-во. – 2002. – 224 с.

44. Урянхай. Тыва дептер. Антология научной и просветительской мысли о древней тувинской земле и ее насельниках, об Урянхае – Танну-Туве, урянхайцах - тувинцах, о древностях Тувы. [Текст]: в 7 т. Т.3: Урянхайский край. Тувинско-русские отношения (начало XVII - начало XX вв.) / сост. С.К. Шойгу. – М.: СЛОВО/SLOVO, 2007. – 608 с.

45. Урянхай. Тыва дептер. Антология научной и просветительской мысли о древней тувинской земле и ее насельниках, об Урянхае – Танну-Туве, урянхайцах - тувинцах, о древностях Тувы. [Текст]: в 7 т. Т.4: Урянхайский край: от Урянхая к Тану-Туве / сост. С.К. Шойгу. – М.: СЛОВО/SLOVO, 2007. – 552 с.

46. Урянхай. Тыва дептер. Антология научной и просветительской мысли о древней тувинской земле и ее насельниках, об Урянхае – Танну-Туве, урянхайцах - тувинцах, о древностях Тувы. [Текст]: в 7 т. Т.5: Урянхайский край: перекресток мнений (конец XIX- начало XX вв.) / сост. С.К. Шойгу. – М.: СЛОВО/SLOVO, 2007. – 736 с.

47. Урянхай. Тыва дептер. Антология научной и просветительской мысли о древней тувинской земле и ее насельниках, об Урянхае – Танну-Туве, урянхайцах - тувинцах, о древностях Тувы. [Текст]: в 7 т. Т.6: Танну-Тувинская Народная республика (1921-1944) / сост. С.К. Шойгу. – М.: СЛОВО/SLOVO, 2007. – 584 с.

Г.М. Андреева Психология социального познания. Учебное пособие. Гриф Минобр.

288 стр., 2004 г. Издательство: Аспект-пресс купиь книгу http://www.kdu.ru/description.aspx?product_no=141248

ISBN 5-7567-0248-2

Учебное пособие представляет собой изложение одной из важнейших составных частей социальной психологии - психологии социального познания, в которой осуществляется анализ того, как человек воспринимает окружающий социальный мир, как в его сознании строитсяобраз этого мира. В пособии, подготовленном на факультете психологии МГУ для одноименного спецкурса, подробно описывается процесс `когнитивной работы` человека с социальной информацией, его `эмоциональное сопровождение`, детерминирующие его социальные факторы, а также формирование представлений об отдельных элементах социального мира. Для студентов, аспирантов, преподавателей психологических и педагогических специальностей вузов.

Г.М.Андреева

ПСИХОЛОГИЯ

АСПЕКТ-ПРЕСС

МОСКВА

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ

Первое издание настоящей работы вышло в 1997 г. и явилось своеобразным результатом спецкурса с тем же названием, прочитанного студентам, специализирующимся по социальной психологии, на факультете психологии МГУ. В то время это было, пожалуй, первое, более или менее систематическое изложение проблем психологии социального познания в нашей стране, которое представляло собой достаточно лаконичное учебное пособие. Его цель состояла в том, чтобы очертить предмет, обозначить проблематику относительно новой области социальной психологии, которая, впрочем, уже получила достаточное развитие во многих странах. Отсюда некоторые особенности изложения материала в первом издании: его зачастую обзорный характер, ограниченный набор имен исследователей, работающих в данном направлении, сведенные до минимума ссылки на конкретные эксперименты и т.д. Кроме того, были лишь обозначены возможные линии разработки проблематики - уже существующие и будущие - в отечественной социальной психологии.

За время, прошедшее с тех пор, многое изменилось. Психология социального познания по-прежнему продолжает активно развиваться в мировой социальной психологии; вместе с обогащением ее проблематики умножается и количество критических замечаний в ее адрес, зачастую связанных с общими, «глобальными» поисками всей системы социально-психологического знания в конце XX столетия и на рубеже тысячелетия. С другой стороны, психология социального познания наращивает свой потенциал и в отечественной науке: появилось довольно много оригинальных экспериментальных и эмпирических исследований, осуществляемых в том числе и молодыми учеными, в свое время прослушавшими этот курс; сделаны интересные попытки практического приложения идей, разработанных в теоретических подходах. Кроме того, в последние годы были опубликованы переводы нескольких фундаментальных зарубежных работ, содержащих большой объем информации по обсуждаемым проблемам. Многочисленные встречи автора с зарубежными коллегами, в ходе которых обсуждались проблемы социального познания, также способствовали обозначению новых направлений в исследованиях.

Все это заставило существенно переработать и дополнить опубликованную ранее книгу. Участь автора, который «пожизненно» является университетским профессором, такова, что любоеегопроизведение почти неизбежно несет на себе печать учебного издания. Поэтому подобный стиль сохранен и в предлагаемой работе. Однако ряд изменений в тексте направлен на то, чтобы представить область психологии социального познания в ее более современном виде как с точки зрения ее большей включенности в общий контекст - социальный и интеллектуальный, так и с точки зрения просто большей подробности преподнесения материала, придания ему более традиционной «академической» формы.

Не могу отказать себе в удовольствии выразить самую сердечную благодарность моим студентам и коллегам по кафедре социальной психологии МГУ, от которых я многократно получала «обратную связь» по поводу первого издания книги, что существенно помогло мне при ее доработке. Я благодарна также моим аспирантам, многие из которых рискнули связать свою научную судьбу с исследованиями в области, ранее не пользующейся особым вниманием в отечественной научной литературе; в самое последнее время, в частности, в парадигме психологии социального познания защищены диссертации Ю. А. Калашниковой - об имплицитных теориях личности, И. Б. Бовиной - о факторах ошибочных групповых решений, Н. Ю. Белоусовой - об особенностях переговоров между представителями различных организационных культур, С. А. Липатовым - о способах социально-психологической диагностики организационной культуры; подготавливаются работы о роли ценностей в социальном познании, о формировании социальной идентичности и др. Многие идеи психологии социального познания нашли свое отражение в докторских диссертациях в прошлом моих аспирантов и соискателей (Т. Г. Стефаненко, Т. Ю. Базарова). За авторами этих работ следуют представители и более молодых поколений, которым хочется передать эстафету.

Все это в значительной степени способствовало подготовке второго - дополненного - издания данной книги.

INCLUDEPICTURE "kdu.ru/bookCovers/42240.jpg" * MERGEFORMATINET
Г.М. АндрееваПсихология социального познания. Учебное пособие. Гриф Минобр.
288 стр., 2004 г. Издательство: Аспект-пресс купиь книгу "kdu.ru/description.aspx?product_no=141248" kdu.ru/description.aspx?product_no=141248
ISBN 5-7567-0248-2
Учебное пособие представляет собой изложение одной из важнейших составных частей социальной психологии - психологии социального познания, в которой осуществляется анализ того, как человек воспринимает окружающий социальный мир, как в его сознании строитсяобраз этого мира. В пособии, подготовленном на факультете психологии МГУ для одноименного спецкурса, подробно описывается процесс `когнитивной работы` человека с социальной информацией, его `эмоциональное сопровождение`, детерминирующие его социальные факторы, а также формирование представлений об отдельных элементах социального мира. Для студентов, аспирантов, преподавателей психологических и педагогических специальностей вузов.

Г.М.АНДРЕЕВА

ПСИХОЛОГИЯ
СОЦИАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ

АСПЕКТ-ПРЕСС
МОСКВА
2000

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ

Первое издание настоящей работы вышло в 1997 г. и явилось своеобразным результатом спецкурса с тем же названием, прочитанного студентам, специализирующимся по социальной психологии, на факультете психологии МГУ. В то время это было, пожалуй, первое, более или менее систематическое изложение проблем психологии социального познания в нашей стране, которое представляло собой достаточно лаконичное учебное пособие. Его цель состояла в том, чтобы очертить предмет, обозначить проблематику относительно новой области социальной психологии, которая, впрочем, уже получила достаточное развитие во многих странах. Отсюда некоторые особенности изложения материала в первом издании: его зачастую обзорный характер, ограниченный набор имен исследователей, работающих в данном направлении, сведенные до минимума ссылки на конкретные эксперименты и т.д. Кроме того, были лишь обозначены возможные линии разработки проблематики - уже существующие и будущие - в отечественной социальной психологии.
За время, прошедшее с тех пор, многое изменилось. Психология социального познания по-прежнему продолжает активно развиваться в мировой социальной психологии; вместе с обогащением ее проблематики умножается и количество критических замечаний в ее адрес, зачастую связанных с общими, «глобальными» поисками всей системы социально-психологического знания в конце XX столетия и на рубеже тысячелетия. С другой стороны, психология социального познания наращивает свой потенциал и в отечественной науке: появилось довольно много оригинальных экспериментальных и эмпирических исследований, осуществляемых в том числе и молодыми учеными, в свое время прослушавшими этот курс; сделаны интересные попытки практического приложения идей, разработанных в теоретических подходах. Кроме того, в последние годы были опубликованы переводы нескольких фундаментальных зарубежных работ, содержащих большой объем информации по обсуждаемым проблемам. Многочисленные встречи автора с зарубежными коллегами, в ходе которых обсуждались проблемы социального познания, также способствовали обозначению новых направлений в исследованиях.
Все это заставило существенно переработать и дополнить опубликованную ранее книгу. Участь автора, который «пожизненно» является университетским профессором, такова, что любое его произведение почти неизбежно несет на себе печать учебного издания. Поэтому подобный стиль сохранен и в предлагаемой работе. Однако ряд изменений в тексте направлен на то, чтобы представить область психологии социального познания в ее более современном виде как с точки зрения ее большей включенности в общий контекст - социальный и интеллектуальный, так и с точки зрения просто большей подробности преподнесения материала, придания ему более традиционной «академической» формы.
Не могу отказать себе в удовольствии выразить самую сердечную благодарность моим студентам и коллегам по кафедре социальной психологии МГУ, от которых я многократно получала «обратную связь» по поводу первого издания книги, что существенно помогло мне при ее доработке. Я благодарна также моим аспирантам, многие из которых рискнули связать свою научную судьбу с исследованиями в области, ранее не пользующейся особым вниманием в отечественной научной литературе; в самое последнее время, в частности, в парадигме психологии социального познания защищены диссертации Ю. А. Калашниковой - об имплицитных теориях личности, И. Б. Бовиной - о факторах ошибочных групповых решений, Н. Ю. Белоусовой - об особенностях переговоров между представителями различных организационных культур, С. А. Липатовым - о способах социально-психологической диагностики организационной культуры; подготавливаются работы о роли ценностей в социальном познании, о формировании социальной идентичности и др. Многие идеи психологии социального познания нашли свое отражение в докторских диссертациях в прошлом моих аспирантов и соискателей (Т. Г. Стефаненко, Т. Ю. Базарова). За авторами этих работ следуют представители и более молодых поколений, которым хочется передать эстафету.
Все это в значительной степени способствовало подготовке второго - дополненного - издания данной книги.
Г. Андреева

ВВЕДЕНИЕ

Психология социального познания относительно недавно заявила о себе как о самостоятельной области психологической науки, хотя познание человеком окружающего мира - одна из сквозных проблем культуры. В ней легко просматриваются самые различные аспекты, которые соотнесены с двумя важнейшими сферами существования человека: со сферой осознания им той реальности, частью которой он является, осмысления связей как внешнего мира, так и своих связей с этим миром и, конечно, со сферой его деятельности в мире, немыслимой без такого осознания. Такой глобальный характер проблемы заставляет рассматривать ее в самых различных измерениях - в философии, искусстве, науке и в определенных областях практики. Естественно, что в каждом из этих измерений проблема обретает свой особый вид, диктует способы подхода к ней. Так складывается своя традиция анализа в каждой из перечисленных сфер. Специфическое решение предложено в психологии.
Само содержание термина «социальное познание» претерпевает здесь существенное изменение. В большинстве философских и социологических подходов речь идет о тех способах, методах, руководствуясь которыми можно изучить (познать) социальную реальность. Социальное познание в такой трактовке - это научное познание всей совокупности социальных явлений, отношений, фактов; задача и способы ее решения исследователями. Второй акцент, который в принципе также отмечался, - это познание социального мира обыденным человеком, непрофессионалом, познание им повседневной реальности своей собственной жизни. «Социальное познание» в данном случае - не научное знание, а то «знание», которое складывается в непосредственном жизненном опыте каждого человека. Последний выступает как «наивный психолог» или, в крайнем случае, как «наивный ученый» .
Социальная психология категорически заявила о том, что ее интерес к социальному познанию связан с этим вторым возможным акцентом. Можно привести много причин того, что такой подход стал особенно актуален во второй половине столетия. Усложнение общественной жизни, проявляющееся и в убыстрении социальных процессов, и в возникновении новых форм и «сечений» общественных институтов, и во все умножающихся бурных социальных изменениях, а порою катаклизмах, требует от обыденного человека, рядового члена общества достаточной степени понимания того, что же происходит вокруг.
Ориентация в окружающем мире, естественно, всегда была потребностью человека, но она резко возрастает в новой ситуации: ориентироваться в новом, сложном мире можно только умея более или менее адекватно интерпретировать наблюдаемые факты; без такой интерпретации легко утерять смысл как происходящего, так и своего собственного места в нем. Бурный темп социальных изменений, развитие средств массовой информации требуют от человека не только большей адаптации к социуму, но и умения «совладать» с новой ситуацией, т.е. оптимизировать деятельность в ней, следовательно, лучше понять, как соотносятся наши знания о мире с изменениями в нем. Таким образом, познание социального мира обыденным человеком становится специальным предметом исследования.
Самыми ближайшими «предшественниками» собственно психологии социального познания являются разделы общей психологии, посвященные исследованию познавательных процессов, в частности особая ветвь ее, заявившая о себе в последнее время, - когнитивная психология и социальная психология в той ее части, где изучаются проблемы социальной перцепции (межличностного и межгруппового восприятия), теорий когнитивного соответствия и атрибутивных процессов. Центральная идея, которая положена в основу исследований психологии социального познания, заключается в следующем: хотя познание человеком окружающего мира, потребность в этом познании так же стары, как и само существование человека, специфика познания окружающего социального мира не всегда достаточно четко обозначалась. Психология социального познания призвана восполнить этот пробел: она ставит своей задачей раскрыть механизмы, посредством которых человек осознает себя частью той социальной реальности, в которой он живет и действует, а также всю совокупность социальных факторов, которые обусловливают эти процессы. Иными словами, это вопрос о том, как человек строит образ социального мира или «конструирует» социальный мир. Под «конструированием» понимается приведение в систему информации о мире, организация этой информации в связные структуры с целью постижения ее смысла. Ее результатом является построение образа социального мира, который предстает перед человеком как определенная социальная реальность. По выражению У. Томаса, «если люди воспринимают некоторую ситуацию в качестве реальной, то она будет реальной и по своим последствиям» [см. 47, с. 66]. Следовательно очень важно проанализировать процесс, в ходе которого такая реальность «конструируется».
Одно из первых определений психологии социального познания делало акцент на исследование того, каким образом люди осмысливают свое положение в реальном мире и свои отношения с другими людьми. Иными словами, с самого начала существования этой области знаний подчеркивалась такая важнейшая черта социально-познавательного процесса, как получение знания о мире и осмысление его. Но как раскрыть смысл окружающего социального мира? Ответ на этот вопрос психология искала на протяжении всей своей истории. Два обстоятельства были раскрыты на этом пути.
Во-первых, было установлено, что психология - не зеркало, а потому познание не есть простое пассивное приспособление человека к внешнему миру. Более того: человек познает мир в зависимости от того, как он действует в нем, и вместе с тем действует в нем в зависимости от того, как он познает его. Значит, и в случае социального познания прежде всего необходимо вскрыть именно связь между познанием и действием человека. Во-вторых, сам процесс познания уже давно был истолкован тоже не как простое фиксирование внешних связей и отношений, но как своеобразная реконструкция их, а следовательно, как создание определенной внутренней картины мира, при построении которой роль того, кто ее строит, особенно велика. Об этом хорошо сказано у Е. Мелибруда: «Восприятие и понимание людей скорее напоминает процесс создания картины художником или фильма режиссером, чем записывание на магнитофон или процесс фотографирования» .
Хотя все это может быть отнесено ко всякому познанию вообще, и в том числе к познанию физического мира, в отношении к познанию социального мира возникает целый ряд дополнительных условий и обстоятельств. Социальное познание есть всегда двусторонний процесс: воспринимаемый человек в тот же самый момент воспринимает и «воспринимающего», что исключено при восприятии, например, стола или какого-нибудь другого предмета. Воспринимаемый человек или какое-либо социальное действие изменчиво, что также отличает объект восприятия от физического объекта. Стол, который может фигурировать в качестве объекта восприятия в физическом мире, и через год будет тем же столом
(его старение не в счет), а вот человек через год может оказаться совсем другим. Поменять свой облик может и воспринятый некоторое время тому назад характер отношений между людьми, какой-либо социальный институт, политическая партия, массовое движение. Процесс социального познания поэтому намного сложнее, и возможности действительного осмысления социального мира в большей степени связаны с активным действием субъекта познания. Поиск смысла окружающего социального мира может быть осуществлен человеком только в процессе деятельного освоения им этого мира и при условии «умения» рисовать картину этого мира, что трудно, сопряжено со многими ошибками, но, как справедливо замечает Д. Майерс, «изысканный анализ несовершенства нашего мышления уже сам по себе является данью человеческой мудрости» .
Вряд ли нужно говорить об огромном практическом значении такого рода исследований, особенно в современном сложном мире. Психология, если она хочет действительно помочь человеку ориентироваться в системе социальных связей, противоречий, должна описать и объяснить те особенности, которые свойственны человеку в постижении многообразия его отношений с другими людьми, социальными институтами, сложной мозаикой социальных явлений. Выявить, каковы психологические и социальные факторы, делающие адаптацию человека в современном мире успешной или, напротив, неуспешной, помочь ему «совладать» с обстоятельствами - значит оказать ему существенную практическую помощь для ориентации в нестабильном мире, в условиях радикальных социальных преобразований.
Изучение этих двух факторов и составляет фокус интереса психологии социального познания. А если учесть, что процесс «овладения» человеком социальной реальностью осуществляются на всем протяжении его жизни, то можно добавить и третий узел интереса - конструирование социального мира на разных этапах социализации. Психология социального познания примыкает в данном вопросе к психологии развития.
Что касается самого термина «психология социального познания» (в англоязычной литературе «социальное познание»), то он получил распространение с начала 70-х гг. В настоящее время имеется довольно обширная литература по проблемам этой области знания. В качестве специального раздела она включена во все учебники и руководства по социальной психологии, начиная с 80-х гг. Наиболее фундаментальный труд - «Социальное познание» С. Фиске и Ш. Тэйлор, вышедший в 1984 и 1991 гг. . Как указывают сами авторы, книга явилась ответом на те затруднения («кризис»), которые обнаружились в социальной психологии в начале 80-х гг., и попыткой обрисовать некоторые новые подходы. Кроме этой работы, можно упомянуть книгу Ф. Серафика «Развитие социального познания в контексте» , работу В. Деннона «Социальное познание: новые направления в исследовании развития ребенка» . По мере развития проблематики в ней, как, впрочем, и вообще в социальной психологии второй половины XX в., обозначилось некоторое противостояние американской и европейской традиций .
В европейской социальной психологии развитие данной проблемной области связано прежде всего с именами А. Тэшфела и С. Московиси. Уже в работе А. Тэшфела и К. Фрейзера «Введение в социальную психологию», изданной в 1978 г. , основная проблематика психологии социального познания была обозначена в специфическом ключе. Предвосхищая более позднюю критику «американского» подхода, делающего акцент на изучение индивидуальных механизмов социального познания, в работе Тэшфела и Фрейзера были особо исследованы социальные детерминанты этого процесса. Развитие предложенных здесь идей содержится в фундаментальной работе под редакцией М. Хьюстона, В. Штребе, Дж. Стефенсона «Введение в социальную психологию» , являющейся сегодня основным европейским учебником по социальной психологии. Значительное внимание уделено проблемам психологии социального познания в социологической работе 77. Бергера и Т. Лукмана «Социальное конструирование реальности» . Эта проблематика занимает прочное место на всех последних международных и европейских конгрессах по психологии и социальной психологии. Особое внимание ей уделяется в исследованиях членов Европейской Ассоциации Экспериментальной Социальной Психологии (ЕАЭСП).
Вместе с этим в традициях отечественной общей психологии давно не только представлены фундаментальные подходы к проблемам социального познания, но и проведены многочисленные экспериментальные исследования. К сожалению, они до сих пор не сведены воедино и часто просто «не прописаны» в терминах, принятых ныне в изучаемой области, хотя по глубине анализа не только не уступают современным исследованиям, но порою превосходят их. Настало время «организационного оформления» этой отрасли психологии и в нашей стране, что особенно актуально в период радикальных социальных преобразований.

Глава I ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ

Психология социального познания как отдельная самостоятельная область исследования возникла из двух источников: непсихологических (философия, социология познания) и психологических (определенные разделы общей психологии, психосемантика, когнитивная психология, социальная психология). Поэтому необходимо кратко охарактеризовать каждый из этих источников (рис. 1).

1. ФИЛОСОФИЯ

Сама проблема человеческого знания является старейшей проблемой философии, она обсуждалась в разных аспектах в рамках специальной области - теории познания. Однако как в истории философской мысли древности, так и в более поздних концепциях XVII-XIX вв. проблема социального познания как таковая не ставилась. Утверждая это, следует сразу же пояснить, что именно понимается под «социальным познанием». Как уже отмечалось, более позднее употребление данного термина предполагает исследование того, как человек познает социальный мир (что именно познаем - это второй вопрос). Однако наряду с этим существует и другая трактовка термина, когда под «социальным познанием» понимается социальная обусловленность познавательного процесса. В этом втором понимании проблема насчитывает значительно более длинную историю. И философская традиция если и имела дело с названной проблемой, то рассматривала ее как идею связи по-, знания человека с реальными условиями его существования в социальном мире. Лишь значительно позже, в философии начала XX в., была предложена постановка вопроса, имеющая отношение к первому значению термина, и то в специфической форме, а именно как проблема единства (или различия) двух форм познания: физического и социального (духовного) мира. На ранних же этапах развития философского знания можно усмотреть лишь отдельные

Обозначения: МЛВ - межличностное восприятие; ТКС - теории когнитивного соответствия; КА - каузальная атрибуция.

Рис. 1. Теоретические источники психологии социального познания фрагменты проблемы, которые, как правило, входили составной частью в теорию познания, разрабатываемую тем или иным философом.

С первым таким фрагментом мы сталкиваемся уже в античной философии, например в концепции Платона. В его терминологии различие проводится между «истинным знанием» и «мнением». Если первое относится только к миру духовных сущностей - идей, то второе годно для познания чувственных вещей, которые изменчивы и непостоянны, и потому относительно них невозможно истинное знание. Относится ли социальный мир - человеческие отношения - к «духовным сущностям» или к «вещам», из предложенного деления не ясно. Ясно, однако, что в принципе возможны два различных вида знания, которые не равноценны друг другу.
В философии Нового времени теоретико-познавательная проблематика присутствует практически у каждого крупного мыслителя, однако и здесь нет постановки вопроса о социальном познании в законченной форме - ни в одной из возможных трактовок этого понятия. Лишь через некоторые подходы интересующая нас проблематика может быть прослежена. Естественно, в данном кратком обзоре нет возможности, да и необходимости дать развернутую характеристику многочисленных философских концепций, важно отметить лишь наиболее существенные вехи.
Первая из них - это философия XVII в. Учению о познании, которое разрабатывали все ее представители, предшествовало развитие идеи о том, что человек - часть природы, но ему присуща важнейшая способность - разумно мыслить, что обеспечивает свободу действия. Но для того чтобы это разумное начало полностью проявило себя, необходимо «очистить», освободить его от всего того, что ему мешает. Первым с этой идеей выступил Фрэнсис Бэкон, в своей работе «Новый Органон» изложивший взгляд на совпадение знания и могущества человека. Истинному знанию, по Бэкону, препятствуют «призраки», от которых следует освободиться. Это призраки: рода (заблуждения, которые коренятся в самой природе человека, в частности в его «страстях»), пещеры (заблуждения, навязываемые человеку его непосредственной средой), рынка (заблуждения, происходящие от общения людей между собой, например из-за неправильного употребления слов), театра (заблуждения на основе усвоения прежних неверных идей, например, идущих от ложных философских концепций). «Очищение» разума предполагает обучение тому, как избегать влияния призраков. Как справедливо отмечает Н. В. Мотрошилова, «общий смысл учения о призраках определяется этой его социально-воспитательной функцией» .
Следующие ключевые фигуры, с именами которых связаны две различные тенденции в дальнейшем развитии учения о знании, - это Рене Декарт и Томас Гоббс. Декарт является автором знаменитого утверждения cogito ergo sum («мыслю, следовательно существую»), смысл которого в утверждении силы разума; задача его - господство над силами природы. Но апелляция к разуму не исключает другого важнейшего принципа - принципа сомнения. Оно возникает потому, что на разум влияют «иллюзии и чувства», человеческие страсти. Лишь освобождение от них будет означать, что разум очистился, и человек начнет в полном смысле слова «думать». Декарт раскрывает и смысл познавательного акта: человек должен научиться «расчленять» вещи для их познания. Важными элементами познавательного процесса являются сам познающий субъект и метод. Концепция Декарта - это последовательный рационализм.
Его оппонентом выступил Т. Гоббс. Не касаясь подробно полемики этих двух мыслителей, отметим лишь самый существенный шаг, сделанный Гоббсом в обогащении философских представлений о познании. Гоббс предположил, что для более глубокого понимания сущности познания нужно обнаружить связи между людьми, осуществляющими познавательный процесс, поскольку люди передают друг другу знания, воплощенные в слова («метки»). Тем самым в процесс познания вводится коммуникация. Гоббс полагал, что если бы даже человек выдающегося ума посвятил все свое время мышлению и изобретению соответствующих меток для подкрепления своей памяти и преуспел благодаря этому в знаниях, то ему самому эти старания явно принесли бы небольшую пользу, а другим - вовсе никакой. Только тогда, когда эти метки памяти являются достоянием многих и то, что изобретено одним, может быть перенято другим, наука может развиваться на благо и ради спасения всего человеческого рода. Только благодаря коммуникации один человек может обучать другого, увещевать его и советоваться с ним. Опираясь на эти мысли Гоббса, можно сделать вывод о том, что им предложена в своеобразной форме идея социальной детерминированности знания - через признание роли коммуникации в познавательном процессе.
Впоследствии, в конце XVIII в., две линии, намеченные Декартом и Гоббсом, будут продолжены другими мыслителями: линия рационализма Декарта - Г. Лейбницем и линия социальной обусловленности познания - Д. Локком. В интересующем нас контексте важно рассмотреть последний подход.
Джон Локк в духе общих тенденций развития философии этого периода концентрирует свое внимание на проблеме научного исследования человека в противовес бесплодной схоластике. Этот новый подход предполагает привлечение целого комплекса различных научных дисциплин, что позволяет исследовать социальные связи и отношения людей. Отсюда интерес к проблемам государства, собственности, свободы. Все это имеет непосредственное отношение к проблемам познания. Подобно ключевой идее философов XVII столетия, разум и теперь провозглашается главной способностью человека. Но теперь его возможности раскрываются с точки зрения регуляции практического поведения человека с целью продолжения общественной жизни и «нахождения в ней удовольствия». Иными словами, разум рассматривается в связи с практическим поведением человека как «практический разум», что не может не означать изменения представления о субъекте познания: теперь это не абстрактный индивид, а человек, который должен в процессе познания ориентироваться не только на свои собственные устремления, но и на требования общества. С этим тезисом связаны и разнообразные подходы к анализу проблем свободы и морали, которые в разных формах решали другие мыслители этого периода (например, Д. Юм, который прямо говорит о «социальности», когда рассуждает о проблемах таких ценностей, как «добро» и «зло»).
Мы не останавливаемся подробно на всех пунктах теории познания Локка, в частности на его учении о происхождении идей, о первых началах человеческого знания, поскольку эти проблемы обычно достаточно подробно исследованы в истории психологии. Здесь важно вычленить те аспекты его концепции, которые непосредственно относятся к проблемам социального познания. В этом смысле огромный интерес представляет предложенная Локком социальная типология людей в отношении к применяемым ими способам познания. Вот два выделенных им типа. Иные люди редко рассуждают; они поступают и думают так, как им указывает пример других: родителей, соседей, служителей церкви и т.д. Другой тип - люди, искренне следующие разуму, но всегда скованные узкой точкой зрения, самомнением, отгороженностью от позиций других. Избавление от этих недостатков возможно лишь при внимательном отношении к тому, как ребенок начинает познавать с самых первых его опытов, выражаясь современным языком, с первых этапов социализации. В дальнейшем мы увидим, как эта идея реализована в современных концепциях психологии социального познания.
Предложенный беглый экскурс помогает понять, что в философии XVII-XVIII вв. идея связи познания и социальной жизни находила свое разнообразное признание. В обрисованной традиции эта идея принимала постулат о том, что индивидуальное познание всегда означает сплетение собственных желаний, устремлений и норм с требованиями общества. Но субъект познания - всегда, индивид, общество же - либо нейтральная среда, либо помеха его познанию, тем не менее оно определенным образом с познанием связано. Несмотря на целый ряд блестящих идей относительно процессов познания, мыслители XVII - первой половины XVIII в. оказались в довольно противоречивом положении. С одной стороны, они понимали и констатировали, что процесс познания реально осуществляется индивидами, с другой - сталкивались с тем обстоятельством, что смысл и содержание понятий, в особенности научных, выводит за пределы актуального человеческого существа, заставляет предположить существование надындивидуального разума. Попытка решения этого противоречия была предложена уже в более поздней философии, в частности в рамках традиции, представленной И. Кантом.
Иммануил Кант провозглашает сознание родовым, общечеловеческим образованием, социальным по своей природе. При этом индивидуальное знание рассматривается как приобщение к всемирно-историческому потоку знания через систему категорий и понятий, выработанных последним. Это означало принципиально новый взгляд как на природу знания, так и на содержание познавательного процесса. Вместе с тем многие исходные посылки теории познания Канта (его агностицизм, признание непознаваемой «вещи в себе») делают концепцию познания крайне противоречивой и требующей специального и скрупулезного исследования. Важно, однако, отметить, что в рамках идеалистической традиции XIX в. (в философии Канта и особенно в философии Гегеля) был поставлен четкий акцент на активную природу познания. Познающий субъект, как бы ни трактовалась сама природа познания, выступает в этой традиции как активное начало. Что же касается апелляций к более конкретным социальным факторам, детерминирующим процесс познания, то они в рамках этой традиции не обсуждались.
Новый виток идей, непосредственно связанных с социальным познанием, дает философия начала XX в. Здесь обозначается тот аспект, который был упомянут в начале обзора, а именно вопрос о специфике социального познания, его отличиях от познания физических объектов. Две противоположные точки зрения на этот предмет представлены двумя крупнейшими философскими школами.
Первая из них - это школа неокантианства, в частности та ее ветвь, которая получила название Фрейбургской (Баденской). Ее важнейшие представители - Вильгельм Виндельбанд и Генрих Риккерт. Основная идея Баденской школы заключалась в том, чтобы доказать принципиальное различие двух типов наук - «наук о природе» и «наук о культуре». Хотя Виндельбанд ставил вопрос не о различии объектов естественных и общественных наук, а лишь о различии способов познания в тех и других, по существу проблема вставала как различие двух классов объектов. Одни науки - естественные - отыскивают законы, другие - науки о культуре (прежде всего история) - описывают отдельные факты. Первый тип мышления Виндельбанд называет «номотетическим», т.е. постигающим законы, второй - «идиографическим», т.е. описывающим особенное, единичное. Хотя оба метода обладают равной ценностью, но второй - «идиографический» - долгое время оставался на заднем плане, в то время как его также необходимо активизировать, поскольку все, что имеет отношение к человеческому интересу и оцениванию, всегда «единично и однократно». В рассуждениях Виндельбанда отсутствуют ссылки на социальную реальность: речь почти все время идет об историческом знании, но тем не менее можно предположить, что социальная жизнь укладывается в русло этой же схемы, поскольку неоднократны апелляции к историческому процессу в целом.
Еще более подробно эти же идеи развиты в концепции Риккерта. Он различает те же два метода в познании разных сфер - природы и культуры, но именует их по-иному. Поскольку естественно-научное познание направлено на общее, его метод получил название «генерализирующий», в то время как историческое познание, имеющее дело с индивидуальными событиями, которые нельзя подвести под закон, использует метод «индивидуализирующий». Поэтому естествознание и историческая наука всегда должны находиться в принципиальной логической противоположности между собой. С этой точки зрения задача наук об обществе -не открытие естественных неизменных законов, но тщательное описание единичных фактов.
Однако фиксация всех вообще возможных фактов человеческого существования невозможна, необходимо иметь критерий для их отбора и оценивания. Именно в этом пункте работа исследователя-гуманитария отличается от работы естествоиспытателя: каждый факт не просто описывается, но происходит его «отнесение к ценности». Категория ценности, как и вся постановка проблемы ценностей в познании, - краеугольный пункт концепции Риккерта. Только понятие ценности дает, с его точки зрения, возможность выделить в историческом процессе существенное. Благодаря отнесению единичных исторических фактов к ценности, мы можем сконцентрировать свое внимание на той стороне исторического процесса, которая называется культурой. В конечном счете «отнесение к ценности» есть метод не только исторического, но и всякого теоретического познания, поскольку в каждом таком случае мы не просто получаем некоторое представление, но обсуждаем познаваемое, выносим о нем суждение.
Неокантианская традиция получила большое распространение в философии XX в. и прочно вошла в ее арсенал как идея разделения двух видов знания, как обоснование специфики познания мира культуры, а следовательно, и различных проявлений социальной жизни.
В противоположность этой традиции другая школа философии этого периода - позитивизм - выступила с принципиально иной трактовкой процесса познания. Родоначальником позитивизма был Огюст Конт, вместе с тем явившийся и создателем особой науки - социологии, которой он дал «имя и программу». Обоснование статуса этой новой научной дисциплины с позиций позитивистской философии - главная проблема работ Конта. В соответствии с общими исходными посылками философии позитивизма, требующей отказа от бесплодной «метафизики» и построения системы «позитивного» (т.е. «положительного») знания, Конт провозгласил важнейшей задачей социологии вырваться из плена метафизических спекуляций и утвердить себя на прочном фундаменте строго аналитического знания. Если социология хочет быть действительно наукой, она должна отбросить прежнюю философию и превратиться именно в «позитивное» знание.
Реальным средством для построения такой именно системы социологии является усвоение ею методов естественных наук, прежде всего физики. Только при условии развития социологии в качестве «социальной физики» возможен ее прогресс. Эта установка отразилась в терминологии Конта: в социологии выделены две части - социальная статика и социальная динамика. Все же общество рассмотрено как сложная система взаимодействия многих различных факторов, составляющих некоторое целое. Чтобы познать это целое, построить подлинно научное знание об обществе, опирающееся на факты, нужно уметь раскрыть «естественные законы», по которым общество функционирует: проанализировать условия, в которых происходят события, и связать их друг с другом естественными отношениями последовательности и подобия.
Хотя здесь и возникает ряд вопросов, например, о том, что означают «отношения последовательности и подобия», как они связаны с отношениями причинности, но несомненно, что общий замысел построения науки об обществе по моделям точных наук прописан достаточно четко. Принцип, которым руководствуется Конт при изложении способа познания социальной действительности, позже будет назван принципом «физикализма». Очевидно, что предложенная программа полностью расходилась с идеями неокантианской школы. Полемика между двумя различными ориентациями (позже они будут названы сциентистской и гуманистической) по проблемам познания социальных явлений продолжается практически до настоящего времени.
Вопрос о социальной обусловленности познания занял одно из центральных мест в философской концепции марксизма. Не случайно во многих современных руководствах по психологии социального познания имя Маркса упоминается среди авторов, внесших большой вклад в последующую разработку проблемы. Ключевая идея здесь заключается в том, что при анализе познавательной деятельности человека нельзя исходить из сознания как такового. Само сознание формируется в результате практической деятельности и воплощает в себе общественно-исторический опыт человечества. Да и сама познавательная деятельность носит социально обусловленный характер, включая в себя процесс коммуникации между людьми.
В концепции Маркса предложен целый набор проблем: и социальная детерминированность самого субъекта познания, и включение в процесс познания коммуникации, и общественная заданность языка исследователя. Как справедливо отмечает В. А. Лекторский, с точки зрения такого подхода сам индивидуальный субъект познания возникает лишь постольку, поскольку он включается в определенную объективную систему отношений к другим субъектам и «овладевает социальными способами деятельности. Иными словами, процесс познания возможен только при том условии, когда в нем используются эталоны, которые имеют социально-культурный характер...» . Многие из идей Маркса по поводу социальной обусловленности познания послужили основой для разработки психологической теории деятельности в отечественной психологии и трактовки на ее основе существа познавательных процессов.

2. СОЦИОЛОГИЯ

В целом для социологической традиции характерен высокий интерес к проблемам социального познания и знания. Здесь предпринято исследование социального познания как социального явления, где выделены следующие области: социальная детерминация форм знания, условий его хранения и использования в обществе различными социальными группами, социальная обусловленность типов знания в определенные эпохи, наконец, социальные институты и социальная структура производства знаний. Такое изменение фокуса исследований было обусловлено все большим отделением социологии от философии и превращением ее в самостоятельную науку. Провозглашенный Контом позитивистский подход к исследованию социальных явлений был первым протестом против «философских спекуляций» в познании социальной
жизни. Поэтому в процессе конституирования социологии проблематика познания все более и более трансформировалась, делая акцент не на философские принципы социального познания, а на анализ конкретных социальных условий его развития.
Некоторые новые подходы были заложены в трудах таких классиков социологии, как П. Сорокин, М. Вебер, Э. Дюркгейм. Так, в работе П. А. Сорокина «Социальная и культурная динамика» была высказана мысль о том, что именно доминирующая культура обусловливает, что считать истинным и что - ложным при познании социальных явлений. Сама социальная жизнь, по Сорокину, есть система разнообразных «социальных взаимодействий», объединенных в различные системы. Все эти системы интегрированы определенными ценностями, значениями. Люди и группы в своем поведении реализуют эти значения, или культурные ценности. Вся динамика общественной жизни детерминирована динамикой культуры, т.е. совокупностью тех изменений, которые происходят в системе «истин», «значений», «ценностей». Естественно, что процесс социального познания и должен быть ориентирован на познание последних. Таким образом, здесь, несмотря на спорность идеи детерминации развития общества только изменениями в культуре, поставлена вновь проблема роли ценностей в социальном познании, т.е. по существу высказан протест против физикалистского тезиса позитивизма о развитии общества по законам естественных наук.
Своеобразное решение вопроса о специфике познания социальных явлений предложено в работах Макса Вебера. По его мнению, для изучения социальной действительности социолог создает особые понятия, абстракции - «идеальные типы», при помощи которых он строит типологии различных общественных систем. Они есть именно конструкции исследователя, которые нужны для систематизации многочисленных и разрозненных фактов. Наличием таких «идеальных типов» метод Вебера как бы развивает дальше «идиографический метод» неокантианцев, ибо многообразие единичных и неповторимых фактов социальной жизни теперь может быть сведено к некоторым категориям. При этом, полагает Вебер, социолог руководствуется при создании «идеальных типов» определенными ценностями своего времени. Вебер, как и Сорокин, продолжал в социологии ту линию, которая была задана неокантианской традицией, выступившей против позитивизма с его отрицанием специфики познания социальных явлений.
Напротив, позитивистская традиция была продолжена в социологии Эмилем Дюркгеймом. Один из самых влиятельных социологов конца XIX - начала XX в., Дюркгейм в равной степени популярен и среди психологов. Что же касается социальной психологии, то она зачастую вообще оспаривает принадлежность Дюркгейма к социологии и склонна рассматривать его идеи как начальный этап формирования социально-психологического знания. В каком-то смысле это справедливо, особенно если обратиться к методу социального познания, который разрабатывал Дюркгейм. По его мнению, сущность общества составляет система «коллективных представлений», которые вырабатываются в обществе и не могут быть сведены к индивидуальным представлениям отдельных людей о каких-то общественных явлениях. Коллективное сознание не есть сумма индивидуальных сознаний, и для понимания существа общественной жизни недостаточно исследовать лишь формы индивидуального познания. По мнению Дюркгейма, группа, образуемая из ассоциированных индивидов, есть реальность совсем другого рода, чем каждый, индивид, взятый отдельно, и коллективные состояния существуют в группе раньше, чем коснутся индивида и сложатся в нем в форму чисто внутреннего психического состояния. Коллективное сознание как совокупность «коллективных представлений» существует объективно, его субстратом является общество. Поэтому «коллективные представления» можно рассматривать как разновидность «социальных фактов». Поскольку задача любой науки - познание фактов, необходимо разработать метод, который позволял бы исследовать факты особого рода - «социальные факты» (подробно см. ).
Дюркгейм разработал «Правила социологического метода», которые явились философски-методологическим введением к его творчеству. В «Правилах» - смесь определенных позитивистских тезисов (поскольку факты - вещь объективная, нужна натуралистическая установка для их изучения) и вместе с тем признания специфики социальной реальности (а значит, необходимости особого метода). Специфика социологического метода в том и состоит, чтобы разработать свои собственные приемы исследования. Так, при познании социальных фактов необходимо особое «социологическое» объяснение, которое нужно искать в природе самого общества: определяющая причина каждого социального факта должна быть отыскана среди предшествующих социальных фактов, а не в состояниях индивидуального сознания. Примерами такого рода социальных фактов, какими являются «коллективные представления», Дюркгейм считал правовую систему общества, этические нормы и ценности, религиозные верования, политические документы, произведения искусства, обычаи. Все эти явления существуют объективно, и вместе с тем они специфичны. Следовательно, и познание их должно быть осуществлено особым способом. Эта специфичность познания не должна препятствовать объективности при получении эмпирических фактов, для чего нужно исключать «колебания ума ученого» и добиваться строгих дефиниций и определения используемых понятий. Кроме того, при познании социальных фактов необходимо получение их достаточного количества. Отсюда у Дюркгейма высокая оценка статистики и требование ее широкого применения в социологическом методе.
Все богатство методологических соображений Дюркгейма (как и ряд их ограниченностей) неоднократно воспроизводится в последующих концепциях социального познания. Его идеи справедливо рассматривать как один из непосредственных источников формирования психологии социального познания.
Из приведенных примеров видно, что уже в классических социологических работах спектр проблем социального познания был значительно расширен по сравнению с теми, что решались в философии. Расширение это касалось прежде всего более четкого обозначения принципа детерминации социального познания социальными факторами, а значит, и понимания его природы. Особенно четко эти мысли прозвучали в рамках выделившейся самостоятельной области социологии - социологии знания (или социологии познания), предмет которой - исследование знания как социального явления. Родоначальниками ее были М. Шелер и К. Маннгейм.
Макс Шелер явился автором термина «социология знания» (его книга так и называется: «Формы знания и общество. Проблемы социологии знания», 1926). С его точки зрения, необходимо признание «фундаментального факта социальной природы всякого знания», что означает отвержение позиций ряда философов о каких-либо врожденных идеях. Задача социологии познания - обосновать специфику социального познания, а для этого прежде всего нужно обратиться к «социологии культуры», ибо именно в этой области фиксируются специфические явления человеческого общества: искусство, язык, письменность, нравы. Все это - также реальность общества, и социология познания должна соотнести область идеального и его значение для индивида. Общество, по мысли Шелера, не вмешивается во взаимодействие индивида с познанием какого-либо общественного явления, но лишь определяет выбор объектов познания. Иными словами, общество не столько определяет познание, сколько делает его возможным. Человеку свойственны некоторые идеальные ценности, константы, заданные определенной культурой, и человек должен реализовывать их в процессе познания. Социальные же условия играют роль «шлюзов», которые обеспечивают соотнесение этих констант с реальной действительностью. (По Шелеру, такое обеспечение достигается при помощи особого «закона преемственности».) Суть довольно сложных рассуждений Шелера заключается в утверждении необходимости корреляции единичных идей отдельного человека и стиля мышления эпохи, ее «этоса» (совокупности ценностей культуры).
Поэтому идея социальной детерминации познания, хотя она очень четко и определенно заявлена Шелером, находит в дальнейших его рассуждениях весьма специфическую разработку. Возможно, это связано с тем, что Шелер сознательно ставил перед собой цель преодолеть в своей социологии познания и марксизм (с его жесткой социальной детерминацией процесса познания), и позитивизм (с его отрицанием роли ценностей в социальном познании). Непоследовательность Шелера проявилась в том, что он не распространяет тезис о социальной природе на область так называемого «истинного знания», в котором человеческий дух может преодолеть воздействие социальных интересов.
Другим видным представителем социологии познания является Карл Маннгейм, который впервые ввел в обиход науки термин «социальное познание»; этим термином обозначалась социальная обусловленность всякого познания, хотя позже и здесь были введены ограничения. Строго социально обусловленным является лишь «историческое познание», а «познание природы» в определенной степени отделено от воздействия общества. Правда, и в первом случае можно обнаружить сферы, «свободные» от общества, которые только и есть истинное знание. Зависимость же знания от общества есть всегда искажение его, поскольку оборачивается зависимостью от определенной идеологии.
«Механизм» этого искажения раскрывается следующим образом. При анализе любых продуктов духовной деятельности (а «историческое познание» имеет дело именно с ними) обязательно надо учитывать намерение субъекта деятельности. Через это намерение человек вписывается в систему социальной реальности, на нем основывается его «идеология» (термин, который Маннгейм ввел позже). В конечном счете эта идеология отражает точку зрения познающего и действующего субъекта, продиктованную его социальным, и прежде всего классовым, положением в обществе. В этом пункте Маннгейм соглашается с Марксом. Он даже полагает, что фундаментальным принципом социологии познания является признание не просто социальной, но именно классовой обусловленности познания. Но эта классовая позиция всегда ограничена: никакой класс не может претендовать на полное познание исторических (и социальных) фактов и явлений.
Поэтому в действительности такая идеологическая зависимость исторического познания отличает его от познания «истинного». Полная и подлинная истина может быть найдена только «независимыми интеллигентами», которые не привязаны ни к какой идеологической позиции и которые обладают возможностью принять любую позицию. В этой части рассуждений Маннгейм расходится с Марксом В целом же провозглашенная идея социальной обусловленности всякого познания оказывается в значительной степени «урезанной»,
Несмотря на многочисленные ограничения и оговорки, концепции Шелера и Маннгейма единодушно признаются фундаментом особой области социологии, а именно социологии знания (или познания). Дальнейшее развитие исследований в этой области так или иначе связано с идеями этих авторов, а иногда непосредственно опирается на них.
Специфичной является позиция Роберта Мертона, одного из выдающихся исследователей в области социологии познания в более поздний период. Для него знание - это «психическая продукция», которая имеет две базы: социальную (принадлежность к классу, поколению, профессии) и культурную (ценности, этос, народный дух). Изучать следует различные виды этой психической продукции: как знания используются определенной социальной системой, социальными группами, социальными институтами.
Мертоном был предложен термин «самодостаточность пророчества», которым он обозначал степень вклада, вносимого людьми в создание таких жизненных обстоятельств, которые подтвердят их ранее существовавшие гипотезы об окружающем мире. Здесь в своеобразной форме выражена идея, которая так или иначе проявляла себя почти во всех построениях социального познания: люди создают («творят») мир, в котором они живут в большей степени, чем они живут в реальном мире. «Картинка» каждой социальной ситуации, созданной человеком, определяет образ его поведения в этой ситуации, а это, в свою очередь, влияет на поведение других, и далее - целая сеть следствий. Главный вопрос для каждого, по мнению Мертона, понять, с какой степенью объективности мы участвуем в этом «творчестве мира». В итоге Мертон приходит к мысли о необходимости формирования такой области социологии, как социология науки: именно она и должна изучать социальное познание .
На этом последнем примере очень хорошо видны характерные для социологии принципы подхода к изучению социального познания. В большей степени - это не анализ самого процесса формирования такого знания (хотя отдельные положения касаются и этого вопроса), но именно анализ связи «знание-общество». В этом смысле социологическая традиция, как и по многим другим проблемам, отличается от социально-психологической: в ней не уделяется места описанию процессов социального позна&heip;